Media

Как криминальная статистика создает моральную панику

Первым из немецких СМИ, которое получает от полиции отчеты о состоянии преступности за прошедший год, многие годы становится правоконсервативная газета Die Welt . За ней, как правило, следует таблоид Bild, входящий в тот же медиахолдинг "Axel Springer". В апреле нынешнего года после нескольких лет относительного затишья они вышли с громкими заголовками о резком росте числа насильственных преступлений, а также о необычайно высокой, превышающей половину от общего числа, доле преступных деяний, которые совершили иностранцы. Заголовки в том же духе разлетелись по другим, прежде всего региональным, СМИ и соцсетям, тему подхватывали политики: от «Альтернативы для Германии», в очередной раз потребовавшей ужесточения миграционной политики, до правящей СДПГ. И даже разъяснения самих представителей полиции о том, что публикуемые сведения следует рассматривать именно как отчет о ее работе, а не как объективный анализ преступности в стране, и что в категорию «иностранцев» попадает множество разных групп (не только мигранты, но и, например, туристы), лишь отчасти сбили медийную волну. Справедливости ради стоит отметить, что почти одновременно появились и статьи, объясняющие, как читать полицейские доклады так, чтобы в преддверии парламентских выборов 2025 года не ставить рост преступности в ряд многочисленных трудностей сегодняшней Германии. Профессор социально-экономической географии (географии человеческой деятельности) Франкфуртского университета Гете Бернд Белина, в сфере научных интересов которого лежит также критическая криминология, рассказывает об этом в статье для Geschichte der Gegenwart.

Source Geschichte der Gegenwart

9 апреля 2024 года МВД Германии представило актуальную статистику о состоянии преступности за 2023 год. И если в последние двадцать лет это ежегодное мероприятие удостаивалось лишь нескольких сообщений в СМИ, то в этот раз вокруг публикации разгорелась острая дискуссия. Тон задала министрка внутренних дел, заявившая на презентации документа о планируемых «жестких мерах» и «нулевой терпимости». Именно к этому — в особенности когда речь заходит об «иностранцах» и «молодежи» — призывают многие СМИ и политики (особенно правые). Что же случилось?

Сам по себе рост зарегистрированных уголовных правонарушений не должен был вызывать столь острую реакцию, по крайней мере, если взглянуть на более широкий контекст. С 1993 года, когда была впервые опубликована единая статистика уголовных правонарушений по всей объединенной Германии, и до 2000-го уровень преступности понемногу снижался; затем, до 2004 года, слегка рос. Потом, с 2004-го по 2010-й, упал более чем на 10 процентных пунктов (п.п.), а до 2016 года снова медленно рос, оставаясь при этом на относительно стабильном уровне в течение нескольких лет. Наконец, с 2016-го по 2021-й показатели постоянно снижались, в общей сложности более чем на 20 п.п. На этом последнем этапе снижение на 2,3 п.п. в 2020-м и на 4,9 п.п. в 2021 году можно объяснить специфической ситуацией во время пандемии коронавируса. Однако в три предшествовавших года, то есть в «нормальных» условиях, показатели преступности снижались еще более заметно. В 2022 и в 2023 годах они снова подросли, но уровень преступности в прошлом году был по-прежнему ниже, чем на любом аналогичном отрезке с 1993-го по 2016-й. И если смотреть не на абсолютные числа зарегистрированных уголовных правонарушений (в конце концов, в 1993 году население Германии составляло 81,3 миллиона человек, а в 2023-м его численность оценивалась в 84,7 миллиона), а на их частотность, то картина будет схожей.

В политических дискуссиях и в СМИ ежегодный отчет полиции трактуется именно как объективный показатель количества преступлений

Тем не менее дискуссии, начавшиеся после презентации статистики за 2023 год, могли создать впечатление, что случилось нечто из ряда вон выходящее. В этой статье предпринята попытка разобраться в контексте и объяснить, что же такое статистика преступности (а это не более чем отчет о деятельности полиции), и показать, для чего она используется в настоящее время, — а это не что иное, как нагнетание моральной паники.

Что попадает в статистику преступлений?

Немецкий Индекс состояния преступности (нем. Polizeiliche Kriminalstatistik —PKS), так же как его одноименный эквивалент в Швейцарии, а также отчет Uniform Crime Report (UCR) в США, включает все уголовные правонарушения, регистрируемые полицией. Крайне важно понимать, что полиция сама решает, какие заявления регистрировать и как классифицировать то или иное деяние. Поэтому данные PKS и UCR основаны не на обвинениях, подтвержденных в суде, а на сообщениях третьих лиц или на том, что сама полиция обнаруживает в ходе своих проверок (например, незаконное хранение наркотиков или нарушение правил пребывания в Германии). Несмотря на то, что Федеральное ведомство уголовной полиции из года в год подчеркивает, что статистика PKS не отражает реального состояния преступности, в политических дискуссиях, так же как и в СМИ, ежегодный отчет регулярно трактуется именно как объективный показатель количества преступлений — и этот год не стал исключением.

Прежде чем попасть в статистику PKS или UCR, то или иное деяние проходит четыре стадии оценки. Во-первых, на наличие закона, который был бы нарушен. Только в этом случае деяние можно трактовать как «объективно преступное». И не само по себе, а в контексте уголовного права. Будет ли, например, «причинение смерти» считаться уголовным правонарушением, зависит, помимо прочего, от того, было ли оно совершено в рамках самообороны, защиты отечества или из «низменных побуждений». В Германии по-прежнему спорными остаются, например, вопросы о том, как расценивать изнасилование в браке или хранение марихуаны, причем за последние десятилетия правовая ситуация в этих сферах существенно изменилась.

Во-вторых, чтобы включить «объективно преступное» деяние в статистику, оно должно быть расценено кем-то как уголовное правонарушение, то есть оказаться и «субъективно преступным». Драка в баре, вынос канцелярских принадлежностей с рабочего места или употребление запрещенных наркотиков превращаются в причинение телесных повреждений, кражу или нарушение законодательства об обороте наркотических средств только в том случае, если хотя бы один человек воспринимает их именно так, а не как частное дело, незначительный проступок и т. п.

В-третьих, об этом «субъективно преступном» деянии должны сообщить в полицию. И, наконец, в-четвертых, полиция решает, как классифицировать деяние. В том случае, если сотрудники полиции сами стали свидетелями преступного деяния или выявили его в ходе надзорных мероприятий, то третья и четвертая стадии совпадают со второй (с «субъективной оценкой» деяния).

На каждой стадии фиксации систематически происходят искажения и возникают лазейки для целенаправленного вмешательства в то, как составляются показатели преступности. На первой стадии — это изменения законодательства, криминализирующие или декриминализирующие определенные действия. На второй стадии определенную роль играют индивидуальные, а также распространенные в обществе паттерны мышления — иными словами, зачастую предрассудки и/или личные интересы. Например, восприятие человека как малообеспеченного или приезжего повышает вероятность, что его действия другие люди истолкуют как «преступные». На это можно повлиять и идеологизированной продукцией, и целенаправленным нагнетанием моральной паники, маркируя, например, детей и подростков или всех «иностранцев» сразу как «криминогенные» группы.

Готовность жертв и свидетелей сделать заявление значительно выше, если предполагаемые преступники явно не немцы

На третьей стадии фиксации решающее значение имеет поведение граждан, то есть их готовность обращаться в полицию. Это, в свою очередь, сильно зависит от таких факторов, как место происшествия, возраст, пол потенциальных заявителей, их принадлежность к той или ной социальной группе, правовые основания для пребывания в стране, а также наличие или отсутствие у них миграционных корней. Дополнительную роль играет уровень доверия к полиции и системе правосудия, степень нанесенного ущерба, наличие времени и возможности сообщить о преступлении. Нередко подача заявления в полицию зависит от того, есть ли у пострадавшего страховка (например, в случае кражи велосипеда). Опросы потерпевших в Германии показали, что в полицию сообщали примерно в половине случаев, имевших признаки преступления. При этом готовность жертв и свидетелей сделать заявление была значительно выше, если предполагаемые преступники явно не были немцами.

Статистика и политика

Важнее всех, однако, четвертая стадия, на которой полиция принимает заявления и классифицирует их. Полицейское ведомство может использовать высокий уровень преступности в качестве доказательства недостатка у себя ресурсов, а низкий — как подтверждение своей качественной работы. К любой из интерпретаций можно прибегнуть в зависимости от политической ситуации в качестве аргумента для предоставления дополнительных средств. Не последнюю роль могут играть и карьерные соображения. После того как в 1983 году рассмотрение краж велосипедов в Бремене было передано из уголовного розыска в полицию общественной безопасности, среднегодовое количество зарегистрированных случаев снизилось на 7,5 процентных пункта — вопреки общенациональной тенденции. Бывший глава бременской уголовной полиции позже объяснил это тем, что заявления попросту игнорировались, поскольку считалось, что снижение количества зарегистрированных краж будет вознаграждено начальством.

Политики могут использовать как рост, так и стабильно высокий уровень преступности для оправдания новых законов и мер, а иногда — как доказательство неустанной работы полиции: мол, если открывается такое количество «дел», то контроль и надзор, значит, налажены. Противоположная динамика дает основания говорить о хорошей работе полиции, которая успешно предотвращает преступления, или наоборот — служит аргументом в пользу расширения штатов, чтобы сотрудники активнее заводили дела.

Показатели преступности используются и в конкуренции между городами. В прощальной речи на посту мэра Нью-Йорка в 2001 году Рудольф Джулиани, только что ставший «Человеком года» по версии журнала Time за работу с последствиями 11 сентября, использовал данные UCR для высмеивания (либеральной) стратегии полиции Бостона, чтобы превознести успех «своей» (репрессивной) стратегии нулевой толерантности. Как неоднократно демонстрировали исследования ученых-криминологов, стратегия эта, помимо прочего, заключалась в преследовании явно малоимущих (и, в основном, чернокожих) людей за незначительные или выдуманные правонарушения, в сокрытии данных и, по всей видимости, в отклонении заявлений об изнасилованиях.

Классификация правонарушений также имеет значение. Более того, это, вероятно, самый существенный способ повлиять на статистику исходя из конкретных интересов. Если деяние классифицируется как «неиндексное» в США или как «административное правонарушение» в Германии, оно не включается в соответствующие статистические отчеты этих стран (UCR или PKS) — помогая сформировать представление, что уровень преступности снижается. Если, наоборот, то же деяние учтут как «индексное» в США или как «уголовное правонарушение» в Германии, это повлияет на статистический рост преступности. Когда поступает сообщение о драке в баре, полицейские сами решают, считать ли это попыткой непреднамеренного убийства, нанесением тяжких телесных повреждений или причинением легкого вреда здоровью. В первом случае это правонарушение появится в PKS в общей сборной категории «Преступления убийства», в которой суммируется все: и преднамеренные убийства, и покушения на убийство, и причинение смерти по неосторожности, которое в СМИ часто приравнивается к убийству. Если же полицейские классифицировали драку как причинение легкого вреда здоровью, то, например, в США это событие в UCR не окажется вовсе, поскольку в индекс попадают только те случаи, где имеются тяжкие телесные повреждения.

Cтатистика — это просто способ использовать конструкт под названием «уровень преступности» в политической игре

Из-за таких особенностей классификации следует с осторожностью относиться к историям успешной борьбы с преступностью. В Чикаго с 1991 по 1998 годы число «индексных» преступлений сократилось на 19 процентных пунктов, в то время как число «неиндексных» правонарушений выросло на 17,8 п.п. Основной причиной роста последних стали деяния, связанные с оборотом наркотиков. Полиция интерпретировала обе тенденции в свою пользу: якобы органы правопорядка не только предотвращали серьезные преступления, но и активнее преследовали даже мелкие правонарушения. Альтернативное объяснение, которое напрашивается само собой, заключается в том, что деяния, число которых было более или менее стабильным, классифицировали иначе только для того, чтобы рассказать об этой истории успеха.

Подводя итог, следует отметить, что с учетом многочисленных факторов, влияющих на производство статистики, публикуемые данные не позволяют делать какие-либо выводы о реальном уровне опасности в стране или городе. Скорее, такая статистика — это способ тем или иным образом использовать конструкт под названием «уровень преступности» в политической игре, чтобы изменить соотношение заинтересованных сил или реализовать какие-то планы. В реальности статистика преступности — не более чем очередной отчет о деятельности полиции, где сообщается, какие заявления были приняты в работу.

Нагнетание паники

Тем не менее статистические отчеты о состоянии преступности неоднократно использовались для разжигания паники. И сегодня мы вновь становимся свидетелями этого. В последний раз похожая ситуация в Германии наблюдалась в конце 1990-х годов, когда «преступления, совершаемые иностранными гражданами», и «молодежная преступность» также были главными внутриполитическими темам. В те времена правящая СДПГ пыталась изобразить себя партией закона и порядка, чтобы отбить нападки по этому поводу со стороны партии ХДС/ХСС, традиционно уделявшей этим вопросам особое внимание.

Получится ли представить «молодежь» и «иностранцев» как угрозу для Германии, чтобы затруднить миграцию, вызвать у населения страх и отвлечь его внимание от других проблем?

Презентация PKS на протяжении нескольких лет была важным днем в предвыборной борьбе партий, в ходе которой они с завидным упорством пытались превзойти друг друга в требованиях «жестких действий» и «нулевой терпимости», часто со ссылками на якобы успешную полицейскую стратегию Нью-Йорка. После нескольких лет подобных разговоров, обернувшихся в ряде случаев ужесточением законодательства, в нулевые и десятые полемика о «преступности» и ее статистике несколько утихла — в конце концов, не было никакого существенного роста, который можно было бы обсуждать. Начиная с 2010-х годов в общественных дискуссиях даже стала звучать осторожная критика политики «закона и порядка», вплоть до призывов к частичной декриминализации. В 2020 году, после протестов Black Lives Matter, по обе стороны Атлантики на первый план вышла проблема расизма в полиции. Однако одновременно и АдГ , подъем которой с середины 2010-х годов в значительной мере основан на сочетании расизма и идей «закона и порядка», и ХДС/ХСС после Меркель, и пришедшая к власти СДПГ вновь начали играть на страхах населения по поводу «иностранцев» и «молодежи». В таком контексте дебаты о немецкой полицейской статистике 2023 года ставят на повестку вопрос, получится ли (в очередной раз) представить «молодежь» и «иностранцев» как угрозу для Германии, чтобы затруднить миграцию, вызвать у населения страх и отвлечь его внимание от других проблем. А их достаточно: бедность, стоимость жилья и энергии, социальное и территориальное неравенство в стране, а также резкий рост благосостояния меньшинства во время пандемии коронавируса.

Related topics

Gnoses
en

Конституционный патриотизм в Германии

В Германии нет документа, который носил бы название «Конституция». После войны в ФРГ был принят Основной закон, и изначально считалось, что он будет действовать до воссоединения страны. Его принимали с очевидной оглядкой на недавнее прошлое, явно желая избежать и повторения нацистских преступлений, и монополизации власти в руках одного человека. Именно поэтому полномочия президента в Германии серьезно ограничены, а любые изменения, касающиеся верховенства права, достоинства человека, демократии и федерализма, не допускаются. В итоге, когда в 1990 году воссоединение страны произошло, Основной закон остался в силе, а в немецком политическом лексиконе закрепился термин «конституционный патриотизм», который все больше отражает эмоциональную привязанность немцев к Основному закону: почти 90% граждан уверены, что он работает хорошо или очень хорошо. Даже если и не называется конституцией.


Не забывайте подписываться на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий в Германии и Европе


 

Подписание и торжественное провозглашение Основного закона 23 мая 1949 года ознаменовало основание Федеративной Республики Германия. Основной закон, пришедший на смену Веймарской конституции 1919 года, стал второй демократической конституцией в Германии. При разработке этого основополагающего для правопорядка страны документа конституционное собрание стремилось противопоставить его национал-социалистической диктатуре: после трагедии Холокоста особо важное место отводилось основным правам, получившим приоритет над всем остальным. Это стало главной новацией в немецкой конституционной истории.

«Достоинство человека неприкосновенно» — статья 1 Основного закона, учитывающая прежде всего опыт Холокоста, стала ключевым элементом конституции Германии. Этот принцип, согласно которому любая государственная власть обязана уважать человеческое достоинство, закреплен как основная норма во многих новых конституциях — от Испании и Португалии до ЮАР.

Не менее достойными подражания оказались и статьи об общей свободе действий, свободе вероисповедания, свободе слова и собраний, каждая из которых является основополагающей для демократии. Статья 3 Основного закона запрещает дискриминацию и устанавливает равные права для мужчин и женщин. Эта норма, вызывавшая у многих серьезные возражения, появилась прежде всего благодаря активности юриста Элизабет Зельберт, одной из четырех женщин среди 65 членов Парламентского совета.

Разделение властей

В Основном законе необходимо было учесть все слабые места Веймарской конституции: в частности, требовалось больше гарантий разделения властей, поскольку в Веймарской республике этот принцип нередко страдал из-за главенствующей роли рейхспрезидента. Поэтому Основной закон усилил роль парламента и канцлера и оставил за главой государства, федеральным президентом, в основном представительские функции.

Прямые всенародные выборы главы государства также были отменены. Кроме того, в Основном законе закреплен принцип «воинственной демократии», позволяющий с помощью различных инструментов активно защищать свободный демократический строй от его противников.

Гарантия неизменяемости

Ключевое проявление этот принцип нашел в «оговорке о вечности» из статьи 79. Согласно этой оговорке, не допускаются изменения Основного закона, затрагивающие принципы демократии, верховенства права, федерализма и достоинства человека. Кроме того, Основной закон устанавливает высокий барьер для внесения любых поправок вообще: для этого необходимо большинство в две трети голосов в Бундестаге и Бундесрате.

Несмотря на это, с 1949 года в Основной закон было внесено уже более шестидесяти поправок. Например, сейчас в связи с общественной дискуссией о расизме обсуждается вопрос о замене слова «раса» другим термином в статье 3, запрещающей дискриминацию.

Воссоединение

В 1949 году Основной закон не случайно решили не называть конституцией. Будучи промежуточным документом ФРГ, которая на тот момент охватывала территории трех западных оккупационных зон, он оставлял возможность для последующего принятия общегерманской конституции. В итоге в 1990 году обсуждались два конституционных пути воссоединения страны: либо ГДР, в соответствии со статьей 23, примет Основной закон, либо — в соответствии со статьей 146 — будет разработана новая конституция. Главным аргументом в пользу разработки новой конституции было формирование общегерманской идентичности. Кроме того, Основной закон иногда критиковали за то, что в нем недостаточно внимания уделялось социальным правам. Но в пользу его сохранения в качестве общей конституции, помимо практических соображений, говорило общепризнанное высокое качество Основного закона как правового документа, части которого уже были включены в конституции других государств, например, Греции и Испании. В конечном счете, решающую роль сыграла массовая эмиграция из ГДР, которая поставила эту страну в очень сложное экономическое положение и сделала более реальным вариант ратификации. 3 октября 1990 года Основной закон из временного документа окончательно превратился в постоянный.

Конституционный патриотизм

Впрочем, на территории ФРГ Основной закон приобрел значение полноценной конституции еще до воссоединения страны. Об этом красноречиво свидетельствует дискуссия о «конституционном патриотизме», начатая в 1979 году политологом Дольфом Штернбергером в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung по случаю 30-летнего юбилея Основного закона. По мнению Штернбергера, государство как некая общность людей жизнеспособно, только когда его граждане соблюдают и активно используют гарантированные конституцией права на свободу и участие в политической жизни страны. Лишь в этом случае, а не просто благодаря общему историческому прошлому, будет развиваться и чувство идентичности. К тому же, по словам ученого, «патриотизм в европейской традиции всегда по сути своей был связан с государственным устройством». Обратив внимание общественности на этот термин, Штернбергер отразил растущее значение Основного закона в ФРГ в 1970-х годах.

В 1986 году это понятие, которое к тому моменту уже было в ходу, стало предметом горячей дискуссии во время «спора историков», когда философ Юрген Хабермас заявил: «Единственный патриотизм, который не отдаляет нас от Запада, — это конституционный патриотизм». Так он отреагировал на высказывания консервативных историков, ставивших под сомнение беспрецедентность уничтожения евреев нацистами и начавших тем самым большой историко-политический спор. Хабермас опасался, что в Германии вновь может усилиться культурный или этнический национализм. С тех пор вокруг этого термина продолжается дискуссия о том, что может лечь в основу современного либерального патриотизма в Германии, — конституция или нация. Это неоднократно обсуждалось в последние десятилетия, и в контексте воссоединения, и в споре о роли доминирующей культуры в многонациональном обществе, и в дебатах о Конституции Европейского союза. Критики полагают, что конституционный патриотизм слишком абстрактен и даже элитарен, из-за чего, по их мнению, эмоционально ощутить его невозможно.

Пример для подражания?

Но именно эмоциональное отношение к Основному закону, казалось, меняется: в 2019 году, в период празднования 70-летия документа, выяснилось, что все больше людей его текст искренне трогает. Основной закон был тода очень популярен в Германии. Об этом свидетельствовал и опрос, проведенный в 2019 году Институтом изучения общественного мнения Infratest dimap: 88% опрошенных тогда сказали, что Основной закон зарекомендовал себя хорошо (58%) или очень хорошо (30%). Причем такого мнения придерживались практически все группы населения. Для большинства Основной закон ассоциировался прежде всего с защитой достоинства, правами человека, затем с небольшим отрывом следуют равенство и равноправие, общая свобода действий, свобода прессы и слова. Только 5% респондентов считали, что документ устарел и нуждается в пересмотре. Но уже пять лет спустя, в 2024 году, в аналогичном опросе только 77% респондентов заявили, что документ проявил себя хорошо (52%) или очень хорошо (25%).

Тем не менее Основной закон все еще пользуется поддержкой, и это связано с его особенно сильной стороной — он открыт для будущего. Как пишет специалист по конституционному праву Матиас Хонг, основные права были «сформулированы как динамичные базовые нормы», «уровень защиты <...> которых со временем может расти», например, в случае «осознания, что некие прежние действия государства изначально противоречили основным правам». Такое часто встречается в сфере защиты от дискриминации. Ключевую роль здесь играет Федеральный конституционный суд. В качестве высшей судебной инстанции Германии он охраняет Основной закон и является движущей силой конституционного развития. С начала своей деятельности он всегда принимал новаторские решения, зачастую имевшие прямые политические последствия. Это, в свою очередь, оказалось возможным благодаря такому средству правовой защиты, как конституционная жалоба: подав индивидуальную жалобу, каждый может заявить о нарушении своих основных прав со стороны государства. Сегодня Федеральный конституционный суд Германии стал важным элементом в многоуровневой системе защиты основных свобод и прав человека в Европе, наряду с Судом Европейского союза в Люксембурге и Европейским судом по правам человека в Страсбурге.

Дополнено 23 мая 2024 года

Related topics
Gnose

«Немецкая федерация» против пандемии

Во время пандемии Германия не отказывается от федеративного принципа управления: центральное правительство вырабатывает общую линию, но конкретные решения о карантинных мерах каждая земля принимает самостоятельно. И часто они становятся предметом дискуссий и политического торга. О том, как это работает, — политолог Рафаэль Боссонг.

more gnoses
Ein kurzer Augenblick von Normalität und kindlicher Leichtigkeit im Alltag eines ukrainischen Soldaten nahe der Front im Gebiet , © Mykhaylo Palinchak (All rights reserved)