«Можем повторить» — стикеры, на которых серп и молот «насилуют» свастику, — появились на российских автомобилях уже в конце 2000-х. Примерно с тех времен российская пропаганда клеймит «фашистами» кого угодно: от западных политиков, либералов, участников Евромайдана до всех украинцев. «Фашизм» стал ярлыком, который российская власть навешивает почти на любую критику в свой адрес. Предлогом к российскому вторжению в Украину стала пресловутая «денацификация», а в ходе полномасштабной войны появились предложения переименовать так называемую «специальную военную операцию» в «отечественную» или даже «священную войну с обесчеловечивающим сатанизмом».
При этом на Западе также уже в 2000-х годах ученые стали отмечать влияние на президента России идеологов русского национализма, таких как Иван Ильин. В работах многих историков и политологов были распространены сравнения России при Путине с Веймарской республикой или «версальским комплексом» немцев после 1918 года. Из-за реваншистской риторики Владимира Путина его также в 2000-х годах уже сравнивали с Гитлером, а в русскоязычном интернете закрепился термин «Путлер» — хотя в то время вряд ли кто-то считал возможным российское вторжение в Украину.
Канцлер Олаф Шольц (СДПГ), министр иностранных дел Анналена Бербок («Зеленые»), Фридрих Мерц (ХДС) — на фоне российской агрессии термин «война на уничтожение» стал в немецкой политике общепринятым. До войны он обозначал военные действия нацистской Германии на территории Советского Союза.
Допустимы ли такие сравнения вообще, и если да — в чем ценность таких аналогий? Берлинская газета taz спросила об этом немецкого историка Ульриха Герберта, одного из важнейших экспертов по национал-социализму.
taz/Штефан Райнеке: Господин Герберт, война, которую президент России Владимир Путин ведет в Украине, — это война на уничтожение?
Ульрих Герберт: Нет. Этот термин относится к военным действиям нацистской Германии на территории Советского Союза. Тогда целью Германии было убийство всех евреев и большей части славянского населения и уничтожение СССР. Причем в немыслимой степени этого действительно удалось достичь, миллионы людей были убиты. Это подразумевается под термином «война на уничтожение». Война в Украине, согласно актуальным оценкам, уже стоила жизни примерно 20 000 украинцев и более 30 000 русских. Это ужасная война, приносящая огромные страдания всем жителям страны, на которую совершено нападение. Если говорить о конфликтах сопоставимого масштаба, можно, например, вспомнить вторую войну в Ираке, начавшуюся в 2003 году и унесшую около 600 000 жизней. Ту войну никто не называл «войной на уничтожение». Хотя Саддама тоже сравнивали с Гитлером.
Саддама с Гитлером сравнивал в 1991 году писатель Ганс Магнус Энценсбергер. Является ли апелляция к термину «война на уничтожение» или к фигуре Гитлера попыткой убедить в своей позиции с помощью аналогий с нацистами?
Такие сравнения, особенно в Германии, предназначены для того, чтобы мобилизовать сторонников и пристыдить оппонентов. Однако аналогии с нацистами уже утратили прежнюю силу. Если с Гитлером связывать и Каддафи, и Саддама, и Трампа, и Путина, то задаешься вопросом, в чем же ценность таких сравнений для понимания феномена.
Есть ли более близкие исторические аналогии для режима Путина и этой войны?
Да, например, Милошевич, Сербия и Югославские войны. Там есть очень заметные параллели, на которые указала историк Мари-Жанин Калик. В обоих случаях мы видим, как распадающееся посткоммунистическое государство в своей внутренней политике превращается в националистическую автократию, а во внешней политике — в агрессора. Милошевич развязал гражданскую войну, жертвами которой стали около 150 000 человек. Он следовал великосербской доктрине: где живут сербы, там и Сербия. Отсюда цель аннексировать значительную территорию соседних и уже ставших независимыми государств. Тем же оправдывается и сегодняшняя агрессия против Украины. Решающими характеристиками путинского режима являются его крайний национализм и перспектива возвращения территорий, «утраченных» в 1990 году с распадом СССР, путем создания великорусской империи. Политический режим в России является националистическим, ревизионистским и империалистическим; он ведет жестокую агрессивную войну. Популярные сегодня сравнения с фашизмом здесь не очень помогают.
Но разве здесь нет сходства? В России наблюдается культ вождя, диффамация врага и мышление в терминах «свой-чужой», формируется тоталитарное общество внутри страны и развивается агрессия за ее пределами. Все это характерно для фашистских режимов. Разве нельзя провести линию от Муссолини до Путина?
Признаки, которые Вы назвали, можно найти в большинстве автократий и диктатур по всему миру. Фашистские режимы отличаются от авторитарных диктатур прежде всего массовым народным движением, которое поддерживает вождя и поддерживается им. Это народное движение воодушевляет вождя на дальнейшие действия и одновременно используется им для своих целей. Эта динамика имеет решающее значение для фашистских режимов. В России этого нет. Термин «фашизм» применительно к России — это орудие риторической войны, призванное вызывать ассоциации со злом и с врагом. Для серьезного анализа этот термин не подходит. Иначе, следуя этой логике, мы можем назвать фашистским и Китай.
Но разве нет некой пограничной зоны между диктатурой и фашизмом? Например, обладала ли военная диктатура Пиночета в Чили признаками фашизма?
Чилийская военная диктатура была жестоким режимом, десятки тысяч оппозиционеров были убиты или пропали без вести. Мы привыкли называть почти все правые диктатуры «фашистскими» и ставить рядом с преступлениям нацистского режима. Так случилось и после переворота Пиночета в 1973 году: «фашизм» был центральным понятием мобилизации против чилийского военного режима. Но в Чили не было ни культа вождя, ни фашистского массового движения, ни националистического народного движения, ни даже воинственной экспансионистской политики. Это была военная диктатура, которая с помощью США подавляла и истребляла левую оппозицию в стране, в том числе чтобы не допустить развития левого движения в Латинской Америке. Кроме того, Чили при Пиночете была настоящей экспериментальной лабораторией крайнего неолиберализма. Как видите, термин «фашизм» больше вводит в заблуждение, чем объясняет положение вещей. Прежде всего, это слово служит для демонстрации нашего отвращения. Но его значение стирается.
Россия оправдывает эту войну «борьбой с фашистами» в Киеве...
... а свою агрессию против Украины — даже заявлением о «геноциде», якобы совершенном Украиной в отношении русскоязычных граждан. Это не имеет под собой никаких фактических оснований, а служит прежде всего оправданием нападения на Украину в глазах собственного населения, поскольку таким образом выстраивается параллель с Великой Отечественной войной 1941–1945 годов: мол, и тогда, и сейчас война ведется против фашистов! Очевидно, что это абсурд, но на этом примере видно, насколько бессмысленными стали подобные сравнения.
Война в Украине описывается историками и СМИ как геноцид. Не столько из-за чрезвычайно большого числа жертв, сколько из-за попытки стереть идентичность целого народа. Путин считает украинцев «малороссами», а их страну — подчиненной частью своей империи. Имеет ли смысл в связи с этим говорить о геноциде?
Геноцид — это физическое уничтожение национального или культурного сообщества. Постоянное расширение данного термина в сторону именно культурного геноцида весьма проблематично. Ведь в таком же значении этот термин используется, скажем, ультраправыми интеллектуалами в их критике последствий массовой миграции в Европу. Цель Путина в Украине другая — отказ украинскому народу в его национальной идентичности, которая в националистической риторике приписывается России. Это жестокая, преступная концепция, но это нечто совершенно иное, нежели физическое уничтожение.
А что же?
Это завоевательная война, без оглядки на гражданские или военные жертвы, но с ограниченными целями. Характерно здесь то, что российское руководство, видимо, было убеждено в том, что путем короткой «спецоперации» удастся разгромить Украину, аннексировать восточные области, разорвать связь этой страны с Европой и Западом и включить ее в зону влияния России. По примеру того, как два года назад в Беларуси после сфальсифицированных президентских выборов при поддержке России Лукашенко жестоко подавил прозападное протестное движение, а его режим стал полностью опираться на российскую власть. Но из-за активного военного сопротивления Украины этот расчет оказался неверным, и теперь Путин делает ставку на систематическое разрушение артиллерией завоеванных городов. То же самое мы наблюдали после 1999 года во время Второй чеченской войны, число погибших в которой оценивается в 80 000 человек.
Историк Тимоти Снайдер в интервью Frankfurter Allgemeine Zeitung заявил, что «колонизация Украины была главной целью Гитлера во Второй мировой войне». Вы с ним согласны?
В книге «Кровавые земли» Снайдер убедительно продемонстрировал, что сталинский голодомор, Холокост и преследования партизан немцами затронули, в основном, Беларусь, Украину и западные территории России. Понятно, почему об этих регионах говорят, что они пострадали вдвойне: и от Гитлера, и от Сталина. Но гитлеровская война против Советского Союза была направлена против коммунизма и имела целью расистское порабощение славян. Различия между отдельными народами Советского Союза роли не играли, а Украина как государство или нация не имела никакого значения для Гитлера. Еще менее убедительно выглядит попытка Снайдера применить столь популярную сейчас в Германии антиколониальную теорию к Украине, чтобы заручиться поддержкой немцев. После 1941 года Германия в Украине была не колониальной державой, а жестокой оккупационной властью в течение трех лет. В Украине также не было каких-то специфических нацистских репрессий, которые отличались бы от оных в странах Балтии, в Беларуси или в западной России. Тезис Снайдера о том, что «главной военной целью Гитлера» был контроль над сельским хозяйством Украины, также несостоятелен. Основной военной целью нацистов было уничтожение «еврейско-большевистского Советского Союза». Получение «продовольственной свободы» за счет доступа к советскому сельскому хозяйству было лишь одной из многих других целей. Известный историк Снайдер все больше превращается в активиста, защищающего национальные интересы, прежде всего — Польши и Украины, где его считают неким спасителем. Эта роль имеет свои преимущества, но в интеллектуальном плане — и недостатки.
Есть ли для Германии некий терапевтический эффект в сравнении режима Путина с национал-социализмом? Или это [для немецкого общества] уже не важно?
Недавно в Украине состоялся суд над молодым российским военнопленным, который убил мирного жителя. Его приговорили к пожизненному заключению, на что российская сторона теперь отвечает смертными приговорами украинским солдатам из западных стран. В Spiegel online этого русского солдата сразу же сравнили с главным организатором Холокоста Адольфом Эйхманом — в материале под заголовком с измененной известной цитатой из Ханны Арендт: «Банальность русского зла». Такое могло прийти в голову только немецкому журналисту. Русский солдат убивает украинского мирного жителя, а в Германии у кого-то сразу рождается ассоциация: «Холокост!». Очевидно, в этом чувствуется какое-то облегчение: наконец-то теперь кто-то другой столь же ужасен, как некогда немецкие нацисты.
Это единственная причина, почему эти проблемные термины используются так часто?
Фашизм, «война на уничтожение» и геноцид — сегодня это слова-триггеры, апеллирующие к чести немцев или к исторической морали. Посыл здесь такой: когда-то вы уже вели войну на уничтожение, теперь это происходит снова, значит, нельзя оставаться безучастными. В то же время эта риторика направлена в адрес немецких левых либералов: вы так гордитесь своей «проработкой прошлого», теперь на примере ситуации в Украине пришло время показать, насколько вы принимаете это всерьез. Снайдер и некоторые другие немецкие политики и журналисты надеются таким образом повлиять на немецкую общественность — где мнения по этому вопросу расходятся, — чтобы обеспечить более активную военную поддержку Украины Германией. Они считают, что это принесет победу, в то время как колебания Германии будут означать поражение Украины, а то и всей Европы. Мне в этом видится абсолютная переоценка политического и военного потенциала Германии.
Должно ли правительство Германии отказаться от своей сдержанной позиции и начать поставлять Украине больше оружия, которого она требует?
Это зависит от политических и военных факторов, которые я не могу ни игнорировать, ни реально оценивать, тем более что фактическая основа крайне скудная и противоречиво-ненадежная, как это бывает всегда во время войны. Если я правильно понимаю, то у военных экспертов нет единого мнения по этому вопросу, и они оценивают исход войны скорее скептически. В любом случае, ответ на Ваш вопрос не зависит от исторических аналогий или моральных постулатов. В Украине идет агрессивная война империалистической ядерной державы и этому, без сомнения, нужно противостоять. В какой степени и до каких пор западная, и в частности германская, политика должна поддерживать Украину в военном отношении, зависит от того, как будут оцениваться военные возможности и политические риски. К «фашизму» и «Гитлеру» это никакого отношения не имеет.
