«Социалистическое общество не может сложа руки наблюдать за тем, как у людей рушится сексуальная жизнь. Это не только вредит самим трудящимся, но и наносит удар по общественным интересам». С этих слов началась конференция по вопросам женского оргазма в Чехословакии в 1961 году. Участников волновал вопрос: «Какие данные есть у науки об отношении женщин к сексу и почему это отношение часто бывает столь негативным?».
Некоторые ученые придерживаются мнения, что в социалистических странах преобладало пуританское отношение к сексу1. Другие говорят о том, что социалистический режим привел к более полному и раннему расцвету сексуальности в гетеросексуальных парах, чем в странах Запада2. Особенно велики были эти различия в поздний период социализма, когда Запад проходил трансформацию, вызванную сексуальной революцией 1960-х годов. В Восточной Европе в 1960-х ничего похожего не наблюдалось — и это не удивительно. И все же некоторые определяющие признаки социалистического общества, прежде всего идея отказа от монетарной основы социальных взаимоотношений, а также акцент на женское равноправие в ранние годы социализма, создали среду, способствовавшую взаимно удовлетворительным сексуальным отношениям. Свобода сексуальных отношений от давления материальных факторов, наряду с довольно высокой самооценкой женщин, подкрепленной их финансовой независимостью (особенно в сравнении с их современницами на Западе), привели в результате к тому, что «у коммунистов секс был лучше». В то же время в социалистических странах появилась собственная уникальная школа сексологии, которая сыграла важную роль в формировании ожиданий от эротических отношений, представлений о сексуальных практиках и об удовольствии женщины.
Сексуальность в социалистическом проекте
Социалистические режимы, распространившиеся в Восточной Европе после Второй мировой войны, создали новый тип социального контракта, основанного на равенстве между людьми, невзирая на класс — а также на гендер. Во многих из этих стран равенство полов активно обсуждалось в период между мировыми войнами, но так и не стало реальностью. Законодательное воплощение принципы равенства получили уже после 1945 года. Коммунистические своды законов, принятые во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов, уравняли супругов в правах, так что жены перестали нуждаться в согласии мужей на то, чтобы поступить на учебу или работу или чтобы жить отдельно; право родителей распоряжаться жизнью совершеннолетних детей было упразднено, а права собственности были на равных закреплены за обоими супругами. В это же время была либерализирована процедура развода.
В социалистических странах сексуальные отношения не рассматривались как маловажное частное дело. Как пишет историк Дагмар Херцог, «разговор о надеждах на будущее постоянно приходил к разговору о сексе. [...] Секс оказался одной из важных тем для режима в его стремлении получить полную поддержку социалистического проекта гражданами»3. Классовые и гендерные иерархии подвергались пересмотру — и вскоре последовали изменения в сексуальных отношениях.
В разные периоды и в разных странах можно различить колебания уровня сексуальной открытости — и, в еще большей степени, уровня гендерного равенства. Социалистические страны тоже переосмысливали пол и гендер, и, соответственно, менялись правила и практики. Несмотря на такую изменчивость, социалистические страны никогда не отказывались от женского равноправия полностью, сохраняя соответствующие практические установки, особенно применительно к образованию и работе для женщин, включая меры по созданию условий для работающих матерей, такие как растущая доступность детских дошкольных учреждений. Этот факт подчеркивает важность равноправия для социалистического проекта. И все же признаки отступления от гендерного равноправия проявлялись каждый раз, когда социалистический проект подвергался пересмотру — будь то в сталинском Советском Союзе, десталинизированной Польше или в «нормализованной» Чехословакии. В каждом случае прогресс в области гендера и/или сексуальности приносился в жертву кажущейся необходимости «привести страну в порядок», и всякий раз женщины принимали удар на себя. В этих процессах суждения экспертов играли ключевую роль, формируя взгляды граждан социалистических стран на любовь и секс. Сексология стала областью экспертного знания, снабжавшей граждан информацией о физиологии секса, мерах контрацепции и о счастье в личной жизни, — и ее значение со временем возрастало.
На конференции 1961 года сексологи призывали отказаться от мысли, что качество секса можно улучшить одними лишь новыми техниками или приемами. Сексуальное воспитание «должно быть воспитанием любви и равенства между полами. Мужчины должны участвовать в ведении домашнего хозяйства и воспитании детей — только такие условия могут способствовать достижению оргазма у женщин», утверждала психиатр Ирина Кноблохова. «Женщина может испытывать неудовлетворенность и в интимной жизни, но в основном это связано с недостатком взаимопонимания с мужем, она чувствует его невнимание к ее потребностям, он перекладывает на нее слишком много обязанностей по домашнему хозяйству и заботу о детях». Кноблохова говорила и о вреде представлений, будто покой, отдых или занятия исключительно домашними делами лучше всего располагают женщину к сексу. «Лучше поддержать женщину в ее стремлении выйти на работу, где она может реализовать свои таланты и склонности, чем советовать ей сидеть дома, что ведет только к изоляции и чувству неудовлетворенности».
Послевоенные десятилетия: торжество гендерного равенства
Общей «социалистической» траектории для гендерной эмансипации и сексуальной свободы не существует, но можно зафиксировать совпадения периодов больших и меньших свобод в разных странах: примерно десять первых послевоенных лет преобладают прогрессивные тенденции, затем в 1960-х начинается возвращение к традиционному семейному укладу, который цементируется в 1970-х и остается определяющим для всех этих режимов, пока они не сошли со сцены в 1989 году. Гендерные режимы переносились в сферу сексуальности в ходе обсуждений учеными экспертами и дискуссий в СМИ. Существовали и общие демографические паттерны, которые тоже отличали социалистический лагерь от Запада.
Прежде всего, в Восточной Европе было больше как браков, так и разводов. Браки были универсальным явлением (многочисленными были и повторные браки, поскольку люди после развода часто вступали в новый брак); лишь менее 10% женщин старше пятидесяти ни разу не бывали замужем4. Ранние социалистические идеологи и представители власти исходили из убеждения, что при социализме у женщин нет необходимости выходить замуж ради денег или от отсутствия выбора. Социалистические браки должны были строиться на любви и товариществе, а не на экономической необходимости. А значит, если любовь уходила, то и супругов незачем было вынуждать оставаться вместе. С годами законодательство, регулирующее разводы, становилось все либеральнее (суды больше не стремились возложить на одного из супругов вину в неудаче семейного союза), и число разводов росло: за последние двадцать лет социализма число разводов удвоилось по сравнению с первыми годами после прихода к власти коммунистов5. Среди стран восточного блока были свои чемпионы по разводам, где их число сильно превышало средний показатель по соцстранам. В Чехословакии, Венгрии и ГДР процент разводов доходил до тридцати от всех браков — в остальных странах до двадцати6. К тому же инициатива развода чаще принадлежала женщинам7.
Еще одной свободой, которой женщин наделила социалистическая власть, стал доступ к абортам. Советский Союз вновь легализовал аборты в 1955 году, и большая часть стран соцлагеря (Польша, Венгрия, Чехословакия) последовали его примеру. При этом не только состояние здоровья или жилищные условия, но и просто «пожелание женщины» было достаточной причиной для прерывания беременности. На этом фоне совершенно необычной была ситуация в Восточной Германии: право на аборт женщины получили только в 1972 году8.
В целом, для первых десяти послевоенных лет социалистического режима были характерны растущий уровень гендерного равенства, причем как в нормативной сфере (общественные дискуссии и законодательство), так и на практике (прежде всего это сказалось на растущем числе студенток в вузах и женщин на хорошо оплачиваемой работе). Открытые дискуссии о сексуальности не были распространенным явлением, но неконвенциональные практики процветали, что доказывают не только легализация абортов и либерализация разводов, но и декриминализация гомосексуальности в Чехословакии и Венгрии в 1961 году, на годы опередившая аналогичные законодательные шаги на Западе. Ранние годы послевоенного социализма дали начало новым дискурсам и задали новые стандарты равенства. Повседневные практики менялись ускоренными темпами. У кого-то это могло вызвать панику, иным давало подкрепление — они-то и вышли на первый план в 1960-е годы и начали реформировать социалистический проект, который либо не оправдал их надежд, либо потерял управляемость.
Поздний социализм: пересмотр идей равноправия
Однозначный курс на женское равноправие продержался не слишком долго. К 1968 году большинство соцстран начали проводить в жизнь пронаталистские стратегии, сопровождавшиеся усиленным стимулированием рождения и воспитания детей (увеличение выплат на ребенка, значительное продление отпуска по уходу за ребенком), а в некоторых странах добавились и строгие ограничения абортов. Румыния выбрала путь, резко отличный от остальных стран, приняв решение полностью запретить аборты в 1966 году. Этот запрет, вероятно, стал ответом на самую высокую цифру абортов в регионе в середине 1960-х: четыре аборта на одного новорожденного. После вмешательства Николае Чаушеску только женщины старше сорока пяти лет и матери четырех и более детей могли получить разрешение на прерывание беременности. Женщины, совершившие нелегальный аборт, так же, как и врачи, подлежали уголовному наказанию и строго преследовались государством.
Что стояло за этими изменениями? Некоторые авторы объясняют эти чередования гендерных режимов прагматикой государственного управления: в раннесоциалистических государствах ощущалась нехватка рабочей силы, поэтому женщин выталкивали на работу, прикрываясь разговорами о равноправии; на более поздних этапах государству нужна была рождаемость, и поэтому женщин подталкивали к уходу в материнство, превознося «естественное» призвание женщины9. Предположительно, коммунистические лидеры руководствовались меняющимися идеями «социального строительства»10. Прагматические объяснения полностью игнорируют идеологические основания социалистической государственности. Однако равенство находится в самой сердцевине социалистического проекта: равноправие как для рабочих, так и для женщин. Идея женской эмансипации постоянно сопровождает социалистическое движение, и то, что немедленно после прихода к власти социалистов принимаются соответствующие законы, говорит о том, насколько это важный программный пункт. Кроме того, если поворот режима к концепции «женщины как матери — прежде и превыше всего» толковать чисто прагматически, то нужно забыть и о том, что рождаемость неуклонно снижалась с начала 1950-х: с 1951-го в Польше и Германии, с 1952-го в Чехословакии и с 1954-го в Венгрии11, и руководство каждой страны очень хорошо об этом знало. И тем не менее решающие сдвиги в государственной женской и семейной политике повсюду начались не ранее 1968 года. Более того, если бы руководство интересовали только цифры рождаемости, то вряд ли были бы легализованы аборты — а между тем в 1956 и 1957 годах это произошло почти везде. Скорее всего, это значит, что выбор был сложнее, чем «равноправие или пронатализм», и что государственная политика отражает нечто большее, чем чисто прагматические задачи.
В то время как политика пыталась обратить вспять прогресс и вернуть гендерные режимы в русло традиций, общественный дискурс на темы сексуальности расцвел пышным цветом. К 1970-м годам обсуждение вопросов секса велось совершенно открыто — иногда это были технически подробные описания сексуальных позиций, иногда — детальные рекомендации по теме «сексуальных дисфункций», таких как преждевременная эякуляция или аноргазмия у женщин.
Социалистическая Камасутра: для личного удовольствия и на благо родины
Семья и брак стали главным источником счастья и близости, которые не могли быть полными без удовлетворения в сексе. Такой взгляд на брак широко распространился, и суды все чаще признавали жалобы граждан на дефициты в интимной жизни. В начале 1980-х почти 40% браков в ГДР оканчивались разводом, и эта цифра была еще выше в крупных городах12. Тогда же сильно сократилось количество семейных консультаций: лишь 15% супружеских пар на грани развода направлялись на очные консультации со специалистами13. Все больше людей искали помощи в справочных изданиях по технике секса, которые стремительно набирали популярность.
Одним из таких руководств, которое открывало эпоху популярной психологической литературы в ГДР в 1969 году, была книга сексолога Зигфрида Шнабля «Мужчина и женщина. Интимные отношения» (Mann und Frau intim). Эта книга стала главным бестселлером за всю историю ГДР14. Сексолог протестовал против «глупейшей идеологии деторождения» и пропагандировал секс «ради удовольствия и наслаждения», давал парам инструкции — как стимулировать женщину, помогая ей достичь оргазма, особо останавливался на удовольствии от секса без обязательного коитуса, защищал контрацепцию, внебрачный секс, мастурбацию и гомосексуальные отношения15. Шнабль и другие сексологи, выпускавшие вслед за ним популярные книги полезных советов, пошли еще дальше, ниспровергая традиционные представления о различиях в сексуальных характерах мужчин и женщин. Они говорили, что либидо женщин так же сильно, как у мужчин, что женщины способны на множественные оргазмы и что большинство проблем женщин в сексуальной жизни связано с неопытностью или несостоятельностью мужчин. Если женщина не проявляла интереса к сексу, причины тому находились в домашнем неравенстве: «Мужчина, который не помогает своей занятой в профессиональной жизни жене ни в домашнем хозяйстве, ни в воспитании детей, не должен удивляться, если в ней гаснут желания. Если бы мужчина нес такую нагрузку, он бы тоже ко всему потерял интерес».
В Венгрии число разводов было среди самых высоких в странах соцблока, и местные ученые начали поиск рецепта счастливого брака. Они признали, что чаще всего брачный союз разрушает супружеская неверность. Однако вместо проповеди воздержания эксперты предложили совершенно обратное — открытый брак. Вильмош Силаги (Vilmos Szilágy) в своем руководстве по семейной жизни «Будущее брака» (A házasság jövője) писал, что патриархат в браке будет свергнут только тогда, когда удастся добиться настоящего гендерного равенства, партнерства и гибкости гендерных ролей. В качестве последнего и решающего шага Силаги призывал к сексуальной немоногамии: «Моногамия, в противоположность общепринятому мнению, не обязательно подразумевает сексуальную эксклюзивность. [...] Многие примеры показывают, что вынужденная сексуальная верность, которую мы навязываем сами себе или своему партнеру, со временем подтачивает брак. В противоположность тому, что принято думать, сексуальная верность не равна человеческой верности, это не гарантирует солидарность партнера и не заменяет ее. [...] Только модернизация брака и пересмотр отношения к верности может спасти моногамию»16.
В других странах времен позднего социализма дискуссии о сексуальности увязли в консервативном видении гендера. В Польше книги сексологов издавались большими тиражами, отражая читательский голод по советам в этой области. Сексологи твердо держались тех позиций, что испытать сексуальное удовлетворение возможно, только играя классические гендерные роли — женственные женщины, мужественные мужчины. Вышедшее в 1978 году руководство «Искусство любви» (Sztuka kochania), первая послевоенная книга о сексе в Польше, написанная женщиной-сексологом, постулировала: «Поведение женщины, сообразное ее полу, — путь к удовольствию от секса»17. Другая книга, вышедшая спустя пять лет, описывала успешный брак (удовлетворяющий супругов сексуально) так: «сильные стороны мужской и женской натуры дают ощущение взаимодополняющих, но разных психологических миров»18. Сексуальный прогресс был возможен только в традиционных гендерных ролях. Женщина, чтобы наслаждаться своей сексуальностью, должна была ограничиться домашней жизнью и позволить мужчине быть завоевателем. Уже в 1970-м Збигнев Лев-Старович предупреждал: «Женщины ждут большего от сексуальной жизни – это отчасти результат эмансипации и сексуального воспитания. Этот феномен — самая частая причина мужских половых дисфункций»19.
Так брак и (гетеро)сексуальность прошли несколько фаз изменений в социалистических странах Центральной Европы, и эти изменения имели разное направление. В Польше и Чехословакии движение шло от прославления равенства и обоюдности в любви к гендерной иерархии, которая изображалась необходимым условием успешной брачной и сексуальной жизни. Венгрия и Восточная Германии, напротив, от первоначального затишья в теме секса пришли к широчайшему движению за либерализацию в вопросах секса и гендера. В последние десятилетия социализма общество в Венгрии и ГДР продвигало идею сексуальности как необходимого компонента семейного счастья, на пути которого могло встать только неравенство между мужем и женой.
1. Bernstein, The Dictatorship of Sex, 159–82; Takács, “Disciplining Gender and (Homo) sexuality in State-Socialist Hungary in the 1970s,” 164, 172; Funk and Mueller, Gender Politics and Post-Communism, 11; Deborah Simonton, The Routledge History of Women in Europe since 1700 (London: Routledge, 2007), 82; Henry Philip David and Joanna Skilogianis, From Abortion to Contraception: A Resource to Public Policies and Reproductive Behavior in Central and Eastern Europe from 1917 to the Present (Westport, CT: Greenwood Press, 1999), 28.↑
2. Dagmar Herzog, Sex after Fascism: Memory and Morality in Twentieth-Century Germany, (Princeton: Princeton University Press, 2005), 184–219; Dagmar Herzog, “East Germany’s Sexual Evolution,” in Socialist Modern: East German Everyday Culture and Politics (Ann Arbor: University of Michigan Press, 2008), 71–95; Erik Huneke, “Sex, Sentiment, and Socialism. Relationship Counseling in the GDR in the Wake of the 1965 Family Law Code,” in After the History of Sexuality: German Genealogies with and beyond Foucault (New York: Berghahn Books, 2012), 231–47; McLellan, Love in the Time of Communism: Intimacy and Sexuality in the GDR.↑
3. Dagmar Herzog, Sex after Fascism: Memory and Morality in Twentieth-Century Germany (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2005), 7.↑
5. Албания, Румыния и Югославия были исключением из правила. В Югославии процент разводов не менялся многие годы, никогда не превышая пятнадцати разводов на сто заключенных браков. В Румынии в шестидесятых каждый пятый брак заканчивался разводом, но после принятых Чаушеску мер это число резко упало и постепенно вернулось к показателю один из пяти к концу 1980-х годов. (Statistical Office of the United Nations. 1949–1991. Demographic Yearbook, issues 1948–1990. New York: United Nations.) ↑
6 Sardon, Mariage et divorce en Europe de l’Est. ↑
7. Ulf Brunnbauer, “‘The Most Natural Function of Women.’ Ambiguous Party Policies and Female Experiences in Socialist Bulgaria,” in Gender Politics and Everyday Life in State Socialist Eastern and Central Europe (New York: Palgrave Macmillan, 2009), 87.↑
8. McLellan, Love in the Time of Communism: Intimacy and Sexuality in the GDR, 64.↑
9. Brunnbauer, “‘The Most Natural Function of Women.’ Ambiguous Party Policies and Female Experiences in Socialist Bulgaria,” 79. ↑
10. Fidelis, Women, Communism, and Industrialization in Postwar Poland, 252. ↑
11. Цифры рождаемости за эти годы соответственно: 31 новорожденный на 1000 жителей в Польше, 23,0 в Венгрии и 22,8 в Чехословакии. Такие же тенденции были характерны для других стран Восточной Европы. ГДР была исключением, рождаемость плавала вокруг цифры в 15,5–16 все 1950-е годы и возросла в начале 1960-х (до верхней отметки 17,6 в 1961-м и в 1963-м). Однако даже высшие цифры рождаемости в ГДР были существенно ниже других восточноевропейских стран. (Statistical Office of the United Nations. 1949–1991. Demographic Yearbook, issues 1948–1990. New York: United Nations.) За исключением Румынии в 1966-м году, нигде цифры легальных абортов не были такими низкими, как в годы до введения отпуска по уходу за ребенком. (Statistical Office of the United Nations. 1949–1991. Demographic Yearbook, issues 1948–1990. New York: United Nations.) ↑
12. Statistical Office of the United Nations. 1949–1991. Demographic Yearbook, issues 1948–1990. New York: United Nations. ↑
13. Paul Betts, Pail. Within Walls: Private Life in the German Democratic Republic (Oxford: Oxford University Press, 2010), 113. ↑
14. Herzog, Dagmar. “East Germany’s Sexual Evolution.” In Socialist Modern: East German Everyday Culture and Politics, edited by Katherine Pence and Paul Betts, 71–95. Ann Arbor, MI: University of Michigan Press, 2008, 83.↑
15. Herzog, Sex after Fascism: Memory and Morality in Twentieth-Century Germany, 2005, 213–14. ↑
16. Szilágy, Vilmos. A házasság jövője (The Future of Marriage). 1979; материал предоставлен автору Габором Шегеди. ↑
17. Agnieszka Ko´sciańska, “Sex on Equal Terms? Polish Sexology on Women’s Emancipation and ‘good Sex’ from the 1970s to the Present,” Sexualities, 19 no. 1–2 (February 1, 2016): 244. ↑
18. Lew-Starowicz 1983, цитируется по: Agnieszka Ko´sciańska, “Sex on Equal Terms? Polish Sexology on Women’s Emancipation and ‘good Sex’ from the 1970s to the Present,” Sexualities, 19 no. 1–2 (February 1, 2016): 244.↑
19. Lew-Starowicz, 1983, цитируется по: Agnieszka Ko´sciańska, “Sex on Equal Terms? Polish Sexology on Women’s Emancipation and ‘good Sex’ from the 1970s to the Present,” Sexualities, 19 no. 1–2 (February 1, 2016): 244.↑
