30 января в онлайн-издании Republik вышло подробное интервью со специальным докладчиком ООН по вопросу о пытках Нильсом Мельцером, посвященное уголовному преследованию Джулиана Ассанжа. Мельцер выдвигает серьезные обвинения в адрес властей нескольких стран, в том числе Швеции, где в ноябре 2019 года следствие по делу о преступлении на сексуальной почве было прекращено. Кроме того, защите Ассанжа удалось привлечь на свою сторону немецких знаменитостей и политиков, которые высказались за освобождение Ассанжа в совместном обращении и приняли участие в пресс-конференции на эту тему. Кампания в поддержку Ассанжа привлекла большое внимание, однако тезисы Мельцера на самом деле неубедительны.

Вольная трактовка понятия «пытки»

Первый вопрос состоит в том, почему специальный докладчик ООН по вопросу о пытках считает нужным комментировать ход следствия по уголовному делу.  Мельцер объясняет это тем, что Швеция, Англия, Эквадор и США целенаправленно применяют в отношении Ассанжа «психологические пытки». Именно такое выражение он использует в интервью, и оно заслуживает критики. Даже если допустить, что шведские следственные органы могли совершить ошибки, то это нельзя расценивать как пытки с юридической точки зрения. То же справедливо и для решений английских судов, которые за неоднократное нарушение условий выхода под залог приговорили Ассанжа к тюремному заключению в экстрадиционной тюрьме. Помимо этого, Мельцер ссылается на двух врачей, которые посетили Ассанжа в 2019 году и выявили у него симптомы, свойственные жертвам психологических пыток. Беспокойство о психическом состоянии Ассанжа оправдано: стесненные условия его семилетнего пребывания в посольстве Эквадора, ознаменованного множеством конфликтов, а также его опасения уголовного преследования со стороныв США наверняка повлияли на его здоровье, поэтому требования сторонников Ассанжа о предоставлении ему надлежащей медицинской помощи отметать не стоит. Однако обвинять Эквадор в пытках абсурдно, ведь изоляция в помещении посольства была добровольным решением самого Ассанжа. Вольное обращение специального докладчика ООН с термином «пытки» вызывает удивление и может стать губительным для деятельности этого института. Огульно критиковать решения государственных ведомств и судебных органов в таком контексте — значит, подрывать авторитет абсолютного запрета пыток, зафиксированного в международном праве и национальных законодательствах.

Небесспорным также представляется тезис Мельцера и других, согласно которому властям США в лице Ассанжа будет выдан человек, ведущий журналистские расследования. Проникновение журналистов в компьютерные системы и обнародование конфиденциальной информации в некоторых случаях может быть оправдано как с этической, так и с правовой точки зрения. Однако для этого следует тщательно взвесить все «за» и «против», убедившись, что в данных конкретных обстоятельствах разоблачение противозаконных действий действительно происходит в интересах общества. Деятельности Ассанжа на WikiLeaks такая тщательность не свойственна: публикуя сотни тысяч документов, нельзя принять по каждому из них осознанное и ответственное решение, оценив последствия для частной и государственной безопасности, к которым может привести разглашение этой информации.

Критически следует подойти и к множественным обвинениям в адрес шведских властей и судов. Мельцер говорит, что уголовное преследование было игрой с «предопределенным исходом», которую по указаниям из США хотят превратить «в показательный процесс» для устрашения Ассанжа и других журналистов. Тяжесть обвинений в адрес властей Швеции, сотрудников полиции и прокуратуры, которым приписывается несамостоятельность и преднамеренная фальсификация, требует крайней осторожности в выстраивании доказательной базы. Мельцер показывает читателям картину большого заговора, указывая на несколько разнообразных обстоятельств, которые якобы служат уликами. В действительности достоверность этой картины зависит от двух факторов. Во-первых, сами по себе описанные события (тот факт, что определенные лица действовали с определенными намерениями) должны быть достаточным образом доказаны. Во-вторых, для каждого из доводов следует проверить, действительно ли он является однозначным доказательством, подтверждающим общую картину. Это будет справедливо, если они укладываются только в эту историю и не имеют других правдоподобных объяснений.

Сомнительные доводы под видом установленных фактов

Определяющее значение имеет источник информации, которую Мельцер представляет общественности как факты. В подкасте «Протест» газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung Мельцер говорит, что получил эти сведения от адвокатов Ассанжа, от посещавших его врачей и от экс-министра иностранных дел Эквадора.  В числе его информантов нет нейтральных источников, а с двумя свидетельницами по шведскому уголовному делу он тоже, очевидно, не говорил. Обстоятельства, трактуемые как косвенные подтверждения заговора против Ассанжа, представлены Мельцером так, будто это уже доказанные факты и могут быть объяснены только таким образом. При этом изложенные доводы часто заслуживают скептического отношения: взять, например, рассказ о ноутбуках, украденных из багажа Ассанжа при перелете из Стокгольма в Берлин — Мельцер не присутствовал при упаковке багажа Ассанжем, а за кражей ценностей из сданного багажа вовсе не обязательно стоят спецслужбы.

Неубедительной следует признать аргументацию по главному вопросу о том, действительно ли шведская полиция вместе с прокуратурой фальсифицировали доказательства и вмешивались в ход дела. Расследование началось 20 августа 2010 года, когда две женщины из группы поддержки WikiLeaks обратились к сотруднице полиции в стокгольмском полицейском участке. Мельцер утверждает, что одна из них была знакома с сотрудницей полиции и хотела узнать, можно ли заставить Ассанжа сдать тест на ВИЧ. Согласно версии Мельцера, после этого начинаются манипуляции: начальник данной сотрудницы якобы приказал ей внести в протокол заведомо ложные факты. В качестве доказательства этой версии издание Republik приводит шведский оригинал и немецкий перевод текста, предположительно являющегося перепиской сотрудника полиции с подчиненной. Из текста следует, что начальник потребовал исправить протокол допроса, не уточнив, почему и что именно нужно исправить. Мельцер утверждает, что это — требование сфальсифицировать высказывания потерпевшей, причем инспирированное властями США. Однако странностям при составлении протокола можно найти другое объяснение. Согласно рассказу Мельцера, обе женщины, в первую очередь, были озабочены своим здоровьем и не думали об уголовном преследовании. Мысль о том, что человек, политической деятельности которого они симпатизировали, станет фигурантом уголовного дела, безусловно должна была вызвать у потерпевших внутренний конфликт. В таких обстоятельствах неудивительно, что разговор со знакомой сотрудницей полиции не соответствовал требованиям к допросу свидетелей по процедуре и полноте. Составление полного протокола задним числом было нарушением правил, однако это не доказывает, что содержание допроса было сфальсифицировано.

Намек на всемирный заговор

Тезис Мельцера о том, что ходом дела управляли американские власти, имеет еще одно слабое место: как они могли предугадать, что именно 20 августа 2010 года в определенном полицейском участке в Швеции им представится возможность «навесить что-нибудь» на Ассанжа? Константин ван Лийнден, ведущий подкаста «Протест», задал этот вопрос Мельцеру, но не получил четкого ответа. Мельцер намекнул, что теория заговора оказывается наиболее правдоподобной, если женщины были американскими агентами. Он признал, что не имеет никаких доказательств и должен проявить сдержанность, однако пытается убедить нас, что все так и было. Здесь тоже есть нестыковка: как участие агентов США соотносится с утверждением о том, что переписка доказывает фальсификацию доказательств? И потом — если кто-то и выдвигает ложные обвинения, то не будет конструировать историю, к которой сложно привязать уголовное дело, особенно с учетом того, что наказание за такое преступление на сексуальной почве не слишком строгое. Если бы женщины действительно были вовлечены в заговор, то они бы представили события как явное изнасилование, а не стали бы говорить о труднодоказуемом снятии презерватива без предварительного уведомления при сексуальной связи по обоюдному согласию.

Еще одним доводом Мельцера в пользу теории заговора служит быстрое поступление информации в шведскую прессу (газету Expressen). Здесь важно то, кто именно установил первый контакт с Expressen. Мельцер указывает на полицию, однако в то же самое время говорит в подкасте «Протест», что обе женщины в день подачи заявления обменивались СМС. Если их знакомые знали, в каких правонарушениях на сексуальной почве те обвиняют Ассанжа, то не исключено, что об этом через них могли узнать и представители прессы.

Против теории заговора говорит то, что она подразумевает согласование действий не только сотрудников полиции, но и представителей шведской юстиции, а это непросто технически. Утверждение Мельцера о том, что власти Швеции «никогда не проявляли интерес к тому, чтобы допросить самого Ассанжа», не соответствует действительности: предложения адвокатов Ассанжа организовать допрос в Швеции в обмен на заверения в невыдаче США были обусловлены исключительно тактическими резонами. В свою очередь, тот факт, что шведские власти в других делах проводили допрос по видеосвязи, также не доказывает отсутствие желания допросить Ассанжа, ведь в этом случае обстоятельства дела были куда сложнее. Согласно опубликованным в прессе сообщениям, шведская прокуратура неоднократно пыталась добиться от Эквадора разрешения на допрос в стенах лондонского посольства, но не преуспела в этом.

Нехватка аргументов

Неубедителен и тезис Мельцера о том, что окончательное прекращение шведского дела  — это «признанием вины». Основания для прекращения дела, указанные в сообщении от 19 ноября 2019 года, часто встречаются в подобных случаях, в том числе и за пределами Швеции: показания потерпевшей признаны заслуживающими доверия, однако наличие опровергающего их заявления обвиняемого в отсутствие иной доказательной базы не позволяет начать судебное разбирательство с учетом большого времени, прошедшего с момента описанных событий. Это не признание совершенных ошибок или фальсификаций, а результат следования правовому принципу «Любые сомнения трактуются в пользу обвиняемого».

Аргументы Мельцера не доказывают выдвинутые им серьезные обвинения, но тем не менее находят серьезный отклик и поддержку. Серьезные СМИ и общественные деятели оказались готовы без лишних размышлений поверить в теорию о всемирном заговоре, если она преподнесена человеком, занимающим пост в Организации объединенных наций — и это внушает большую тревогу. Напротив, с точки зрения защиты Ассанжа этот, по-видимому, хорошо срежиссированный пиар-ход следует признать удачным. Эффективная работа с общественным мнением может пригодиться при подаче жалобы в Европейский суд по правам человека, если Великобритания выдаст Ассанжа в США.