Медиа

Фотодневник из Киева

Фотограф: Мила Тешаева

Немецкая версия

Источник dekoder

Развалины разбомбленного дома в Бородянке / © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 24 апреля 2022

Все последние недели я каждый день езжу в маленькие города и села к северо-западу от Киева. C самого первого дня, когда российские войска ушли и все, кто выжил, вышли на нетвердых ногах из подвалов и увидели вокруг себя невероятный ландшафт смерти. До последнего дня, когда все сгнившие российские танки были убраны с дорог и почти все тела из наспех вырытых могил во дворах и огородах были перезахоронены. Все эти недели я храню молчание в моем дневнике. Это молчание – во мне самой. 
Так же молчаливы пожарные, которые ищут тела под развалинами девятиэтажного дома в Бородянке. Молчат и добровольцы, приехавшие на грузовике забрать уложенные ровными рядами тела в черных пластиковых мешках. 
Молчание – от невозможности осознать то, что произошло. Осознать, что происходит. Внутри нет места для горя, и даже для гнева. Словно та бетонная стена, что погребла под собой людей в Бородянке, придавила всех нас, тех, кто стал этому свидетелями. 
Эти последние недели я почти полностью перешла от фотографии к видео. Фотографии как будто недостаточно. Потому что вокруг меня люди, и им нужно говорить. Тем, кто испытал унижение, когда в их дом пришел враг. Враг, наделенный властью казнить и миловать. Я бы хотела обнять каждого из них. Я бы хотела унять их лихорадку. Берлинский друг написал мне: «Уезжай оттуда, ради жизни». Но я не могу уехать. Эта война – не чужая, я не могу уехать и забыть. Где бы я ни была, она останется со мной. Моя собственная история разворачивается вокруг меня. И мне важно ее запечатлеть. Говорить об этом, может быть, я буду потом.


Буча, 4 апреля 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 4 апреля 2022

Вечером после Бучи я получаю сообщение: любимый друг погиб в Мариуполе. Мантас. Талантливый, красивый, бесстрашный и удивительно великодушный, любимый женщинами, обожаемый мужчинами. Почти как бог. Боги бессмертны, вот почему он продолжал снимать в Мариуполе до последнего дня. 

В эту ночь моя защитная броня разлетелась на куски. Утром я слышу, что Россия объявила фейками фотографии из Бучи. Я собираю осколки брони и просматриваю фотографии мертвых тел на улицах. Мне нужно решить непростую задачу: я должна показать и рассказать о том, что я видела, но мне нужно как-то пощадить тех, кто эти фотографии будет смотреть.


Буча, пригород Киева, 3 апреля 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 3 апреля 2022

Смерть преследует меня на каждом шагу. Я все еще стараюсь не впускать ее в себя, съеживаюсь в какой-то бесформенный комок с шипами наружу, подобный тем, что лежат нынче на всех дорогах и улицах моей страны. Но как только остается позади последний контрольный пункт перед Киевско-Житомирским трактом, смерть обступает меня со всех сторон, она повсюду, она будто шепчет: «Смотри сюда, не отводи глаз».

Мы едем по узким лесным дорогам на Бучу и Ирпень, едем медленно, среди осколков снарядов, остатков российских танков и останков людей, пришедших на мою землю, чтобы разрушить ее. На въезде в Бучу обрывок рекламного плаката: «Дом вашей мечты в лесу». 

Пустые черные глазницы домов смотрят на улицы, по которым движется небольшой автобус с надписью «Груз 200», собирающий тела убитых. Команда «Груза 200» трудится уже несколько дней, но работы впереди еще много.

Убитые русскими люди – повсюду: в квартирах, домах, подвалах, они зарыты в садах и братских могилах, разбросанных по городу. Я иду по улице, держась на расстоянии от убитых, гляжу на позы, в которых их застала смерть, и спрашиваю себя, о чем думали те, кто отнял у них жизнь.

Оставшиеся в живых горожане выходят из своих убежищ, многие радостно улыбаются, как будто уже наступила новая жизнь и все ужасы позади. Берут нас за руки, благодарят за то, что мы приехали, за то, что мы все это увидели, за то, что нам не все равно. Впервые с начала войны у меня нет слов, мне нечего сказать. Людям выдают коробки с едой, и они исчезают. Смерть глядит на меня с обочины, где еще час назад лежало тело женщины с красным маникюром. На ветру скрипят остатки плаката с рекламой недвижимости.


Киев, 31 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»
Киев, 31 марта 2022
Кажется, сегодня первый день настоящей весны. И первый день без сирен воздушной тревоги – пока, во всяком случае. Может быть, поэтому на улицах Киева сегодня так оживленно. Девушки на высоких каблуках, велосипедисты – где они прятались весь этот месяц? Город возвращается к нормальной жизни, если слово «нормальный» вообще еще имеет какой-то смысл. 
Городская администрация только что объявила, что уже завтра, первого апреля, откроются учреждения культуры – включая театры и кино. Правда, было сказано, что в случае возобновления воздушных налетов все зрители должны будут немедленно спуститься в бомбоубежища. Я представляю себе, как, сидя в подвале с Гамлетом, листаю сайты билетных касс.


Киев, 27 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 28 Марта 2022

Уже месяц как идет война. Месяц это 30 дней, и каждый из них приносит со всей страны новости, которые разум отказывается принять. Каждый день я говорю всем кого встречаю в Киеве бессмысленную фразу: «Все будет хорошо!». В этом есть непринятие того, что происходит. Непринятие как инстинкт выживания. Я не могу позволить впустить в себя убитых русскими солдатами детей, я закрываю мозг и душу, чтобы не превратиться самой в пепелище. Каждый день я думаю, что то, что уже случилось, это самое страшное, что могло случится, хуже уже быть не может. И потом наступает новый день.

В последние дни я много думаю о жизни и о чувстве вины. Я так хочу, чтобы в Киев вернулись люди, я радуюсь как ребенок, встретивший Санта Клауса, когда вижу вновь открывшуюся кофейню в городе. Но вслед за гордостью и счастьем, что жизнь продолжается, на меня накатывает чувство вины. Вина наслаждаться кофе в Киеве, когда в этот самый момент горит дом на окраине моего города. Вина хохотать с друзьями, когда тысячи людей в моей стране рыдают от горя и ужаса. Мои мысли перекликаются с мыслями многих, кто остался здесь. Месяц войны – это очень много. Я чувствую, что лично для меня отказ от сиюминутной радости, принятие правил навязанной мне войны – это унижение, которое невозможно принять. Поэтому я выхожу с утренним кофе на балкон и говорю соседке: «Все будет хорошо!»


 
Киев, 20 Марта 2022. Татьяна работает волонтером в Зоо Патруле в Киеве и спасает домашних животных из запертых квартир. В первые дни войны многие люди уехали из своих домов в панике. Поскольку они думали, что их не будет всего несколько дней, они оставили своих кошек и собак за запертыми дверями. В последние недели они стали связываться с киевским Зоо Патрулем и просить о том, чтобы их животных спасли. © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»
 

Киев, 21 марта 2022

Последнюю неделю в Киеве я просыпаюсь от солнца, пробивающегося через малейшие щели, не дающего мне шанса пропустить свидание с утром. Все окна в Киеве наглухо зашторены на ночь, это световая маскировка города, в котором не менее восьми раз на день завывает воздушная тревога, сопровождаемая глухими залпами ПВО. Звук воздушной тревоги вызывает ноющее беспокойство внутри, тревогу, которая появляется где-то на полпути между грудной клеткой и желудком. Я провожу эти дни в Киеве с очень разными людьми – пенсионеркой Ольгой, волонтерами Зоо Патруль, парикмахером Ришадом, и многими другими. Где бы мы ни были, при звуке воздушной тревоги мы замолкаем, смотрим друг другу в глаза, как будто проверяя появление комка тревоги внутри, потом выдыхаем и продолжаем работать дальше. За 26 дней войны этот короткий момент принятия и преодоления тревоги стал нормой, необходимостью для продолжения жизни, для поддержки тех, кому в этот момент сложнее, чем тебе.

Каждый день, в полдень, из динамиков на майдане играет старая песня о любви к Киеву. Иногда звуки песни смешиваются с воем воздушной тревоги. Я смотрю на людей, проходящих мимо под звуки песни, которую знают все, в этот момент они улыбаются своим мыслям. А солнце заливает город, который невозможно победить.

 


Киев, 15 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Львов, 15 марта 2022

Я ночую в квартире моих киевских друзей, которые в начале войны переехали во Львов и с первых дней войны сумели организовать стабильную систему пожертвований из Израиля, на которые они покупают и распределяют лекарства по больницам и людям по всей Украине. Жека, Сержо, Леха, Юля – мы дружим давно, и хотя стали старше, стиль разговора остался прежним – ежесекундно смеемся: друг над другом, над всеми остальными, и в эту встречу ничего не поменялось. 

Утром пьем кофе, сидя на полу крошечной кухни, и тут Жека получает сообщение от своей матери. В телефоне – фотография их дома в Киеве, советская девятиэтажка, российская ракета ударила в него час назад, дом горит. Жека смотрит в свой телефон, я вижу, как ее лицо застывает, она отказывается верить, звонит матери и повторяет «нет, нет, это не наш дом». Я слышу голос ее мамы, тихий и спокойный. «Вот так», говорит мать, «у нас больше нет дома. У нас больше нет прошлого». 

Жека не тот человек, чтобы впадать в отчаяние. Она говорит – это ничего, не проблема, победим в этой *** войне и построим себе новый дом. Вечером она достает ящик пива – чей-то очень щедрый подарок, это настоящее сокровище, учитывая, что продажа алкоголя в Украине сейчас запрещена. Мы сидим у них на кухне, мы не думаем о том, что случилось, и мы снова смеемся. 


Львов, 14 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Львов, 14 марта 2022
Никогда не видела Львов переполненными такими толпами, как в эти дни. Внезапно он стал чем-то вроде новой столицы всех событий, всемирным перевалочным пунктом, сюда все приезжают и отсюда все куда-то едут. Это начинается уже на границе, где иностранные волонтеры пешком идут в Украину, а в обратную сторону стоят толпы женщин и детей, ожидая своей очереди перебраться через границу. Приходят поезда с Востока, битком набитые беженцами, и отправляются обратно, груженые солдатами и гуманитарной помощью с Запада. Университетские преподаватели разбирают горы детской одежды и игрушек в городском театре, а модный ресторан тысячами готовит бутерброды для солдат. 

Я приехала во Львов немного отдохнуть после напряженных дней в Киеве, но отдыха нет в помине; все, с кем я тут вижусь, заняты, организуют эвакуацию людей с Востока или доставку бронежилетов на Восток, работают в таком темпе и с такой сосредоточенностью, каких сами в себе раньше не подозревали. Это ошеломляет и трогает одновременно, и я чувствую, что оказалась в муравейнике, где каждый знает свою роль, все как один идут к общей цели – положить конец войне. 

 


 

9 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 10 марта 2022
Несколько лет назад мои друзья начали необычный для Украины бизнес: они превратили никому не известную деревню возле Киева в лавандовый рай. Начав с небольшого склона возле дома, они каждый год расширялись, учились на ошибках, радовались успехам, и в прошлом году, наконец, реализовали свою амбициозную мечту – открыли Лавандовый Парк, фиолетовыми волнами раскинувшийся на гектарах Васильковских холмов. Этот год обещал быть по-настоящему успешным и должен был вознаградить их за годы работы. 

Мы приехали в ним, в их дом, пахнущий лавандой, ставший для них крепостью. После взрыва нефтебазы в соседнем Василькове они вывезли детей в Румынию и вернулись обратно. Сергей вместе с соседями каждую ночь патрулирует деревню. У него нет оружия, только очень хороший нож, которым он пока что не умеет пользоваться и то и дело ранит об него руки. Юля занимается нарезкой шампиньонов на дружественной соседской плантации; шампиньоны они отправляют в Киев, туда, где не хватает еды. Света координирует эвакуацию людей из Киева. Вечерами они выключают свет,  чтобы не привлекать диверсантов, и при свете свечей читают сводки с фронта. Время от времени над домом что-то пролетает и с запозданием доносится звук. За 14 дней войны мои лавандовые друзья научились различать, что несут в себе эти звуки. Мне очень хочется остаться с ними в этом доме, где очень вкусный кофе, тепло и пахнет лавандой.  
 

 


 

Разрушенный жилой дом в Василькове, к югу от Киева, 8 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»
Киев, 9 марта 2022
С первых дней в Украине я не выпускала свои чувства наружу, старалась думать, что в будущем все будет хорошо, улыбалась сквозь слезы и пыталась утешить тех, кто в этом нуждался. Я привыкла к звукам налетов и взрывов. Каким-то образом я отстранилась от этой войны, но теперь она медленно проникает в мое тело и душу. Прошлой ночью мне снилось, что я попала под перекрестный огонь  – это первый сон о войне с тех пор, как я сюда вернулась. И во сне война ощущалась как что-то, с чем я свыклась.


Двор убежища, в котором 310 человек живут уже 12 дней. Киев, 8 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

8 марта 2022

Восьмое марта. Я говорю с людьми в убежище. Один человек где-то нашел цветы. Примерно через час мужчины хотят подарить цветы всем женщинам в убежище.


Ирпень © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 7 марта 2022 
 
На следующий день после нашей первой поездки в Ирпень уже тысячи людей собираются под мостом в ожидании возможности перейти через реку. Бои продвинулись к центру города, командир Саша больше не берет трубку. Но город Ирпень еще не взят. 

6 марта депутат из Киева сказал нам, что они пытаются договориться о гуманитарном коридоре из города для мирных жителей. Договоренность была достигнута, но несколькими часами позже по группе людей, пытающихся спастись, в черте города ударил минометный снаряд и убил восемь человек.

В вечерних сумерках командир территориальной обороны приехал из города с этой новостью. Мы стояли в нескольких километрах от Ирпеня. Он не мог сдержать слез даже перед камерой, рассказывая о кошмаре, который он только что видел. 

7 марта 2022 мы снова приблизились к въезду в город. Выстрелы раздавались так близко, что я не могла подойти к мосту. Машины скорой помощи раз за разом проезжали от Ирпенского моста к окраине Киева, вывозя оставшихся людей.

Город все еще не был взят. 


Ирпень, 4 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 4 марта 2022

Мост через речку – самая короткая дорога из центра Киева в лесной пригород Ирпень. Он был взорван украинскими военными на второй день войны. Сейчас это единственный выход из города, в котором живет около 60 тысяч человек. Со всех остальных сторон он окружен русской армией, вежливо напоминающей о своем присутствии ежеминутными обстрелами.

Мы хотим попасть в город, где нас ждет Саша Моркушин, мэр Ирпеня, по совместительству – командир территориальной обороны. Встречу с ним в городе под обстрелом удалось организовать друзьям друзей, потому что сейчас все друзья друзей и твои друзья тоже. Добраться туда непросто. Пройдя десяток блокпостов, ты доезжаешь до разрушенного моста, оставляешь машину, спускаешься под мост, переходишь речку, балансируя по наспех уложенным сосновым доскам, карабкаешься по обломкам бетона и ждешь, когда из города приедет машина с вооружеными людьми. На ней ты приезжаешь в место, из которого хочется поскорее уехать. Мэр-командир с автоматом наперевес оказывается добродушным толстяком, который вместе с начальником ЖЭКа, мебельным мастером и другими людьми приблизительно такой же профессиональной подготовки уже 10 дней держит оборону города.

Звуки взрывов начинают учащаться, и мы поспешно уезжаем обратно к мосту. Из Ровно приехали автобусы, организованные местной баптистской церковью, чтобы забрать людей из города. Многие из тех, кто до этого не думал об отъезде, осознали, что это, возможно, последний шанс бежать.

Количество людей, идущих по сосновым доскам через реку, увеличивается. Люди несут замотанных в шарфы собак и кошек, у кого-то единственный багаж – это ультра-модный велосипед, кто-то тащит несколько огромных чемоданов. Мало времени для принятия решения о том, что взять с собой, мало сил на этот путь, много страха перед неизвестностью. Они перебираются по доскам, ускоряя шаг, постепенно переходят на бег. Я стою совсем рядом, но они меня не видят. Я начинаю ощущать весь ужас того, что  происходит здесь и сейчас, и меня пронизывает бесконечная горечь: я не понимаю, за что им – нам – этот ужас. 

И меня наполняет ярость по отношению к тем, кто принес сюда этот ужас.


Майдан, 3 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 3 марта 2022, вторая половина дня 

Киев готовится к бою. Все произошло за одну ночь – наутро мы проснулись и увидели баррикады, растущие чуть ли не на каждом углу. Я подхожу к одной из них, здесь работают около сотни людей - быстро, тихо, организованно, как муравьи. Старики вместе с девушками хипстерского вида разливают по бутылкам коктейли Молотова. Другие строят стены из автопокрышек и мешков с песком. Мы разговариваем, смеемся, я обнимаю людей, с которыми только что познакомилась, мы прощаемся и обещаем друг другу скоро увидеться снова. С этой минуты я чувствую себя спокойнее, каким-то образом отступают все мои страхи и мысли о том, что надо успеть спастись из города.

Есть что-то очень правильное в этих людях, которые остаются в городе, готовятся к худшему, но твердо надеются на лучшее. Их сила начисто лишена пафоса, их уверенность убеждает. С ними я чувствую себя в безопасности – с теми, кто остался в Киеве, вместе с кем мне, возможно, придется пережить то, что на нас надвигается.
 
В этот день я встречаю множество самых разных людей – от молодых участников гражданской обороны до членов Рады – и все говорят, в общем, одно и то же. Русские могут разрушить Киев, но невозможно разрушить Украину и украинцев. Никто не хочет умирать, но никто не готов сдаться.
 
Есть что-то совершенно особенное в этой глубокой внутренней свободе. Почувствовав ее вкус однажды, прожив с ней хотя бы один день, ты уже не сможешь жить без нее.


Фото: Парк Владимирская горка, Киев, 2 марта 2022 © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»

Киев, 3 марта 2022

Я в Киеве, моем родном городе, иду по центральным улицам, где чуть ли не каждый камень – часть меня самой. На улице холодно, и в нормальной жизни я бы свернула в какой-нибудь уютный ресторанчик и позвонила оттуда друзьям, чтобы вместе с ними выпить по бокалу вина. Но сегодня от нормальной жизни не осталось ничего. Я – единственный пешеход на Крещатике, главной улице Киева. Почти все мои друзья спешно покинули город, когда начались постоянные ракетные обстрелы. То, что происходит – немыслимо, мое сознание отказывается это вместить. Началась ВОЙНА, она пришла в мою страну, в мой город. 

Решение ехать в Киев я приняла в первый же день войны. Острая потребность быть здесь никак не связана с желанием вести репортажи из горячей точки. Если война пришла в мой дом, мне просто хочется быть дома. И дело вовсе не в фотографии, дело во мне, моем месте, моей истории и истории всего мира, которая в эти дни пишется здесь.

Все мое детство прошло под завораживающие рассказы моей бабушки, которая прожила в Киеве все годы оккупации, с 1941 по 1944, и дедушки, который, будучи военным музыкантом, дошел до Кенигсберга и Манчжурии. Война никогда не была для меня чем-то реальным, но теперь она пришла ко мне. Моя племянница и двоюродный брат, сидя под обстрелом на северной окраине города и плача от страха, позвонили мне на третий день войны, умоляя меня выйти на улицы Берлина, помочь им, защитить их. Тысячи людей во всем мире вышли на уличные протесты, но действительно ли это может как-то помочь?

Я иду по центру Киева, по вымершим улицам военного города. Возле здания городского совета стоит одинокая пожилая женщина. Когда мы подходим к ней, она начинает умолять нас связаться с канцлером Германии; говорит, что она знает, как остановить Путина, она наверняка знает! Мы идем дальше.


© Ostkreuz

Мила Тешаева родилась и выросла в Киеве. С 2010 года она живет в Берлине. С 2004 года она работает над долгосрочными проектами на территории бывшего СССР, в частности, в последние годы она занималась Кавказом и Каспийским регионом. Ее фотографии были опубликованы в различных изданиях, таких как «Courrier international», «British Journal of Photography», «Time Magazine», «Magazine Lightbox» и многих других. Лауреат многих международных премий.

Публикации (выборка):
InselWesen, Kehrer Verlag, 2016
Promising Waters, Kehrer Verlag, 2013

Персональные выставки (выборка):
MIT Museum Boston (USA 2018)
Museum Europäischer Kulturen (Berlin 2017)
Haggerty Museum of Art (USA 2015)
Blue Sky Gallery (USA 2015) 
Museum an der Westküste (Föhr 2014) 


Фото: © Мила Тешаева/Ostkreuz для «декодера»
Текст: Мила Тешаева
Фоторедактор: Анди Хеллер
Опубликовано: 06.03.2022

читайте также

Гнозы
en

Брестская крепость: другой взгляд на легенду

Брестская крепость стала одним из важнейших для Советского Союза мест памяти о Великой Отечественной войне. По сей день для Беларуси и России крепость служит символом героического сопротивления немецким захватчикам в первые дни войны, символом любви к родине и самопожертвования. Немецкий историк Кристиан Ганцер предлагает другой взгляд на историю Брестской крепости. Он обращает внимание на то, что традиционный нарратив основан на источниках сомнительной достоверности, которые распространились через много лет после окончания войны.

Версия, которую предлагает Ганцер, может показаться попыткой «дегероизировать» подвиг защитников крепости. Но сам он полагает, что возвращает в историческую память реальных солдат и офицеров, которые в результате боев оказались в немецком плену (а таких в гарнизоне было подавляющее большинство) и которые потом участвовали в создании этого героического нарратива — поскольку в противном случае им могли грозить обвинения в «трусости» и «предательстве». По мнению Ганцера, этот нарратив еще и ретушировал жертвы немецкого вторжения среди мирного населения — о них просто забыли, сконцентрировавшись на героях обороны.

DEUTSCHE VERSION

Там, где река Мухавец впадает в Буг, в XI веке возник город Брест. При Николае I, в 1830 году, город снесли и выстроили заново чуть восточнее. Сделано это было ради сооружения мощных укреплений, которым предстояло усилить границу между царской империей и образованным после Венского конгресса 1815 года Царством Польским. Крепость стоит на четырех островах, окруженная двумя реками и искусственными рвами, а ее общая площадь составляет около четырех квадратных километров. Внешние острова укреплены земляными валами, а центральный укреплен круговым двухэтажным зданием казармы с мощными стенами. 

План Брестской крепости в 1830х годах1

В августе 1915 года германские и австрийские войска без боя взяли и город, и крепость, оставленные и частично разрушенные при отступлении российских войск. 3 марта 1918 года здесь был подписан Брестский мир. Согласно Рижскому мирному договору 1921 года, город и крепость отошли новообразованному польскому государству и оставались польскими до того, как осенью 1939 года Германия напала на Польшу, а СССР аннексировал восточную часть этой страны, после чего советским стал и этот город. Брест был важным транспортным узлом прямо на границе захваченной немцами Польши. Военный контроль над этим транспортным узлом осуществлялся из крепости. 

Ранним утром 22 июня 1941 года с линии, протянувшейся от Балтийского до Черного моря, Германия напала на Советский Союз. В этот день, среди множества других, границу в составе группы армий «Центр» пересекла 45-я пехотная дивизия вермахта. У нее был приказ — неожиданным броском занять город и крепость, чтобы обеспечить прикрытие планируемой «Первой танковой магистрали».

Город был взят быстро, однако крепость держала сопротивление. Около 9 тысяч советских солдат и командиров оказались заперты в крепости, и многие из них приняли бой. Спустя три дня тяжелые бои были завершены; сохранялись отдельные очаги сопротивления, которые давали отпор агрессору еще два дня. Вечером пятого дня войны, 26 июня 1941 года, оборонялся только один редут на северном острове крепости, так называемый Восточный форт. Два воздушных налета Люфтваффе вынудили защитников форта капитулировать вечером 29 июня. 

Спустя три дня после окончания боев, 2 июля 1941 года, основная масса 45-й пехотной дивизии покинула Брест и двинулась на восток, оставив на месте лишь небольшой гарнизон. Не сохранилось свидетельств боевых действий в последующие дни. За одним исключением: в ходе атаки 23 июля 1941 года ранения получили несколько немецких солдат и был взят в плен советский командир2

Динамика потерь в боях за Брестскую крепость на основе первичных источников / © Кристиан Ганцер, лицензия CC BY-SA 4.0

Всего в боях погибло около 430 немцев, осаждавших крепость, и около 660 было ранено. Погибло около 2000 защитников крепости. Еще 6800 красноармейцев попали в плен — около 75% гарнизона крепости. 

Рождение легенды

Приведенные цифры свидетельствуют о том, что бои довольно быстро закончились поражением защитников крепости. Но после войны вокруг Брестской крепости образовался героический нарратив, который советские журналисты, партийные идеологи и литераторы далеко увели от фактов. В этом нарративе уступающие врагу числом, не имеющие воды, продовольствия и боеприпасов советские солдаты переходили в наступление, убили множество немцев и долгие недели держали оборону. Верные присяге, они предпочли смерть пленению. Их готовность к безусловному самопожертвованию доказала их превосходство и беззаветную любовь к советской Родине и коммунистической партии. Согласно легенде, защитники крепости целый месяц удерживали на месте всю дивизию вермахта, и немцы впервые почувствовали, с чем им придется столкнуться. Так были заложены первые камни в фундамент Великой победы. 

Показателен образ майора Петра Гаврилова, который, согласно этой версии, даже 23 июля, на тридцать второй день с начала войны, один сражался против захватчиков. Обессиленный, он не сдался — но был захвачен в плен. 

Борьба до последней капли крови и продолжительное сопротивление были главными опорами героического нарратива. Поэтому тема военнопленных осталась в тени — несмотря на то, что в плену оказались три четверти защитников крепости. Пленные выпали из официального советского нарратива. Их удостаивали упоминанием только в тех случаях, если возникала необходимость в них как в свидетелях событий. 

Проблема источников

Поскольку большинство участников событий побывали в немецком плену, а это приравнивалось в Советском Союзе к измене Родине, то у них были веские причины говорить о себе как о непреклонных патриотах, и они в принципе не упоминали выброшенные белые флаги или капитуляцию. Потому многие воспоминания тех, кто служил в гарнизоне Брестской крепости, содержат преувеличения или даже прямые искажения. Их использовала советская машина пропаганды — но и они пользовались ей, чтобы как военнопленные избежать стигматизации, которая очень часто вела к преследованиям и дискриминации. 

В статьях и стихах, выходивших в первые годы после войны, бои в Бресте представали событием местного значения. В 1948 и 1951 годах в советской прессе появилось несколько объемных историй, которые через армейские издания распространялись на весь Союз. Но любой, кто до середины 1950-х годов обращался к теме Брестской крепости, сталкивался с одной и той же проблемой: источников практически не было. 

Курсировали одни лишь фрагменты донесения командира 45-й пехотной дивизии вермахта в переводе на русский язык (местами ошибочном)3. Копия этого документа зимой 1941-1942 годов оказалась в распоряжении советских военных. Но для создания героического нарратива это донесение явно не годилось, в частности потому, что там речь шла о многочисленных пленных. 

Других прямых источников не было, и журналисты дали волю фантазии. Они рассказывали историю, в которой подвигов было много, а пленных не было вовсе. Сами события постепенно растянулись с 8 до 32 дней. История обрела форму, которую новые авторы наполняли событиями и героями, часто буквально вымышленными. 

Война, какой она должна была быть

Легенда о героической Брестской крепости уже в общих чертах сформировалась и благодаря многочисленным публикациям распространилась по Советскому Союзу, когда писатель и журналист Сергей Смирнов обратился к этой теме в 1954 году. Он первым начал систематически разыскивать участников событий, а кроме того, у него была возможность часто выступать по всесоюзному радио — благодаря чему ему начали писать ветераны Бреста со всей страны. Он проводил с ними подробные интервью, но некоторые из его собеседников уже были знакомы с публикациями по теме и строили свои рассказы по имеющимся образцам. 

Смирнов использовал их рассказы и большую часть мотивов, заимствованных из патриотически окрашенных произведений своих предшественников, а также ввел в оборот тщательно отобранные фрагменты единственного известного аутентичного документа. Из этого материала он создал «подлинную историю» о «безграничном мужестве» и продолжавшихся долгие недели боях — хотя ни один источник сам по себе не покрывал периода длительностью более восьми дней4. Книга получила большую популярность среди читателей. Смирнов получил Ленинскую премию, его занятия обороной Брестской крепости сделали историю очень популярной. 

Тогда же в крепости открыли первый небольшой музей, а в кинотеатрах показали первый фильм. Начиная с 1957 года число художественных произведений на эту тему бурно росло, причем в стороне не остались ни литература, ни кино, ни живопись. В 1971 году был открыт мемориал в Бресте. Лишь наука оставалась в тени: советские историки никогда не занимались темой «героической защиты» Брестской крепости, в публикациях они ограничивались ссылками на героизированную художественную литературу и отредактированные воспоминания участников5. Легенда не должна была подвергаться анализу и сомнению. 

В официальном нарративе о защите Брестской крепости нашлось место преувеличениям, умолчаниям, искажениям, иногда прямому вымыслу, он строился на очень вольном обращении с источниками, но прежде всего — на огромном желании, чтобы война была именно такой, какой ее хотели видеть. Насколько это видение было подчинено политической конъюнктуре, видно по тому, как менялась культура памяти: если в первые годы после войны о героях Бреста писали, что они сражались «со Сталиным в сердце», то после ХХ съезда ему там места уже не находилось. Если сначала они воевали за коммунистическую партию и общую социалистическую Родину, то после распада Советского Союза — только за свою, причем у каждого свою, Родину. 

Мемориальная культура в наши дни

Сегодня на территории Брестской крепости находится мемориал «Брестская крепость-герой». Она объединяет множество памятников и музеев и служит площадкой для целого ряда церемониальных актов, призванных сохранить живую память о событиях. Из советского героического нарратива в наше время перекочевал патриотизм и милитаризм. 22 июня 2021 года, в 80-ю годовщину нападения Германии, Александр Лукашенко посетил крепость и призвал соотечественников так же защищать «Отчизну» — то есть прежде всего его самого — от агрессии извне, как это делали защитники крепости летом 1941 года. Так он поставил знак равенства между нападением Германии и протестным движением 2020 года. Припомнил он и «цветные революции», соединил две аналогии в одну и объявил, что против Беларуси ведется «цветной блицкриг». 

Смена почетного караула школьников у Вечного огня. На заднем плане — монумент «Мужество» высотой в 32 метра, доминирующий над всем мемориальным комплексом. 10.06.2011 / © Christian Ganzer

По сей день образы, созданные советской пропагандой, живы и действенны в Беларуси и России. Брест до сих пор считается тем местом, где вермахт вторгся в Советский Союз и началась война, несмотря на то, что группа армий «Север» перешла границу раньше, чем группа армий «Центр». И по-прежнему всем рассказывают о том, что герои Бреста держали оборону крепости больше месяца. В 2020 году части мемориала в Бресте были отреставрированы на бюджетные средства России и Беларуси. 

Между тем ритуальные мероприятия в память о нападении на Брест сохраняют все те же пробелы: например, практически не упоминаются еврейские жители города, которые пали жертвами Холокоста после немецкого вторжения и оккупации. 

Судьба советских военнопленных тоже по-прежнему остается темой, не находящей упоминания, ею никто не занимается — несмотря на то, что именно эта участь постигла большинство защитников крепости. Не в одной лишь Германии судьба этой самой многочисленной после евреев группы жертв нацизма остается неизученной и неизвестной. У себя на родине военнопленные тоже не нашли подлинных защитников, их интересы не представляет никто. Они были нужны в качестве героев — если помогали поддерживать героический военный нарратив. В качестве жертв эти люди не вписывались в картину патриархального патриотизма, утвердившуюся в Советском Союзе. В этом отношении ничего не поменялось.


1.Изображение из Атласа крепостей Российской империи. СПб, 1830-e gody 
2.Значительная часть первоисточников о первых четырхе неделях войны в Бресте опубликована в виде сборников документов как на языке оригинала, так и в русском переводе. См. Ганцер К., Еленская И., Пашкович Е., Брест. Лето 1941 год. Документы. Материалы. Фотографии. Издание второе, исправленно. Смоленск, 2017 
3. Опубликовано в Ганцер К. и др. Брест. Лето... С. 292-300 
4.Смирнов С. Брестская крепость. М. 1970 
5. С 1961-го по 1971 год сильно отредактированные воспоминания около 70 советских очевидцев событий были опубликованы в четырех изданиях. Советская цензура особенно внимательно следила за мемуарами и военной литературой, поэтому их источниковедческая ценность сомнительна. См. Гляцер М.И., Олехнович Г.И. Ходцева Т. и др. Героическая оборона: Сборник воспоминаний об обороне Брестской крепости в июне-июле 1941 года. Минск, 1961
читайте также
Gnose

Пакт Гитлера–Сталина

23 августа 1939 года гитлеровский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп и сталинский нарком иностранных дел Вячеслав Молотов подписали в Москве договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. Пакт Молотова-Риббентропа, в западной традиции именуемый пактом Гитлера-Сталина, заложил основу для начала Второй мировой войны в Европе.

Gnose

Для них даже не строили концлагеря. Холокост на территории СССР

Из 6 миллионов жертв Холокоста больше двух с половиной миллионов жили на территории СССР. Некоторые из них попали в польские концлагеря, другие остались на оккупированных немцами территориях — но почти все погибли.  Об этой войне на уничтожение — в гнозе профессора Дитера Поля.

 

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)