Медиа

«Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

Книга «Как умирают демократии» (How Democracies Die), вышедшая в 2018 году, на второй год президентства Дональда Трампа, с научных позиций зафиксировала то, о чем говорили многие журналисты и, разумеется, противники тогдашнего президента: его политические методы угрожают демократической системе как таковой. Авторы книги — хорошо известные в академической среде политологи Стивен Левицки и Даниэль Зиблатт.  

В фокусе их внимания то, как демократия перерождается изнутри — когда с помощью законных процедур к власти приходят авторитарные лидеры. По мнению ученых, ключевая предпосылка для этого — размежевание общества на разные группы с резко отличающимися ценностями и приоритетами и при этом с равными политическими правами. Это размежевание, в свою очередь, ведет к поляризации — когда партийные элиты перестают верить в возможность договориться с оппонентами, и удержать власть становится для них важнее, чем сохранить демократию. Ради этого они соглашаются предоставить все свои немалые ресурсы авторитарным популистам — вчерашним аутсайдерам политической системы.  

Перед возможным возвращением Трампа к власти многие левые и либеральные журналисты, политики и эксперты встревожены тем, что во время своего второго срока он может кардинально изменить и конституционный порядок внутри США, и международные отношения. Особенно на фоне «правого поворота», который переживают европейские страны. Значит ли это, что мировой демократии угрожает экзистенциальная угроза? Об этом интервью Даниэля Зиблатта газетe NZZ am Sonntag. 


Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России.


 

Источник Neue Zürcher Zeitung (NZZ)

Алайн Цукер: В Европе правые популисты на марше. В Нидерландах выборы недавно выиграл Герт Вилдерс, в Венгрии у власти уже давно Виктор Орбан, в Италии правительство возглавляет Джорджа Мелони. Представляют ли они угрозу для демократического правового государства? 

Даниэль Зиблатт: Эти партии могут стать угрозой. Они нередко ставят под сомнение ценности и институты либеральной демократии. Впрочем, пока что, за исключением Венгрии, их победы в Западной Европе не имели масштабных последствий. Но сама тенденция указывает на  проблему: утвердившиеся политики утратили навык определять основные направления политической дискуссии и открыли дверь тем, кто раньше был на периферии и сейчас продолжает отвергать традиционные формы политики. 

— У демократии есть проблема с легитимностью? 

— Она по-прежнему остается самой эффективной и привлекательной моделью правления. Но мир стал многополярным, Китай и Россия обладают большим притяжением и позиционируют себя как альтернативу. Тем временем усиливаются и внутренние вызовы для западных демократий, поскольку в глобализированном мире под угрозой традиционные идентичности. Что демонстрирует вся дискуссия о миграции, из которой, собственно, и извлек такую выгоду Герт Вилдерс. Добавьте к этому, что все так же остро стоят проблемы неравенства и перераспределения, имеющие политическое звучание. 

— Почему популистам так выгодно ставить под сомнение базовые демократические ценности, такие как фундаментальные права или итоги выборов? Вряд ли же избиратели хотят диктатуру. 

— Что в Нидерландах, что в Германии, что в США 20–30% населения симпатизирует правым радикалам. Иногда больше, иногда меньше. Но это не большинство, как раньше. Ситуация не везде одинаково тревожная: Соединенные Штаты между 2016 и 2021 годами пережили демократический регресс. Западная Европа, напротив, показала удивительную устойчивость — например, во время финансового кризиса, который сильно ударил по Греции, Испании или Португалии. В 1930-х годах такой кризис имел бы совсем другие последствия. Мы слишком недооцениваем, насколько успешны демократии. 

— Когда и почему умирают демократии, если обратиться к истории? 

— Тут как с людьми: быстрый сердечный приступ или вялотекущий рак. Демократии могут погибнуть из-за внезапных военных переворотов, но могут умереть и под руководством избранных лидеров. В недавнем прошлом это происходило скорее медленно, поскольку в сегодняшнем мире демократия все еще остается общепризнанным международным эталоном и необходимым фасадом. Тем не менее тенденция вызывает беспокойство. После падения Берлинской стены мы были свидетелями расцвета демократий. Не все страны были готовы к этому, в том числе потому, что доход на душу населения был слишком низким. Сегодня мы наблюдаем откат назад. 

Мы слишком недооцениваем, насколько успешны демократии

— Такие популисты, как Вилдерс, не обязательно автократы. С какого момента они начинают представлять опасность? 

— Здесь важно делать различение. Мы придерживаемся критериев испанского политолога Хуана Линца. Первый: политики должны принимать результаты выборов независимо от того, выиграли они или проиграли. Второй: они не должны использовать насилие, чтобы прийти к власти или остаться у власти. Третий критерий: по-настоящему демократическая партия должна явно и открыто дистанцироваться от групп, не соответствующих первым двум. Этот третий критерий, пожалуй, самый трудный, так как многие партии имеют на своей периферии людей, которые не прочь прибегнуть к насилию для борьбы с конституционным порядком. Чтобы их изолировать, следует создавать коалиции, в том числе и с идеологическими противниками. 

— Почем третий критерий так важен? 

— История показывает, что нередко политики, которые благодаря костюмам и галстукам производят впечатление мейнстримных, способствуют подъему экстремистов. В итоге именно они ставят демократию в затруднительное положение. 

— Что именно происходит, если закамуфлированный экстремист все-таки приходит к власти? Как он подрывает демократию?  

— Здесь может помочь аналогия с футболом. Сначала скрытый автократ пытается переманить на свою сторону нейтрального судью. В демократии это органы правосудия, прокуроры и судьи. Затем начинается атака на противника — борьба с оппозицией на политической арене, в СМИ и в гражданском обществе. И, наконец, он пытается изменить правила игры в свою пользу. Это может быть, например, перетасовка границ избирательных округов ради того, чтобы гарантировать своей партии места в парламенте. С помощью этих трех шагов можно вполне законно создать автократическую систему. 

— Виктор Орбан поступил именно так? 

— Как и Дональд Трамп, однажды он проиграл выборы. А когда вернулся, то решил, что это не должно повториться. И, действительно, стал манипулировать системой так, что с тех пор не проиграл ни разу. Это противоречит известному изречению Маркса, что история сначала разворачивается в виде трагедии, а потом повторяется в виде фарса. В Венгрии трагедия случилась на второй раз. И я опасаюсь, что Трамп образца 2024 года тоже может попробовать сделать что-то подобное, если выиграет. 

Виктор Орбан, как и Дональд Трамп, однажды проиграл выборы. А когда вернулся, то решил, что это не должно повториться

— Вы боитесь, что Трамп действительно может подорвать американскую демократию? 

— Сравнение с Виктором Орбаном в Венгрии или Владимиром Путиным в России несколько преувеличено. Но сейчас каждые выборы в США воспринимаются как чрезвычайное происшествие национального масштаба. И действительно, это важные выборы для будущего демократии, для будущего НАТО, для мира — и для нашей способности решать насущные проблемы, такие как изменение климата. 

— Что произойдет, если он действительно победит на этих выборах? 

— Когда Дональд Трамп стал президентом в 2016 году, он следовал своему инстинкту. Сегодня все по-другому: он многое осмыслил, его злоба по отношению к демократам и части республиканцев усилилась. Есть риск, что он будет использовать государство для своих личных целей. Авторитарная стратегия может включать наступление на нейтральные институты — например, на судебную систему. Собственно, он уже говорил, что хочет использовать ФБР для борьбы с политическими противниками! 

— Cлишком алармистски все это звучит, вам не кажется? 

— Это вполне реальная опасность. Но и сопротивление будет мощным. Демократическая оппозиция хорошо организована и хорошо финансируется. У нас есть надежные институты, судьи, которые ценят свою независимость и противостоят политикам, у нас есть штаты, федеральные служащие и гражданское общество — и все они устойчивы. Уничтожить американскую демократию будет нелегко. Но избрание Трампа, вероятно, приведет к хаосу, беспорядкам и нестабильности. 

— Америка никогда раньше не была так мультиэтнична, никогда прежде смешанные браки не достигали такого числа. Как это сочетается с антидемократическими настроениями республиканцев, поддерживающих Трампа? 

— В основе движения сторонников Трампа как раз реакция именно на эту трансформацию общества. Мы сталкиваемся с поляризацией образа жизни: в то время как демократы стали более мультиэтничными и урбанизированными, республиканцы все больше превращаются в партию белых, проживающих за пределами больших городов. Обе стороны считают, что приход политического противника к власти угрожает нации. Чтобы предотвратить эту угрозу, республиканцы, поддерживающие Трампа (прежде всего они, но не только), готовы смириться с ограничением демократических прав. Радикализация также связана с тем, что Республиканской партии все труднее добиваться большинства. На семи из последних восьми президентских выборов они не получали большинства голосов. Трамп, например, победил только благодаря системе выборщиков, которая благоприятствует районам вне больших городов. 

— В общем, демократии угрожает отступление? 

— В конце концов республиканцам придется трансформироваться в мультиэтничную партию, за которую могли бы отдать голоса и афроамериканцы, и латиноамериканцы. Независимо от того, насколько она окажется консервативной, это было бы хорошим знаком того, что республиканцам больше не нужно бояться демократии. Что опять можно спорить о конкретных политических идеях.

Обе стороны считают, что приход политического противника к власти угрожает нации. Чтобы предотвратить эту угрозу, сторонники Трампа (но не только они), готовы смириться с ограничениием демократических прав

— Наиболее радикальный вариант гибели демократии Германия пережила с приходом к власти Гитлера. Какие уроки можно извлечь их этого опыта? 

— Даже национал-социалисты Гитлера пришли к власти с помощью демократических инструментов. Они получили большую поддержку на выборах, но большинства у них не было. И тем не менее Гитлеру удалось взять власть — благодаря мейнстримным политикам. Мы должны помнить об этом. Когда партии в своем высокомерном стремлении удержать власть присоединяются к периферийным деятелям, это часто оборачивается против них. Они должны честно говорить о своих намерениях! В этом отношении бразильские политики в прошлом году оказались более стойкими, чем многие республиканцы. За исключением разве что самых преданных сторонников Болсонару, все смирились с его поражением. 

— Чем отличаются атаки на демократию со стороны левых и правых? 

— Да ничем! Были времена, когда левые точно так же представляли собой угрозу, например в Венесуэле при Уго Чавесе. И если предположить, что Трамп будет избран во второй раз, не получив при этом большинства голосов и только благодаря системе выборщиков, это спровоцирует возрастающий кризис легитимности демократии в глазах многих молодых американцев. В таком случае можно будет ожидать большого давления на демократические институты со стороны левых. 

— Крах демократии в какой стране удивил вас больше всего? 

— Такого вопроса мне еще не задавали! Мой ответ — в Венгрии. В 1990-е годы Венгрия служила посткоммунистическому миру образцом для подражания. История этой страны была связана с западной традицией, затем она пережила более мягкую, чем другие, версию коммунизма, после этого быстро стала членом ЕС и НАТО. С точки зрения экспертов, все говорило о том, что Венгрия станет демократической страной. Предположить, что именно эта страна превратится в своего рода автократию, было невозможно. 

— Может ли демократия прийти в страну слишком рано? 

— Тут понятно одно: богатые демократии не умирают. «Богатство» при этом понятие относительное: за последние сто лет ни одна демократия не потерпела крах, если ВВП на душу населения превышал 17 тысяч долларов в год. Это то, что, несмотря на все проблемы, говорит в пользу США. 

— Почему достаток вообще играет такую роль? 

— Само по себе богатство ничего не гарантирует, важно то, с чем оно связано. Богатые общества более плюралистичны, так как в них есть различные социальные интересы, которые уравновешивают друг друга. В бедных странах, наоборот, элита доминирует в системе. Я не хочу сказать, что бедные страны не должны становиться демократическими. Но препятствия там сильнее. 

— Так ли стабильны прямые демократии, как мы думаем? Например, швейцарская? 

— Помимо дохода важнейшим индикатором стабильности служит возраст. Ни одна демократия старше пятидесяти лет в прошлом столетии не погибла. В этом смысле вы в безопасности! Как и другие, вы со временем разработали набор неписаных политических норм, которых придерживается большинство, — это укрепляет демократию. В Швейцарии это, например, привычка к сдержанности. Однако в США мы видели, что происходит, когда политический лидер атакует подобные негласные соглашения. Если недовольство статус-кво достаточно велико, эти нормы могут оказаться очень слабыми, а демократии — уязвимыми. 

— Можно ли сказать, что мы живем во времена, когда демократии и автократии борются за геополитическое доминирование? 

— Да. Но при этом автократы регулярно недооценивают демократию. Они видят только беспорядок, популизм, демонстрации и думают: «Как они могут с нами конкурировать?» Они не понимают, что наблюдают постоянное самокоррекцию. Прозрачность может выглядеть как слабость, но на самом деле это источник силы. В долгосрочной перспективе демократии работают лучше, чем автократические режимы, это подтверждено исследованиями. В автократиях борьба идет за закрытыми дверями, а потому они и рушатся так внезапно. Вспомните падение Берлинской стены. 

Прозрачность демократий может выглядеть как слабость, но на самом деле это источник силы

— Но ведь и демократии не абсолютно прозрачны. Лоббирование, тайные сделки элит, препятствия, чинимые избирателям. Когда заканчивается демократия и начинается автократия? 

— Граница размыта. Демократии опираются на три столпа, каждый из которых может быть устойчив в разной степени. Первый: насколько велика политическая конкуренция? Чем больше, тем лучше! Второй: имеют ли граждане право и возможность для политической самоорганизации и участия в выборах? Часто в демократиях это относилось не ко всем, вспомните хотя бы позднее введение женского избирательного права. Третий столп — права человека, защита меньшинств. 

— Что дает вам надежду, что кризис легитимности демократии пройдет? 

— Меня обнадеживает, что большинство граждан в наших демократиях поддерживают демократию. С этой точки зрения мы уже победили. 

— Скажете ли вы то же самое, если Трамп будет избран в 2024 году? 

— С определенной уверенностью я могу сказать: если даже он будет избран, то не половиной и не большинством голосов, а только из-за системы выборщиков. Трамп никогда не имел более 50% поддержки по результатам опросов. Лишь только если Трамп получит большинство голосов населения, моя вера в демократию пошатнется. 

читайте также

Гнозы
en

Конституционный патриотизм в Германии

В Германии нет документа, который носил бы название «Конституция». После войны в ФРГ был принят Основной закон, и изначально считалось, что он будет действовать до воссоединения страны. Его принимали с очевидной оглядкой на недавнее прошлое, явно желая избежать и повторения нацистских преступлений, и монополизации власти в руках одного человека. Именно поэтому полномочия президента в Германии серьезно ограничены, а любые изменения, касающиеся верховенства права, достоинства человека, демократии и федерализма, не допускаются. В итоге, когда в 1990 году воссоединение страны произошло, Основной закон остался в силе, а в немецком политическом лексиконе закрепился термин «конституционный патриотизм», который все больше отражает эмоциональную привязанность немцев к Основному закону: почти 90% граждан уверены, что он работает хорошо или очень хорошо. Даже если и не называется конституцией.


Не забывайте подписываться на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий в Германии и Европе


 

Подписание и торжественное провозглашение Основного закона 23 мая 1949 года ознаменовало основание Федеративной Республики Германия. Основной закон, пришедший на смену Веймарской конституции 1919 года, стал второй демократической конституцией в Германии. При разработке этого основополагающего для правопорядка страны документа конституционное собрание стремилось противопоставить его национал-социалистической диктатуре: после трагедии Холокоста особо важное место отводилось основным правам, получившим приоритет над всем остальным. Это стало главной новацией в немецкой конституционной истории.

«Достоинство человека неприкосновенно» — статья 1 Основного закона, учитывающая прежде всего опыт Холокоста, стала ключевым элементом конституции Германии. Этот принцип, согласно которому любая государственная власть обязана уважать человеческое достоинство, закреплен как основная норма во многих новых конституциях — от Испании и Португалии до ЮАР.

Не менее достойными подражания оказались и статьи об общей свободе действий, свободе вероисповедания, свободе слова и собраний, каждая из которых является основополагающей для демократии. Статья 3 Основного закона запрещает дискриминацию и устанавливает равные права для мужчин и женщин. Эта норма, вызывавшая у многих серьезные возражения, появилась прежде всего благодаря активности юриста Элизабет Зельберт, одной из четырех женщин среди 65 членов Парламентского совета.

Разделение властей

В Основном законе необходимо было учесть все слабые места Веймарской конституции: в частности, требовалось больше гарантий разделения властей, поскольку в Веймарской республике этот принцип нередко страдал из-за главенствующей роли рейхспрезидента. Поэтому Основной закон усилил роль парламента и канцлера и оставил за главой государства, федеральным президентом, в основном представительские функции.

Прямые всенародные выборы главы государства также были отменены. Кроме того, в Основном законе закреплен принцип «воинственной демократии», позволяющий с помощью различных инструментов активно защищать свободный демократический строй от его противников.

Гарантия неизменяемости

Ключевое проявление этот принцип нашел в «оговорке о вечности» из статьи 79. Согласно этой оговорке, не допускаются изменения Основного закона, затрагивающие принципы демократии, верховенства права, федерализма и достоинства человека. Кроме того, Основной закон устанавливает высокий барьер для внесения любых поправок вообще: для этого необходимо большинство в две трети голосов в Бундестаге и Бундесрате.

Несмотря на это, с 1949 года в Основной закон было внесено уже более шестидесяти поправок. Например, сейчас в связи с общественной дискуссией о расизме обсуждается вопрос о замене слова «раса» другим термином в статье 3, запрещающей дискриминацию.

Воссоединение

В 1949 году Основной закон не случайно решили не называть конституцией. Будучи промежуточным документом ФРГ, которая на тот момент охватывала территории трех западных оккупационных зон, он оставлял возможность для последующего принятия общегерманской конституции. В итоге в 1990 году обсуждались два конституционных пути воссоединения страны: либо ГДР, в соответствии со статьей 23, примет Основной закон, либо — в соответствии со статьей 146 — будет разработана новая конституция. Главным аргументом в пользу разработки новой конституции было формирование общегерманской идентичности. Кроме того, Основной закон иногда критиковали за то, что в нем недостаточно внимания уделялось социальным правам. Но в пользу его сохранения в качестве общей конституции, помимо практических соображений, говорило общепризнанное высокое качество Основного закона как правового документа, части которого уже были включены в конституции других государств, например, Греции и Испании. В конечном счете, решающую роль сыграла массовая эмиграция из ГДР, которая поставила эту страну в очень сложное экономическое положение и сделала более реальным вариант ратификации. 3 октября 1990 года Основной закон из временного документа окончательно превратился в постоянный.

Конституционный патриотизм

Впрочем, на территории ФРГ Основной закон приобрел значение полноценной конституции еще до воссоединения страны. Об этом красноречиво свидетельствует дискуссия о «конституционном патриотизме», начатая в 1979 году политологом Дольфом Штернбергером в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung по случаю 30-летнего юбилея Основного закона. По мнению Штернбергера, государство как некая общность людей жизнеспособно, только когда его граждане соблюдают и активно используют гарантированные конституцией права на свободу и участие в политической жизни страны. Лишь в этом случае, а не просто благодаря общему историческому прошлому, будет развиваться и чувство идентичности. К тому же, по словам ученого, «патриотизм в европейской традиции всегда по сути своей был связан с государственным устройством». Обратив внимание общественности на этот термин, Штернбергер отразил растущее значение Основного закона в ФРГ в 1970-х годах.

В 1986 году это понятие, которое к тому моменту уже было в ходу, стало предметом горячей дискуссии во время «спора историков», когда философ Юрген Хабермас заявил: «Единственный патриотизм, который не отдаляет нас от Запада, — это конституционный патриотизм». Так он отреагировал на высказывания консервативных историков, ставивших под сомнение беспрецедентность уничтожения евреев нацистами и начавших тем самым большой историко-политический спор. Хабермас опасался, что в Германии вновь может усилиться культурный или этнический национализм. С тех пор вокруг этого термина продолжается дискуссия о том, что может лечь в основу современного либерального патриотизма в Германии, — конституция или нация. Это неоднократно обсуждалось в последние десятилетия, и в контексте воссоединения, и в споре о роли доминирующей культуры в многонациональном обществе, и в дебатах о Конституции Европейского союза. Критики полагают, что конституционный патриотизм слишком абстрактен и даже элитарен, из-за чего, по их мнению, эмоционально ощутить его невозможно.

Пример для подражания?

Но именно эмоциональное отношение к Основному закону, казалось, меняется: в 2019 году, в период празднования 70-летия документа, выяснилось, что все больше людей его текст искренне трогает. Основной закон был тода очень популярен в Германии. Об этом свидетельствовал и опрос, проведенный в 2019 году Институтом изучения общественного мнения Infratest dimap: 88% опрошенных тогда сказали, что Основной закон зарекомендовал себя хорошо (58%) или очень хорошо (30%). Причем такого мнения придерживались практически все группы населения. Для большинства Основной закон ассоциировался прежде всего с защитой достоинства, правами человека, затем с небольшим отрывом следуют равенство и равноправие, общая свобода действий, свобода прессы и слова. Только 5% респондентов считали, что документ устарел и нуждается в пересмотре. Но уже пять лет спустя, в 2024 году, в аналогичном опросе только 77% респондентов заявили, что документ проявил себя хорошо (52%) или очень хорошо (25%).

Тем не менее Основной закон все еще пользуется поддержкой, и это связано с его особенно сильной стороной — он открыт для будущего. Как пишет специалист по конституционному праву Матиас Хонг, основные права были «сформулированы как динамичные базовые нормы», «уровень защиты <...> которых со временем может расти», например, в случае «осознания, что некие прежние действия государства изначально противоречили основным правам». Такое часто встречается в сфере защиты от дискриминации. Ключевую роль здесь играет Федеральный конституционный суд. В качестве высшей судебной инстанции Германии он охраняет Основной закон и является движущей силой конституционного развития. С начала своей деятельности он всегда принимал новаторские решения, зачастую имевшие прямые политические последствия. Это, в свою очередь, оказалось возможным благодаря такому средству правовой защиты, как конституционная жалоба: подав индивидуальную жалобу, каждый может заявить о нарушении своих основных прав со стороны государства. Сегодня Федеральный конституционный суд Германии стал важным элементом в многоуровневой системе защиты основных свобод и прав человека в Европе, наряду с Судом Европейского союза в Люксембурге и Европейским судом по правам человека в Страсбурге.

Дополнено 23 мая 2024 года

читайте также
Gnose

«Немецкая федерация» против пандемии

Во время пандемии Германия не отказывается от федеративного принципа управления: центральное правительство вырабатывает общую линию, но конкретные решения о карантинных мерах каждая земля принимает самостоятельно. И часто они становятся предметом дискуссий и политического торга. О том, как это работает, — политолог Рафаэль Боссонг.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)