В 1970-е годы одна восточная немка, которая жила с двумя детьми без мужа и отличалась особой любовью к порядку, начала замечать, что кто-то стал перевешивать с места на место полотенца в ванной комнате. Потом кто-то стал переставлять местами цветочные горшки. Маленькие изменения случались то тут, то там. Поначалу она заподозрила в шалостях детей, но те обиделись. Женщина была вхожа в диссидентские круги и в конце концов решила, что это проделки Штази — всемогущей восточногерманской госбезопасности. Но ни дети, ни единомышленники не могли поверить, что такое возможно. В конце концов она сошла с ума и покончила с собой. Только после открытия архивов Штази ее дети узнали, что их мама была права.
Зная такие истории, легче понять, почему в конце 2019 года случай Хольгера Фридриха — предпринимателя, который купил газету Berliner Zeitung, но умолчал о том, что несколько лет был осведомителем Штази, — вызвал такой резонанс в Германии. По доле в общей численности населения сотрудников Штази было в несколько раз больше, чем агентов КГБ. Сегодняшнюю Германию часто называют образцом такого осмысления прошлого, которое способствует укреплению демократии и мешает стране откатиться назад. Тем удивительнее может показаться, насколько скромны масштабы преследования бывших агентов Штази.
Спецслужба с самой большой долей сотрудников среди обычных граждан
Бывшая резиденция Штази в восточноберлинском районе Лихтенберг — это огромный комплекс, состоящий из пятидесяти с лишним домов и сооружений, строительство которых началось в 1950-е годы в узнаваемом стиле скромной социалистической угрюмости. С улицы видна только небольшая часть громадного квартала. Удивительно, что в годы социализма это было единственное место в ГДР, где возникали проблемы с парковкой: машина была только у каждого четвертого жителя Восточной Германии (в Западной — у каждого второго), но сотрудникам госбезопасности места не хватало.
Министерство госбезопасности, Штази (Staatliche Sicherheit — буквально «государственная безопасность»), и само было поистине гигантской структурой. Считается, что по доле сотрудников среди граждан страны (90 тысяч на 16 миллионов человек) это была крупнейшая спецслужба мира, в три раза больше КГБ. Численность «неофициальных сотрудников» была еще выше — больше 200 тысяч человек в середине 1970-х годов. Иными словами, около 1,5% населения ГДР прямо сотрудничали со Штази.
Причина в непосредственном соседстве с главным идеологическим врагом коммунистического блока в Европе — ФРГ. Значительную часть деятельности Штази составлял контроль над теми, кого просто заподозрили в намерении уехать. В результате досье было примерно на половину населения ГДР. В подавляющем большинстве случаев это были совсем небольшие дела, которые открывались по запросу отдела кадров на работе, но иногда они достигали ста томов. Многие досье распухали из-за того, что Штази руководствовалась идеей, что ненужной информации не бывает. Так, спецслужба хранила около 6 тысяч образцов человеческих запахов, которые при необходимости могли опознать собаки.
Именно из-за близости к ФРГ в начале 1970-х годов, когда Советский Союз и США договорились о «разрядке», а ГДР превратилась в «витрину социализма», Штази отказалась от практиковавшихся ранее открытых репрессий и перешла к «более тонким» методам работы, которые на оперативном жаргоне назывались «разложением личности» (Zersetzung). Обычным делом было распускание слухов о сотрудничестве со спецслужбой, но иногда Штази добивалась не просто дискредитации, но и ментального уничтожения человека. Правозащитнику Райнхарду Шульдту регулярно спускали колеса велосипеда, из-за чего он постоянно опаздывал на встречи с единомышленниками. Детей другой женщины, вовлеченной в подпольную политическую активность, перестали брать в школьные кружки, поездки, на выступления. По школе распускали слухи, что это из-за матери, которая якобы была проституткой. Таким образом Штази добилась фактического разрушения этой семьи.
На Штази работали все: мужчины, женщины (но значительно меньше) и даже дети
По мнению современных ученых (обоснованному, правда, данными самой Штази), большинство осведомителей соглашались на сотрудничество со спецслужбами по идеологическим причинам, реже в этом была материальная заинтересованность, лишь в небольшом числе случаев госбезопасности приходилось прибегать к угрозам и шантажу.
Для вербовки Штази предпочитала совершеннолетних мужчин. Среди осведомителей спецслужбы всего 17% составляли женщины. Считалось, что они недостаточно точно выполняют указания своих кураторов и проявляют излишнюю самостоятельность, а на вопрос «Почему сделали так, а не по-другому?» регулярно отвечали: «Думала, так лучше». Кроме того, встречи офицеров с неофициальными сотрудниками, как правило, назначались на обеденное время (чтобы не привлекать излишнего внимания), а женщинам было особенно трудно выкроить его из-за необходимости успеть «зайти в магазин», что в ГДР считалось женским делом. Наконец, общение женщин-осведомительниц и мужчин-офицеров иногда становилось совсем неформальным, или, в определениях социалистического времени, «аморальным». Попытка обуздать это явление с помощью запрета на встречи наедине (только в присутствии еще одного офицера) имела только ограниченное воздействие. Лишь немногие женщины сумели дослужиться до офицерского звания в Штази; одна из них занималась надзором над восточногерманскими неонацистами, так как своей нордической внешностью вызывала у них доверие.
Как правило, Штази не вербовала несовершеннолетних, но случались и исключения. Самому молодому из установленных на сегодняшний день осведомителей было 11. Мальчик рос в семье проверенных партийцев, но сам учился плохо, хулиганил и однажды попытался выкрасть классный журнал. На «месте преступления» его застиг школьный вахтер, который вызвал не кого-то из учителей, не родителей, не полицию, в конце концов, а своего куратора из Штази. Тот, недолго думая, под угрозой разоблачения заставил мальчика подписать бумагу о сотрудничестве. Однако шло оно довольно специфически: его приглашали на явку — он соглашался и не приходил, просили написать об учительнице — он соглашался и не писал... В конце концов школьника вызвали к директору (который, по восточногерманским правилам, всегда знал о завербованных учениках, чтобы исключить сексуальное насилие над ними и другие злоупотребления со стороны кураторов), устроили ему выволочку и заставили писать объяснительную, которую он начал со слов «Ябедничать — НЕХОРОШО!»
Но иногда сотрудничество Штази с подростками приводило и к более печальным последствиям. На исходе 60-х годов дрезденский священник Оскар Брюзевиц регулярно организовывал среди местной молодежи футбольные матчи. Сам он играл за более слабую команду, а самый сильный игрок всегда в другой, но каждый раз просился поиграть с ним вместе. Священник постоянно отказывался, и в итоге парень страшно обиделся на него. Проблема в том, что он был не только классным футболистом, но еще и осведомителем Штази. Донес на священника, упомянув, в частности, что, играя в футбол, тот снимает рясу и штаны, очевидно, чтобы переодеться в более подходящий костюм. В органах делу не дали хода, но спустя семь лет Брюзевиц вышел на одну из площадей Дрездена, расставил антисоциалистические лозунги, облил себя бензином и совершил самосожжение. Уже через час политбюро правящей Социалистической единой партии Германии приняло решение, что его необходимо представить сумасшедшим. На следующий день партийная газета Neue Deutschland вышла со статьей, в которой, в частности, было сказано, что священник-диссидент имел обыкновение играть с детьми в футбол без штанов.
Против открытия архивов выступали прежде всего власти ФРГ
Осенью 1989 года, с началом массовых протестов против коммунистического режима в Восточной Германии, требования ликвидировать Штази и предоставить обществу доступ к ее документам оказались в числе главных. С начала декабря, уже после падения Берлинской стены, протестующие начали занимать местные отделения госбезопасности, 15 января 1990 года десятки тысяч человек штурмовали штаб-квартиру Штази в Лихтенберге, где в эти дни безостановочно работали шредеры, уничтожавшие досье, которые в одночасье стали опасными для их составителей. Входы в здание они забаррикадировали с помощью не только стульев, столов и шкафов, но и дефицитных товаров из спецприемников, рассчитывая таким образом отвлечь протестующих. До сих пор популярна конспирологическая версия, будто заводилами толпы быстро стали сами сотрудники Штази, которые якобы увели ее от самых деликатных мест...
Начало официальной «проработке» прошлого в том же 1990 году положило некоммунистическое правительство, сформированное по итогам первых демократических выборов в ГДР. Парламентский комитет по роспуску спецслужб возглавил бывший диссидент Йоахим Гаук — будущий первый глава Федерального архива Штази и федеральный президент объединенной Германии в 2012–2017 годах. При его активном участии был разработан и принят закон «О защите и использовании персональных данных», который должен был обеспечить доступ граждан к архивам Штази сразу после объединения Германии.
Однако парадоксальным образом против выступили власти ФРГ, которые хотели включить документы спецслужбы в общую архивную систему и, таким образом, отложить их публикацию на десятилетия. Согласно одной версии, руководство Западной Германии опасалось появления компрометирующих сведений, касающихся собственной элиты; согласно другой, начала «охоты на ведьм» в самой бывшей ГДР. Но в итоге под влиянием восточногерманской общественности и западных интеллектуалов, у которых уже был опыт денацификации, решение об открытии архивов все же было принято.
Граждане бывшей ГДР, а также ученые и журналисты получили доступ к досье, хранением которых занялось специальное Ведомство по документам Штази во главе с Гауком. По состоянию на конец 2019 года с запросами на получение информации обратилось более 3,5 миллиона человек, пик пришелся на первые годы после падения социалистического режима. Правда, в полученных делах нередко содержатся большие купюры, так как сведения, которые касаются третьих лиц и могут нарушить неприкосновенность их частной жизни.
Кроме того, после объединения Германии все государственные служащие ГДР были обязаны повторно обратиться с заявлениями о приеме на работу. В эти анкеты был добавлен вопрос о сотрудничестве со Штази — официальном или неофициальном. Причем под госслужащими (нем. Beamter) в Германии понимаются не только собственно чиновники, но также судьи, прокуроры и работники государственных школ и вузов. Их анкеты отправлялись на проверку в то же ведомство Гаука.
Постепенно в немецком языке закрепилось слово Aufarbeitung, которое на русский язык точнее всего переводится как «проработка». Этим термином называют не просто осмысление, а действенную рефлексию по поводу тоталитарного и авторитарного прошлого, как правило, при активном участии государства. Она выражается, в частности, в том, что результаты научных изысканий по теме популяризируются и активно распространяются в обществе.
Несмотря на то что пример Германии во многом считается образцовым с точки зрения преодоления диктатуры, формальные численные результаты, по крайней мере, люстрации оказались довольно скромными. К декабрю 2014 года в службу по управлению архивами Штази поступило свыше 1,7 миллиона запросов на проверку госслужащих, а число уволенных составило приблизительно 55 тысяч человек.
Еще скромнее результаты уголовного преследования лиц, подозреваемых в нарушении прав человека. Из ста тысяч начатых расследований меньше полутора тысяч были доведены до суда, и подавляющее большинство осужденных получили штраф или условные сроки. Все это заставило известную восточногерманскую правозащитницу художницу Бэрбел Болей сетовать: «Мы хотели справедливости, а получили верховенство права». Тем не менее осенью 2019 года действие закона о документах Штази было продлено до 2030 года, при этом они попадут в обычный федеральный архив, что, как опасаются некоторые эксперты, может в итоге затруднить к ним доступ.