В 2016 году сотрудники американской исследовательской фирмы RAND систематизировали методы, с помощью которых кремлевская пропаганда добивается своих целей. Авторы доклада обратили внимание на то, что, резко ограничив свободу слова, российский правящий режим сосредоточился не столько на замалчивании неудобных для себя фактов (как поступали, например, в Советском Союзе), сколько на том, чтобы потопить их в пучине «альтернативных версий». Независимые СМИ — западные и русскоязычные — охотно их разоблачают, но это парадоксальным образом только придает этим версиям дополнительную легитимность, поскольку ставит в один ряд с основной и общепринятой, как минимум, по уровню обсуждения.
Но российская пропаганда пошла дальше и взяла на вооружение принципы борьбы с «фейковыми новостями», делая телезрителей и пользователей интернета участниками довольно увлекательной детективной игры — с поиском мелких несоответствий, акцентированием внимания на малозаметных деталях и обнаружением скрытых мотивов. Цель в том, чтобы примирить базовые убеждения потребителей — что российское государство не стало бы начинать войну просто так, что солдаты не убийцы, что армия не воюет против мирных граждан — с ежедневным новостным потоком. В статье для проекта Geschichte der Gegenwart филолог Сильвия Зассе анализирует, как создается полноценная альтернативная реальность.
Что мы видим — кровь или все-таки краску? Мертвое тело действительно пошевелилось? Тела убитых в самом деле расположены, как на снимках времен Второй мировой? Почему фотографии появились лишь через несколько дней после отхода российских войск? О чем говорят метаданные?
Такие вопросы к фотоснимкам обычно задают, пытаясь разоблачить фейки. Фотофорензика — криминалистическая экспертиза фотографий — стала важнейшим инструментом поиска доказательств военных преступлений. Исследовательская группа Forensic Architecture еще в 2014 году сумела доказать, что регулярные части российской армии участвовали в боях за Донбасс на стороне сепаратистов. Группа выпустила расследование под названием «Битва за Иловайск», в котором использовала материалы из открытых источников и проанализировала с помощью собственного программного обеспечения видеозаписи, спутниковые снимки и фотографии. Эяль Вейцман (Eyal Weizman), основатель Forensic Architecture, говорит об эпистемологическом сдвиге: внимание сместилось в сторону сбора материальных свидетельств, «сказанное вещами» стало важнее рассказов самих людей, жертв и очевидцев преступлений. Однако он же подчеркивает, что сам факт существования вещей не делает их уликами и доказательствами, поскольку «язык вещей» еще нуждается в «переводе» или «истолковании».
Между тем интерпретация фотоматериалов выросла в особый жанр дезинформации. Он имитирует подход судебного эксперта, его цель — исказить восприятие. В этом случае криминалистический анализ служит не поиску доказательств, а тому, чтобы сделать изучение безэмоциональным. Это холодный, технический взгляд. Не должно возникать вопросов — чье это тело, кто убит, чью квартиру разбомбили и почему? Если таким отстраненным взглядом смотреть на фотографии войны в Украине, то эмоциональный отклик заглушается, сочувствие жертвам войны отключается, вырабатывается навык смотреть на фото, ставя под сомнение его подлинность, — и этот навык преподносится как критическое мышление.
«Экспертиза» как дезинформация
Настройка такой оптики — часть российской кампании по дезинформации. С 9 марта на Первом канале российского телевидения выходит передача под названием «АнтиФейк». Около 40 минут в эфире, ежедневно. Прототипы появились еще раньше. 3 марта Даниил Безсонов, чиновник из самопровозглашенной ДНР, разместил в твиттере видео, которое, написал он, демонстрирует, «как создаются украинские фальшивки». В качестве разъяснения в клипе параллельно показаны два видео, на которых зафиксирован один и тот же мощный взрыв в городской застройке. Русские субтитры одного из видеороликов подсказывают, что его распространили «украинские пропагандисты» с целью доказать, будто это российский ракетный удар по Харькову. В параллельном видео демонстрируется, откуда запись взялась на самом деле: что она была сделана при взрыве склада вооружения (с человеческими жертвами) в тех же местах в 2017 году. Весь сюжет призван «доказать», что за неимением новых видеозаписей украинцы иллюстрируют новости о войне старыми, ведь сейчас никаких ударов не совершается.
Крейг Силвермен и Джефф Као (Craig Silverman, Jeff Kao) на сайте ProPublica уже 8 марта привели этот пример, рассказывая о фактчекинге как новом жанре российской дезинформации. В статье «Фейковый фактчекинг используется как инструмент дезинформации» (“Fake Fact-Checks Are Being Used to Spread Disinformation“) они указывают: видео, которое разоблачают как фейк, до этого никто нигде не показывал. Они пишут: «Таким образом, именно видео, якобы разоблачающее фейк, само выступает элементом принципиально новой и потенциально очень опасной кампании по дезинформации — когда дезинформация подается под соусом перепроверки фактов». Поддельное видео запустили в оборот сами псевдофактчекеры.
Тем временем российские «фактчекеры» пошли дальше показа якобы подделанных украинцами видеоматериалов. Теперь уже широко распространившиеся фотографии и свидетельства очевидцев «разоблачаются» как «постановка», а жертв «выводят на чистую воду» как актеров и статистов. Российское правительство, не способное остановить появление новых военных фотосвидетельств, применяет криминалистический подход в качестве способа исказить восприятие. Телезритель, смотрящий передачу, в которой изо дня в день изобличают фейки, становится специалистом по особо примечательным деталям, повторяющимся нюансам и мельчайшим ошибкам композиции. При этом убитые люди исчезают из поля зрения.
«АнтиФейк» и Буча
В передаче от 5 апреля речь шла о Буче, и название не оставляло сомнений: «Буча — это ФЕЙК! Доказательства». В начале эфира ведущий в ярко освещенной студии повторяет задачу: «вести свою борьбу с дезинформацией». Приглашены три гостя: молодой аналитик данных, историк-журналист и военный эксперт. Каждый играет особую роль в «разоблачении» дезинформации: один отвечает за цифровые данные, другой предлагает исторические аналогии, третий разъясняет военно-стратегическую сторону дела.
Ведущий следит за тем, чтобы были произнесены важные слова и нужные понятия; при необходимости он сам дополняет экспертов, если те не справляются. В студии на всех стенах ярко горит английское слово fake, разговор идет в быстром темпе, все изображения для перестраховки перечеркнуты красными надписями «фейк» и «fake». В таком виде в передаче появляются первые фотографии из Бучи — по словам ведущего, никому не хочется на такое смотреть. Позже он добавляет, что его самого первые видео повергли в «эмоциональный хаос», но, разбираясь в деталях видеосъемки, он сумел обуздать бурю чувств. Такова концепция всей передачи: обвинить коллективный Запад в беспредельно эмоциональной реакции, питающейся фейками, научить зрителей все видеть в правильном свете и тем самым избавиться от тяжелых чувств. Или, цитируя редакцию «АнтиФейка»: «Запад давит на Россию со звериной ненавистью. Видео, вызывающие у вас шквал эмоций, на деле могут оказаться бездушно и цинично изготовленным фейком».
Программа строится так: шаг за шагом показано, как украинские и западные СМИ используют стратегию, которую можно назвать типичной для российской дезинформации, — по превращению фактов в их противоположность. Запад обвиняется в том, что он принимает фейки за реальность. В самой же программе, наоборот, реальность последовательно препарируют как фейк: фотографии из Бучи якобы сфальсифицированы, никакой Бучи якобы не было.
Первое звено в цепи доказательств от экспертов «АнтиФейка» — «объективный анализ данных». Дата-аналитик нашел «сомнительные моменты» на 23 фотографиях, причем некоторые из этих моментов ему якобы подсказали внимательные зрители в соцсетях. Например, расположение тел на одном фото не совпадает с расположением тел на другом. Велосипеды подозрительно новые и целые. Лиц не видно — «чтобы их никто не узнал». Крови нет. Драматической кульминацией становится хронологическая шкала, которая должна показать, что фотографии убитых начали публиковаться лишь через несколько дней после отхода российских войск. Так дата-аналитик подспудно внушает зрителям мысль, что мертвые тела были доставлены на место съемки позже.
Альтернативные версии событий и исторические параллели
Второй шаг — набросать альтернативные версии. Что еще могло произойти в Буче? Для разъяснения подключается еще один эксперт, с RT. Он заметил на мертвых телах опознавательные знаки — белые повязки, такие же, какими пользуются и российские военные. А значит, легко предположить, что жители хотели показать свои пророссийские симпатии. Вывод очевиден: не могли же русские расстреливать пророссийски настроенных жителей. Так поступить могли только украинцы.
Через десять минут ведущий задает новый вопрос — об исторических параллелях, причем уже в заставке передачи были фотографии из Сребреницы и Сирии. Но сначала историк разобрал общие черты в «драматургии» расправы над мирными жителями в Неммерсдорфе 21 октября 1944 года. В этой восточнопрусской деревне после входа Красной Армии были убиты около 20 жителей. Нацистская пропаганда представила эти события как целенаправленную карательную акцию Красной Армии. Чтобы мобилизовать немецкое население против приближающихся советских войск, министерство пропаганды Геббельса уже постфактум сфабриковало фотографии расстрелянных и распустило сообщения о пытках, изнасилованиях и убийствах.
Используя сравнения с нацистской пропагандой, российский историк убивает двух зайцев сразу: проводит линию от украинцев к нацистам и с помощью полуправды придает правдоподобие собственной лжи.
Никола Гесс в книге «Полуправда» (Nicola Gess, Halbwahrheiten) отмечает эффективность высказываний, ложных лишь отчасти. Если, как в этом случае, сообщение о пропаганде нацистов правдиво, то тем самым и интерпретация фотографий из Бучи вроде бы уже и не может быть неправдой. Полуправда занимает центральное место в арсенале дезинформации, используемой спецслужбами. Штази дала такое определение дезинформации: комбинация «взаимосвязанных, правдивых, поддающихся проверке дискредитирующих фактов и ложных, правдоподобных, не подлежащих проверке и опровержению и тем самым также дискредитирующих утверждений».
Эта полуправда подпирает следующее «доказательство», а именно сравнение со Сребреницей. С 11 по 19 июля 1995 года в Сребренице военнослужащие армии Республики Сербской (Vojska Republike Srpske, VRS), полицейские и сербские боевики убили более 8000 боснийцев, в основном мужчин и мальчиков в возрасте от 13 до 78 лет. Суды ООН классифицировали эти убийства как геноцид. Но цель передачи «АнтиФейк» — представить этот геноцид как выдумку Запада и посеять сомнения в том, как трибунал ООН по военным преступлениям аргументировал свое решение. Еще в 2015 году Россия наложила вето на резолюцию Совета Безопасности ООН, квалифицировавшую события в Сребренице как геноцид.
Эмоциональный разворот
В середине программы произносится самое главное: Запад сеял и сеет ненависть к русским и сербам, а дезинформация с его стороны всякий раз подменяет правду на ложь. То есть программа последовательно вменяет в вину враждебной стороне, Западу, именно то, чем занимается сама.
Но смысл этого поворота не только в том, чтобы поменять местами реальность и вымысел, но и в том, чтобы заменить чувства людей на противоположные. Не нужно сочувствовать погибшим в Украине; не нужно их оплакивать; нельзя, чтобы чувства к жертвам заставили усомниться в войне, то есть в так называемом «спасении русскоязычного населения». Наоборот, Запад обвиняется в том, что его пропаганда только и делает, что накачивает россиян эмоциями, разжигает ненависть к России и, как говорит ведущий, создает «эмоциональный хаос», который препятствует «рациональной» оценке войны или «спецоперации». Так сострадание к мертвым становится чуждой, враждебной, западной эмоцией. В то же время «эмоциональный хаос», создаваемый самой программой, используется для того, чтобы переплавить неправильные чувства — страх, скорбь и сострадание — в гнев по отношению к тем, кто документирует убийства, к «Западу».
В итоге мы имеем дело с эмоциональной подменой. Организованная дезинформация пытается унять эмоции именно в тех случаях, когда у зрителей должны быть задеты чувства, когда при виде убийств украинцев от имени россиян им трудно было бы остаться равнодушными. В итоге на место не успевшей зародиться скорби приходит гнев по отношению к Западу. А отстраненный взгляд на фотографии превозносится как объективность.
Больше всего тревожит то, что такой взгляд навязывается не только россиянам. Поклонники теорий заговора, потребители и распространители российской дезинформации на правом и левом фланге [европейской политики] усваивают этот подход и начинают, совершенно в русле российской государственной пропаганды, выступать в качестве «критичных», «объективных» и «взвешенных» наблюдателей. Когда предвзятость с помощью риторических ухищрений выдается за объективность и рациональность, а вера в дезинформацию — за критическое мышление, это значит, что российская стратегия успешна. Так что стоит внимательно прислушаться, кто именно критикует эмоциональность министра иностранных дел Германии, а кто хвалит канцлера за его бесстрастность.
