В идеальном мире Нико Пэха люди работали бы по двадцать часов в неделю, а три четверти аэропортов мира оказались бы не нужны. Общество выделило бы квоты на авиасообщение: дипломаты, журналисты, Ангела Меркель и римский папа продолжали бы летать. Остальные — большинство — оставались бы на земле. В мире стало бы на 50% меньше автобанов: именно они, по мнению Пэха, являются «кровеносной системой катастрофы». 

Люди в этом новом мире владеют меньшим количеством вещей и многим делятся с соседями: в общей собственности газонокосилки, стиральные машины, иногда даже автомобили. Никто не проводит целые дни на работе, поэтому есть время садовничать, готовить еду и штопать одежду. Новых домов больше не строят – только ремонтируют те, что есть. Никто не выбрасывает старые смартфоны и компьютеры: их чинят. Люди в мире Нико Пэха во многом обеспечивают себя сами. Их помощники в быту — швейные машины на механическом приводе, простые удочки, велосипеды. На улицах снова появляются запряженные лошадьми повозки. «Электрорабы», такие как эскалаторы или электрические зубные щетки, отслужили свое и исчезли. 

Утопия, обращенная в прошлое

В целом идеи экономиста из Германии Нико Пэха — это утопия, обращенная в прошлое. Профессор университета Зигена изложил ее в небольшой книжке: «Избавление от изобилия. Путь к экономике, преодолевшей рост».

Его теория опирается на три столпа: самоограничение (пользоваться только необходимым), самообеспечение (способность самостоятельно делать нужные вещи, чинить, делиться) — и отказ от глобализации. 

Главной мерой для каждого человека станет цифра в 2,7 тонны – это индивидуальный выхлоп углекислого газа в год. Если мировое население составляет 7 миллиардов, именно столько имеет право выделить каждый человек – тогда, согласно Пэху, каждый может вести жизнь «без мародерства». Но, наверное, самое безумное в этой фантазии о жизни, полной самопожертвования и отказа от всех благ, – что именно на этом пути человека ждет удовлетворение и счастье. По крайней мере, это обещает Нико Пэх. 

Естественно, профессора многие считают сумасшедшим. Его интервью на радио Deutschlandfunk произвело фурор. В нем Пэх призвал слушателей затеять скандал с соседями. Зачины он предлагал такие: «Послушай-ка, за какие такие заслуги ты едешь в морской круиз? По какому праву раскатываешь на внедорожнике? С какой стати в отпуск на горнолыжный курорт летишь на самолете?». Радиостанция отдельно отметила, что редакция не разделяет высказанные героем интервью взгляды. Газета Bild задала вопрос: «Это экологическая сознательность или экологическая диктатура?». И сама же ответила: «Профессор мечтает об Эко-Штази». Вокруг Пэха разразилась кампания ненависти.

Но и почитателей у него немало. Цюрихский институт Готтлиба Дуттвайлера три года подряд причисляет его к лидерам мирового общественного мнения. Пэх стоит в одном ряду с далай-ламой, Карлом Лагерфельдом и папой Франциском. Его идеи совпадают с экологическим духом времени — но он порывает со всеми, кто видит в технологии и прогрессе спасение Земли. С партией «Зеленых» он на ножах: «зеленый» экономический рост для него — химера, бессмыслица, такие проекты, как «Зеленый новый курс» (Green New Deal)», — наивные самообольщения накануне всемирной катастрофы. Пэх считает, что никакие активные действия больше не помогут. Единственное, что еще может спасти мир, — «креативное неделание».

Человек со стирательной резинкой

Мы встретились в Берлине, на съезде архитекторов, в современном конгресс-центре недалеко от Александрплац. Пэх сидит где-то в углу, с блокнотом, карандашом и стирательной резинкой. Часто вы сегодня еще встречаете человека со стирательной резинкой? На часах почти полдень, а он с трех часов утра на ногах. Пэх приехал в Берлин из Зальцбурга на поезде, потратив на дорогу шесть с половиной часов. Накануне он был в Берне. Недавно в поезде в Марселе он забыл рюкзак, и поэтому чувствует себя немного потерянным. Мобильным телефоном он не пользуется, но у него был календарь-ежедневник, который остался в забытом рюкзаке. А еще для выступления в Берлине ему пришлось купить новую черную рубашку. При всей экономии он старается соблюдать гигиену — по его словам, ему важно быть чистым и не производить отталкивающего впечатления. На нем черная рубашка и его «лекционные джинсы» – видимо, единственные брюки без дыр и заплат. Ансамбль дополняют крепкие ботинки. Только бакенбарды придают образу некоторую эксцентричность. 

Свою жизнь Пэх организовал примерно так, как описано в его книжке. Приглашения из Америки, Азии и Африки не принимаются. Летал он в жизни только однажды, в Вашингтон, и только потому, что руководитель его докторской диссертации пригрозил в противном случае прилететь в Германию. В остальном он не чужд гедонизма. «Я очень люблю вегетарианскую региональную кухню. Вегетарианская пицца — отличная вещь. До ужаса люблю пиво. Играю на саксофоне, обожаю музыку и литературу». Он проводит различие между большой и малой роскошью. Большая роскошь – разрушительна: перелеты, автомобили, круизы. 

В Берлине Пэх участвует в круглом столе экспертов на тему «Два градуса как цель. Каким может быть вред от строительства?» Для Пэха вопроса тут нет: строительство наносит страшный вред, строительная индустрия дает 30–40% всех выбросов СО2.

Собравшимся архитекторам Пэх рассказывает о том, что со строительством необходимо покончить. В будущем архитекторам следует ограничиться ролью «консультантов по стилю жизни», помогать клиентам улучшать показатели по CO2. Однако архитекторы его не только не прогоняют, а, напротив, радостно ему хлопают. В этом зале в концентрированной форме представлен главный парадокс нашего времени. Архитекторы аплодируют идее упразднить их профессию – но завтра в своих бюро они займутся проектированием очередного семейного коттеджа. 

Я хочу, чтобы люди осознавали, насколько они себя обманывают

Пэх считает, что в западном обществе не хватает критики: «Нельзя же молча смотреть на то, как массы людей совершают экологический суицид». Пока люди разрушают окружающую среду, не только не понимая, что делают, но еще и радуясь и гордясь своими разрушительными достижениями — Пэх как ответственный гражданин не может сидеть сложа руки. «Если я как ученый уже ничего не могу сделать для спасения мира, то мне остается только разоблачать самообман, которому люди предаются. Возможно, для этого мне приходится делать из себя посмешище, выступать в роли клоуна. Лучше быть смешным, чем надменно игнорировать факты». 

А может быть, он просто не умеет справляться с противоречиями в жизни? «Конечно, жизнь не обходится без противоречий, — соглашается Пэх. — Но речь идет о выживании. 95% человечества возмущены, что для защиты климата делается недостаточно. При этом 70% из них живут абсолютно не по средствам». 

Люди находятся в парадоксальной ситуации: «На выборах сейчас надо голосовать за ту политику, которая покончит с привычным образом жизни. Кто же на это согласится? Никто, конечно, — это был бы уже не парадокс, а шизофрения». Так что же в таком случае делать демократу? «Надо начинать потихоньку подтачивать большинство. Сначала нам нужно измениться самим — чтобы затем изменить политику». 

Именно эта идея — начать перемены с себя — очень мало кому нравится. Недавно один режиссер назвал Пэха садистом, а один журналист встретил его словами: «Ага, вот каково пожать руку человеку, которого ненавидит вся Германия». Злят его такие вещи? — «Нет. Я не мальчик. Я знаю, что мои идеи людей провоцируют. Я и сам понимаю, что я не подарок. Но я не могу иначе».

Сам он считает, что как ученый не имеет права провозглашать абсолютные истины. Все, что он может себе позволить, — выдвигать тезисы. «Не хочу никого принуждать к счастью, я всего лишь немного подталкиваю людей, создаю легкий дискомфорт». Однако именно ему принадлежат и такие слова: «Не хотите своего собственного счастья — пропадайте, Бог в помощь!» Живи недолго, зато на всю катушку — так тоже можно. «Почему бы нет?, — говорит Пэх. — Но нужно принять решение. Я хочу конфронтации. Я хочу, чтобы люди осознавали, насколько они себя обманывают». 

Он считает, что раньше люди жили более счастливой жизнью — меньше боялись будущего, меньше испытывали стресса, меньше стремились к успеху. В семидесятых тебе предлагали двойную порцию картошки-фри или кусок пиццы — и ты уже был счастлив. Нужно и сейчас понизить планку, вернуть стандарты счастья поближе к земле. 

Я говорю с Пэхом и думаю: а что если он прав? Может быть, через сорок лет мы все будем жить так же, как он? «Разумеется, это станет нормой, — уверен Пэх, добавляя, — Кризис обострится, температуры будут все выше, цены на нефть вырастут, финансовый мир рухнет — вот тут и закончится жизнь, к которой мы привыкли. Мы движемся к краху, который не оставит нам выбора: придется меняться». И тогда все выиграют от того, что есть такие люди, как он. Тогда он встанет и скажет: «Вы над нами смеялись. А теперь радуйтесь, что у нас наготове альтернативный план. Вы, правда, не хотели жить по такому плану. Но теперь уж выбирать не приходится». Пэх произносит это не столько с торжеством в голосе, сколько с радостью. Он уверен: в конце окажется, что он был прав.