Медиа

Пятнадцатый признак фашизма

Вот уже несколько лет в некоторых немецких СМИ и телешоу на разные лады то и дело повторяют один и тот же вопрос: а есть ли еще в Германии свобода слова? Можно ли говорить все, что захочешь? Сомнения в этом проникли и в широкие круги немецкого общества: 44% участников опроса, проведенного в 2023 году, заявили, что, высказывая собственную точку зрения, следует быть осторожными. Между тем в свежем рейтинге свободы прессы, ежегодно публикуемом организацией «Репортеры без границ», Германия занимает десятое место (у России — 162 место из 180 стран).

Правда, причин для тревоги хватает и внутри журналистского сообщества. Высокое место в рейтинге «Репортеров без границ» обеспечивается отсутствием ограничений на распространение информации и мнений — но он не учитывает того, что именно отсутствие ограничений может угрожать влиянию СМИ, придерживающихся стандартов, принятых в журналистской профессии. Звучит парадоксально, но на самом деле объяснимо: еще несколько лет назад эксперты были обеспокоены тем, что контент, размещаемый в соцсетях и блогах, не проходит качественной редакционной проверки, чем легко могут воспользоваться пиарщики корпораций, которые хотят выдать рекламу за объективную информацию. Теперь ясно, что так же действуют и те, кто создает и воспроизводит радикальные, антидемократические нарративы. Распространение в Германии так называемых альтернативных СМИ, прежде всего правого толка, — яркий тому пример.

Но тогда почему именно крайне правые чаще других говорят о том, что свобода слова в Германии под угрозой? Об этом размышляет Андреас Герлах в статье для Geschichte der Gegenwart.


Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России


 

Источник Geschichte der Gegenwart

После встречи в Потсдаме больше нельзя закрывать глаза на то, к чему стремятся современные правые и неофашисты, — к уничтожению принципов правового государства в собственных интересах. Причем сама потсдамская встреча не оказала практически никакого влияния на уровень поддержки правых партий. И важно время от времени — а сейчас в особенности — задаваться вопросом о том, что такое фашизм, на каких принципах он зиждется и как нанести ему поражение? Ведь победа над ним — возможна.

Многие теории фашизма стремятся дать определение этому понятию, выделив несколько ключевых элементов. При этом большинство из них обращается к определенным историческим обстоятельствам или отдельным общественно-политическим характеристикам фашизма. В итоге часто складывается ощущение, что возможен один единственный и неповторимый фашизм, не подверженный изменениям.

Подобная точка зрения не учитывает, что фашистские движения XX столетия развивались с течением времени. Так, идеологи немецкого фашизма изначально фиксировались на Германии, и только впоследствии фокус их идеологического внимания сместился сначала на [древних] германцев, а затем на так называемых арийцев. Итальянскому фашизму при Муссолини на раннем этапе были свойственны антимонархизм и социальная направленность, но затем на передний план начали выходить преимущественно капиталистические и промонархические идеи. Сравнение различных проявлений фашизма 1920–1930-х годов в Европе показывает, что говорить нужно о различных типах с отличающимися ключевыми элементами: режим Франко в Испании, уделявший огромное внимание католицизму, разительно отличается в этом отношении от немецкого фашизма, для которого было характерно враждебное отношение к церкви. Подобным образом различаются позднеимпериалистическое «Новое государство» в Португалии, правление венгерской национал-социалистической «Партия скрещенных стрел» и неолиберально-бюрократические авторитарные правительства в Южной Америке 1960–1970-х годов.

Тем не менее к каждой из этих систем и к любому движению применим термин «фашизм». Эти сложные различия в рамках явления, именуемого фашизмом, с трудом поддаются описанию и, скорее, препятствуют сопротивлению возрождающимся фашистским движениям, рост популярности которых отмечается на протяжении последних лет в Европе.

Вечный фашизм

Именно поэтому столь значимым представляется небольшое эссе Умберто Эко «Вечный фашизм». Эко несколько иначе подходит к описанию фашизма. Он выделяет ни много ни мало 14 типических признаков фашистских движений и подчеркивает, что движение, партия или правительство можно определить как фашистское, даже если оно не соответствует каждой из них. В своих рассуждениях Эко опирается на определение «игры», предложенное Людвигом Витгенштейном и приводит следующую схему с авторским комментарием: 

1                2                          3                  4

        abc         bcd          cde          def      

«Предположим, перед нами набор политических группировок. Первая группировка обладает характеристиками аbс, вторая — характеристиками bcd и так далее. 2 похоже на 1, поскольку у них имеются два общих аспекта. 3 похоже на 2, 4 похоже на 3 по той же самой причине. 3 похоже даже на 1 (у них есть общий элемент с). Но вот что забавно. 4 имеет нечто общее с 3 и 2, но абсолютно ничего общего с 1. Тем не менее, благодаря плавности перехода с 1 на 4, создается иллюзия родства между 4 и 1» (цит. по: Эко У., Пять эссе на темы этики. Symposium, СПб, 2003. Стр. 66-78 — прим. дekoder'а).

Эко выделяет 14 таких типических характеристик, или, другими словами, цепочку характеристик от a до n, имеющих основополагающее значение для определения понятия «фашизм». При этом в истории не было фашистского режима, который удовлетворял бы всем 14 характеристикам сразу. Ниже эти 14 признаков приведены списком, однако небольшое эссе Умберто Эко все равно вполне достойно того, чтобы прочесть его целиком:

  1. Культ традиции,
  2. Неприятие модернизма,
  3. Культ действия ради действия,
  4. Любая критика воспринимается как предательство,
  5. Прирожденная боязнь инородного,
  6. Фашизм всегда пытается опираться на фрустрированные средние классы,
  7. В основе фашизма заложена одержимость идеей заговора против идентичности,
  8. Враги фашизма рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые,
  9. Есть лишь бескомпромиссная борьба («Жизнь ради борьбы»),
  10. Массовый элитаризм,
  11. Всякого и каждого воспитывают, чтобы он стал героем («Культ героизма»),
  12. Культ мужественности — пренебрежение к женщине, преследование любых неконформистских сексуальных привычек, 
  13. Фашизм всегда строится на популизме в интересах большинства, 
  14. Фашизм говорит на Новоязе, то есть переиначивает смысл слов, использует эвфемизмы или оправдательные конструкции при формулировке собственных тезисов.

При взгляде на этот список бросается в глаза, что Эко вовсе не упоминает характеристики, типичные для «классических» определений фашизма: культ вождя, милитаризм или антисемитизм выступают для него не сутью фашизма, а лишь вариациями одного или нескольких из названных им аспектов. Именно это делает определение «вечного фашизма» Умберто Эко столь современным. В сегодняшней реальности довольно редко встречаются режимы, основанные на фашистско-авторитарной идеологии, для которых — как в случае нынешней России — были бы характерны ярко выраженный культ личности или милитаризм. Эти аспекты, как правило, остаются в тени, а вот значительная часть из упомянутых выше 14 признаков применима к большинству новых правых партий, группировок и государств.

Культ СМИ

Эко называет собственное определение фашизма «размытым» (fuzzy), так как в зависимости от исторического и социального контекста некоторые из этих характеристик в конкретном случае могли проявляться, а некоторые — отсутствовать. Эко составил всесторонний перечень черт, наилучшим образом подходящий для того, чтобы распознать и описать фашистский режим. Однако этот список не исчерпывающий, его можно расширять — ведь современные разновидности фашизма движутся дальше, приобретая определенные черты, которых не было вовсе или которые изменились со временем.

Одно свойство современного фашизма точно заслуживает добавления в список. Этот аспект был важен уже для первоначальных фашистских движений, сложившихся в первые десятилетия ХХ века, но сегодня, когда он ярче и значительнее, чем когда бы то ни было, его можно назвать пятнадцатым признаком фашизма, который всегда стремится использовать самые современные из доступных средств массовой информации для распространения своих идей. Фашизм влюблен в собственный образ, любуется собственными слоганами, активистами, плакатами, символами и заявлениями. Те, кто внимательно следит за развитием современных праворадикальных партий и группировок, вряд ли удивятся такому диагнозу: ни одна другая немецкая партия не активна в тиктоке так, как АдГ; твиттер был ключевым инструментом предвыборной кампании Дональда Трампа; российские интернет-тролли пытались повлиять на результаты выборов через социальные сети; усилия компании Cambridge Analytica, помогли республиканцам добиться решающего перевеса во время президентской кампании.

Эко, кстати, упоминает, что фашисты были большими почитателями современных технологий вопреки собственному традиционализму, но игнорирует то, насколько интенсивно они пользуются современными им средствами массовой информации. Тут вместо Эко давайте обратимся к Вальтеру Беньямину. Его знаменитое эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» чаще всего воспринимают как теорию развития СМИ, демонстрирующую, как фотография, кино и искусство изменили свое время. При этом из виду упускается, что значительная часть этого искусствоведческого текста посвящена определению фашизма, и автор в итоге приходит к выводу, что фашизм учится использовать самые современные средства массовой информации, а также пытается применять их в собственных интересах. Главным образом во второй части эссе Беньямина содержится теория одержимости фашизма собственной представленностью в СМИ. Какую бы форму ни принимал фашизм, он всегда жадно следит за тем, как его изображают — в кино, на телевидении, по радио, в ток-шоу, в газетах, на таких платформах, как YouTube, фейсбук, твиттер и тикток. (К слову: по этому вопросу имеет смысл ознакомиться с менее известной «второй редакцией» эссе — текстом, опубликованном в седьмом томе Собрания сочинений автора, который еще не подвергся изрядно скорректировавшей его редактуре сотрудников Института социальных исследований. Беньямин пишет об «эстетизации политики, которую проводит фашизм». Фашизм во что бы то ни стало стремится к самовоспроизведению и воспроизведению своих протагонистов в медийном пространстве. Этот немаловажный аспект отсутствует у Эко, однако его вполне можно добавить к списку признаков. Более того, исключительно важно подчеркнуть значимость этой пятнадцатой характеристики: невозможно было бы представить выживание фашистских режимов, появление новых, достижение ими успеха на выборах, не используй они медиа.

Геббельс, Бэннон, Маск

Фиксация на собственном образе была характерна уже для раннего фашизма. Достаточно вспомнить гигантскую скульптурную маску Муссолини на фасаде дворца Палаццо Браски, где располагалась штаб-квартира его партии. Можно также заглянуть в дневники Йозефа Геббельса, который начиная с 1933 года описывал радио и его возможности прямо-таки с эротическим восторгом. 11 февраля 1933 года он сделал следующую запись : «Еду во Дворец спорта. Зал переполнен. На 10 площадях толпы людей. Во всем Рейхе около 20 миллионов слушателей. Меня встречают овациями. Для начала отчитываю прессу. Затем произношу по передатчику двадцатиминутное вводное слово. Выходит блестяще. Ни следа сценической лихорадки. Выходит Гитлер. Докладываю и передаю ему слово. Гитлер произносит изумительную речь. С резкими нападками на марксизм. В конце он впал в редкий ораторский пафос и закончил словом “аминь”! В этом сила, это работает. Эта речь воодушевила всю Германию. Массы во Дворце спорта впали в безумное упоение. Так должно быть и впредь». За несколько дней до этого: «Все средства в нашем распоряжении. Деньги у нас есть, радио подчиняется нам, речи Гитлера звучат на всех каналах, я веду репортаж». Или запись от 2 декабря 1940 года: «И весь народ, на фронте и на родине, сидит у радиоприемника».

По записям Геббельса очевидно, что радио было для него не просто каким-то удобным СМИ; он восторгался им и считал практически ключевым инструментом для воодушевления всей Германии на поддержку Гитлера и фашизма. Восторженное отношение к силе медиа бытует и среди современных праворадикальных активистов. Только сегодня они говорят не о радио, а о тиктоке. Праворадикальный активист Эрик Аренс такими словами описывал силу алгоритмов тиктока на своем выступлении в Институте государственной политики, который уже закрыт: «Ощущение похоже на то, что, должно быть, испытывали в 1923 году, когда появилось радио. Я ловлю это каждый раз, когда открываю свои тикток-аккаунты».

Наряду с радио необходимо упомянуть и кинематограф, которым так восхищались фашисты и который Беньямин абсолютно верно оценивал как инструмент эстетизации политики фашизма. Достаточно вспомнить пропагандистские фильмы Лени Рифеншталь.

В августе 1933 года, всего через несколько месяцев после прихода к власти НСДАП, Геббельс представил «народный радиоприемник», к производству которого в обязательном порядке привлекли все профильные немецкие компании. Новый радиоприемник был таким дешевым для конечного потребителя, что практически каждый мог позволить себе его приобрести. Радиоприемники появились не только в каждом доме, но и в каждой забегаловке, в каждом кафе и даже на некоторых лестничных площадках, чтобы массы «впадали в безумное упоение». Тут уместно вспомнить слова Стива Бэннона, который во многих отношениях продолжает дело Геббельса или, по крайней мере, стремится выглядеть его продолжателем: «Демократическая партия не имеет значения. Настоящая оппозиция — это средства массовой информации». Борьба со СМИ ведется до тех пор, пока их не удается подчинить собственному влиянию.

Отстаивать свободу слова до тех пор, пока ее не удастся отменить

До самого своего прихода к власти фашисты делают вид, что отстаивают право на свободу слова, чтобы вынудить СМИ публиковать свою точку зрения. Фашисты хотят, чтобы их мнение воспринималось общественностью так же, как и мнение любой другой стороны.

Однако с того момента, как какие-нибудь правые миллиардеры или партии приобретают, к примеру, Twitter, газету NZZ или какой-либо общественно-правовой телерадиоканал или входят в совет директоров таких медиа, их показная приверженность свободе слова куда-то испаряется — как это было в Польше, после приобретения целой медиаимперии во Франции или после покупки Twitter Илоном Маском.

Современные правые, реакционные и зачастую откровенно фашистские движения обладают многими характеристиками из списка Умберто Эко, но важной характеристикой, которой можно было бы дополнить этот перечень, служит вечная фиксация на собственном образе и представленности в медийном пространстве. А потому именно там проходит главный антифашистский фронт XXI века. Нельзя допустить, чтобы фашисты захватили медийное пространство.

читайте также

Гнозы
en

Теории заговора на экспорт

Судя по последним новостям из Европы1, те, кто активно выступает против карантинных ограничений, во главу угла ставят собственное нежелание быть «как все», подчиняясь приказам властей. Sheeple, людьми-баранами, послушно грядущими в цифровое рабство, — вот кем считают окружающих законопослушных граждан ковид-диссиденты. Билл Гейтс, Сергей Собянин или Ангела Меркель — не важно, кто олицетворяет настоящих и будущих господ мира. В своей уверенности, что пандемия коронавируса — это заговор мировых элит, солидарны ковид-диссиденты в России, США и странах Евросоюза. Что движет этими людьми и откуда они черпают информацию, подкрепляющую еще большее недоверие к институтам власти и экспертному знанию? Возможно ли сознательное изготовление теории заговора на экспорт — например, в российских властных кабинетах?

Глобальная циркуляция теорий заговора в период пандемии, порождающая глобальное же отсутствие доверия политикам, ученым и медикам, — тема настолько же актуальная, как ежедневные сводки борьбы с коронавирусом. «Инфодемия» рискует стать словом года наряду с «социальным дистанцированием» и «коронавирусом». Пожалуй, впервые наша «глобальная деревня» переживает драму человеческую, финансовую и политическую в режиме онлайн, будучи связанной миллиардами невидимых каналов информации. И в этой непростой ситуации теории заговора получили невероятное количество преимуществ. 

Социальные сети и мессенджеры стали главной площадкой для бытования разного рода страхов обывателя: врачи-отравители, Билл Гейтс, жидкое чипирование, наконец, государство, через приложения на смартфонах проникающее в глубины нашей личной жизни2. От государства спрятаться некуда, а многие граждане и сами готовы расстаться с частью своих прав, чтобы почувствовать себя более защищенными от зловещей болезни. Когда большинство готово поступиться своей свободой, чтобы быть защищенным государством, немногие, кто опасается оказаться под властью цифровой диктатуры, выходят на улицы с демонстрациями и отказываются следовать рекомендациям сохранять «социальную дистанцию»3. Для них социальные сети стали важным инструментом для поиска единомышленников, объединения и быстрой передачи информации. Но в прошлом, задолго до появления интернета, такое уже случалось. 

Как распространяются конспирологические теории

Теории заговора в течение нескольких веков активно циркулировали по европейскому континенту и в моменты кризисов очень быстро овладевали умами тысяч человек. Появление новых способов коммуникации всегда играло на руку распространению теорий заговора, хотя они не перестают передаваться и традиционными способами, из уст в уста — в качестве слухов и городских легенд4

Первая мировая «инфодемия», напрямую связанная с масштабными политическими событиями, случилась на рубеже XVIII и XIX веков: эхо Французской буржуазной революции очень быстро долетело до соседних стран, Великобритании, США и даже Российской империи. Уже через несколько лет интеллектуалы Европы и США, с ужасом смотревшие на террор в якобинской Франции, угадывали за спинами революционеров иллюминатов — членов супертайного общества внутри ордена масонов, штыком и гильотиной насаждавших Просвещение. Французский аббат Баррюэль, шотландский профессор Робисон и американский пастор Морзе сделали все возможное, чтобы о зловещих планах иллюминатов стало известно человечеству: во Франции — разрушить монархию, в Европе в целом — подорвать веру в церковь, а американцев — лишить демократических завоеваний войны за независимость5. В принципе, создать миф о всесильном тайном ордене удалось: страх перед иллюминатами продолжает жить, и уже новые авторы приписывают им тревоги нашего времени6

Как мы знаем, ничто так не помогло оформить «воображаемые сообщества» наций, как циркуляция книг и газет, написанных на одном — национальном — языке7. Теории заговора были в этом процессе ключевым элементом, став постоянным атрибутом дешевого бульварного чтива. Во второй половине XIX века шпионские и детективные романы в Европе превратили идею о заговоре в естественный элемент повседневности и помогли сформировать у читателей ощущение того, что они живут в одной нации, которая постоянно подвергается опасности. Как пишет социолог Люк Болтански, детективы о Шерлоке Холмсе и позже о комиссаре Мегрэ и их изощренных соперниках-злодеях помогали обывателю оценить стремительно меняющийся мир. Сыщики своими расследованиями вскрывали привычный мир реальности, обнажая тайны и демонстрируя, что за привычным фасадом повседневности может скрываться что-то ужасное8

В XX веке радио, телевидение и кино превратились в главные каналы распространения теорий заговора, а в 1990-е годы энтузиасты конспирологии пришли в интернет: и очень скоро стало ясно, что тут теории заговора будут плодиться, как микроорганизмы в чашке Петри, передаваясь на тысячи километров. 

При этом в каждой стране они адаптируются под местные реалии. К примеру, в Малайзии отсутствует сколько-нибудь внушительная еврейская диаспора, но антиизраильские настроения служат там для национального сплочения, как и во всем мусульманском мире. Однако получившая на этом фоне распространение теория мирового еврейского заговора работает еще и против местного китайского меньшинства, прямые атаки на которое запрещены властями, так что приходится выражать недовольство опосредованно9.

Почему конспирологические теории переживают ренессанс на Западе

В Европе и США теории заговора постепенно приобретают все большее влияние на политику: причина тому — падение доверия властям, социальная поляризация и таблоидизация медиа, активно распространяющих теории заговора среди своей аудитории10. Правда, все очень сильно зависит от культуры. В США теории заговора традиционно были важной частью политического языка11; в Великобритании одна из главных тем в культуре заговора — недоверие правительству и королевской семье12; в Польше и Венгрии консервативные правительства активно использовали страх перед Западом и политикой Евросоюза для мобилизации лояльного электората, не брезгуя при этом ярой антимигрантской и антисемитской риторикой13

В каждом национальном контексте получали развитие локальные конспирологические нарративы, однако некоторые теории оказывались настолько универсальны, что становились популярны сразу в нескольких странах. К примеру, в скандинавских государствах, традиционно экономически процветающих, приток эмигрантов дал толчок активному распространению праворадикальных теорий заговора. Их адепты обвиняют международные организации и руководство ЕС в попытке уничтожения этих наций и создания мирового правительства14. Те же идеи активно развивались среди праворадикальных группировок по всей Европе начиная с середины 2010-х годов и превратились в миф о Еврабии — части плана глобальных заговорщиков по уничтожению современных наций вообще15. В свою очередь, среди левых движений, особенно после финансового кризиса 2008 года, популярность обрели конспирологические идеи, направленные против политического и экономического истеблишмента16. Сторонники этичного потребления также часто считают генетически-модифицированные продукты заговором транснациональных корпораций17. Некоторые российские медиа даже активно участвуют в продвижении этой теории заговора18. Однако не этим прославилась русская культура заговора за рубежом.

Россия как экспортер и импортер заговоров

В мировой конспирологической коммуникации российское общество чаще всего было принимающей стороной: страхи европейских обществ быстро проникали в Россию и становились частью её собственной культуры (так случилось с масонским заговором, например). Однако пару раз за последние сто лет усилиями российских авторов теории заговора успешно попадали на глобальный рынок конспирологии. 

Во-первых, в первой половине XX века именно благодаря русским эмигрантам европейцы и американцы узнали о «Протоколах сионских мудрецов» — пожалуй, самой долгоживущей конспирологической фальшивке, утверждавшей, что в мире существует всесильное тайное еврейское общество, контролирующее правительства, мировые капиталы и устраивающее политические и научные революции, чтобы развалить привычный миропорядок и уничтожить веру в Бога. В 1920 году промышленник Генри Форд был настолько поражен откровениями «Протоколов», что в течение года публиковал статьи на эту тему в газете Dearborn Independent. Считается, что именно пылкая уверенность Форда в существовании еврейского заговора среди прочего вдохновляла Гитлера19. Во-вторых, в годы холодной войны спецслужбы СССР смогли удачно внедрить в западную прессу идею о том, что СПИД был изобретен в лабораториях ЦРУ20. И в том, и в другом случае теории заговора, пошедшие на экспорт в западные страны, оказались специфическим инструментом политики, направленным на подрыв политического статус-кво. 

Распад СССР открыл границы России для иностранных идей, и два последующих десятилетия российские авторы теорий заговора активно потребляли конспирологический контент, произведенный в США и Европе. Впрочем, на территории России эти идеи радикально эволюционировали: глубоко антиглобалистские идеи, пришедшие из Америки времен холодной войны (такие, например, как «новый мировой порядок», адепты которого сфокусированы на том, что США якобы теряют свой суверенитет), на российской почве выглядели как еще один заговор Запада против России. Самый яркий кейс: Александр Дугин — столп русской культуры заговора — уже в начале 1990-х годов привез идею о «новом мировом порядке» из поездок по Европе, назвав его французским термином «мондиализм». В идеологии российского правого движения мондиализм стал синонимом однополярного мира во главе с Америкой, а одним из следствий мондиалистской угрозы для России — крушение СССР в 1991 году. 

Лишь в 2010-е годы, накопив достаточный потенциал и поняв, на каком языке говорить с конспирологами из других стран, «русская культура заговора» стала производителем конспирологических идей нового типа, которые с энтузиазмом подхватили за границей21.

Не генератор, а усилитель 

Идея, что Россия противостоит глобальному либеральному заговору ЛГБТ, направленному на разрушение православия и «духовных скреп» россиян, стала центральной темой российской политики 2010-х годов. Перехватывая повестку американских религиозных фундаменталистов, российские политики и идеологи возглавили международное движение по поддержанию консервативных ценностей, став союзниками многих правых партий, как в Европе, так и за океаном22

Все начиналось в 2012 году с выступлений Ирины Сиберт против властей Норвегии, якобы отдавших ее ребенка отцу-педофилу23. Тогда микроскопическое движение Сиберт — впрочем, активно поддерживаемое большинством конспирологических ресурсов России — казалось совершенно маргинальным. В 2016 году на фоне моральной паники из-за притока иммигрантов с Ближнего Востока в Берлине якобы произошло изнасилование 13-летней Лизы, дочери переселенцев из России в Германию. Дальнейшие события с выходом на улицы города недовольных показали, во-первых, потенциал антимигрантской темы в глобальной конспирологии, которая напрямую связана с критикой правящей в стране элиты (решение Меркель о приеме сирийских беженцев). А во-вторых, силу новой медийной реальности, когда пара сюжетов на российских федеральных каналах заставляет людей выйти на улицы европейской столицы. К 2020 году моральная паника вокруг «ювенальной юстиции» и педофилии элит оказались в центре американской и европейской культуры заговора24.

Было бы странно, если бы российские политики не воспользовались возможностями, предоставленными глобальным шоком от пандемии и мирового экономического кризиса. Несогласие с решением правительств о вводе карантинных мер и потенциальная угроза бизнесу миллионов граждан — идеальная возможность подорвать доверие к политическому истеблишменту, что мы и видим на демонстрациях в Германии и не только.

Но не стоит переоценивать потенциал «русских троллей»: не они являются генераторами конспирологического контента, а различные, часто анонимные, разбросанные по всей планете авторы твитов, фейковых новостей и анонимных телеграмм-каналов. Теории заговора теперь — это массовая и круглосуточная индустрия на всех цифровых платформах мира, и ее продукты способны распространиться за считанные дни по всему миру25. Вовремя нащупав возможности теорий заговора к мобилизации людей, русские тролли лишь «усиливают» сигнал, увеличивая масштабы распространения таких идей в онлайне и привлекая потенциальные аудитории к такому контенту.

Как вокруг Путина объединились правые и левые конспирологи

Консервативный поворот Путина, который обозначился делом Pussy Riot и анти-ЛГБТ повесткой в 2012 году, очень быстро привлек к себе внимание европейских и американских правых. «Традиционные ценности», нелюбовь к ЛГБТ, антимигрантская риторика, «лицемерие» политической корректности, мачистский образ сильного Путина, наконец, антиамериканизм стали композитной псевдоидеологической платформой, на которой объединились сторонники правых взглядов в Европе. И это на сегодня — стержень самостоятельной европейской конспирологии, только поддерживаемый мягкой силой российских медиаресурсов. 

Но правые в Европе и США — не единственные, кого впечатляет политика Путина. Успех кремлевской стратегии в том, чтобы не делать ставку на определенную идеологию, а давать возможность высказаться всем, сохраняя тем самым образ истинного защитника свободного мира, в пику корпоративной (читай: продажной) «лживой прессе», защищающей политический мейнстрим26

В эфире RT бывают как сторонники правых движений вроде Алекса Джонса, так и левые политики — например, Джордж Галлоуэй, Джулиан Ассанж и многие другие. Как оказалось, нелюбовь к правящим элитам объединяет. Сами понятия «лживые медиа» и fake news стали топовыми в середине 2010-х годов, когда их стали активно употреблять в политических дискуссиях, но начало этому процессу положили RT и «Спутник»27. Внимательный анализ программ RT на любом языке демонстрирует удивительную всеядность в выборе тем и спикеров, и каждому найдется место в информационной повестке канала. Собственно, это и есть главное ноу-хау российской внешней политики: клеймить предвзятость и шаблонность представлений о России и поддерживать любые силы, которые критически настроены против правящей элиты.

Сегодня последствия карантинных ограничений для бизнеса — это универсальная тема, способная вывести на площадь и левых, и правых, которые время от времени скандируют имя Путина. Как показывают опросы, ковид-диссидентские теории раскручиваются политическими активистами с обеих сторон политического спектра, а общее следствие этого — подрыв доверия в экспертное знание и общественные институты28

В Европе и США грядут выборы, и на фоне экономического упадка шансы прежде маргинальных движений возрастают. Многое будет зависеть от эффективности экономических мер, принятых европейскими правительствами. Прозрачная эффективная политика поможет сохранить доверие, отсутствие которого — ключевой фактор для понимания причин популярности теорий заговора. 


1. Сухарчук Д. Кругом обман // Quorum. 18 мая 2020 
2. Энциклопедия коронавирусных слухов и фейков // N +1. 8 апреля.2020; Echtermann A., Datenanalyse: Nutzer finden fragwürdige Corona-Informationen vor allem auf Youtube und verbreiten sie über Whatsapp // Correctiv. 12. Mai 2020 
3.Бушуев М., "Ковидиоты": Германия обсуждает протесты против карантина // Deutsche Welle. 14.05.2020 
4.Turner P. A. I heard it through the grapevine. Rumour in African-American Culture. University of California Press, 1993.
5.Porter L., Who are the Illuminati? Exploring the Myth of the Secret Society. Collins & Brown, 2005 
6.Бородихин А., «Превратить нас в подопытных морских свинок для Гейтса». Коронавирус и конспирология // Медиазона. 17 апреля 2020 
7.Anderson B., Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 2006 
8.Болтански Л., Тайны и заговоры. Издательство европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019 
9.Swami V. Social psychological origins of conspiracy theories: the case of the Jewish conspiracy theory in Malaysia // Frontiers in Psychology, 2012, 3, pp.1-9 
10.COMPACT Education Group, Guide to Conspiracy Theories, 2020 
11.Knight P., Conspiracy Theories in American History. An Encyclopedia. ABC-CLIO, 2003 
12.Drochon H. Who Believes in Conspiracy Theories in Great Britain and Europe?// Joseph E. Uscinski (ed.) Conspiracy Theories and the People Who Believe Them. New York, 2018 
13.Conspiracy Theories in Europe: A compilation.
14.Bergmann E., Conspiracy and Populism: the Politics of Misinformation. Palgrave, 2018 
15.Brown A., The Myth of Eurabia: how a far-right conspiracy theory went mainstream // The Guardian. 2018, August 16th 
16.Mills T., Can The Ruling Class Speak? // Jacobin Mag. 2018 October 14th 
17.Saletan W.. Unhealthy Fixation // The Slate. 2015 July 15th 
18.Regalado A. Russia Wants you to hate GMO // MIT Technology Review. 2018 Febuary 28th 
19.Baldwin N., Henry Ford and the Jews: The Mass Production of Hate. Public Affairs, 2018 
20.Каррера Г. Фейковые новости холодной войны: КГБ о СПИДе и Кеннеди // Русская служба Би-би-си. 1 апреля.2017 
21.Яблоков, Илья. Русская культура заговора. Конспирологические теории на постсоветском пространстве. Альпина Нон-Фикшн, 2020 
22.Hooper M. Russia’s ‘traditional values’ leadership // The Foreign Policy Centre. 2016 May 24th. 
23.Borenstein E. The Passion of Irina Bergseth // Plots against Russia. 2016 May 26th 
24.Взять хотя бы этот псевдодокументальный фильм автора из Нидерландов 
25. Frenkel, Sheera, Decker Ben, Alba, Davey. How the ‘Plandemic’ Movie and Its Falsehoods Spread Widely Online // New York Times. 2020 May 20th 
26. Yablokov I. Conspiracy Theories as a Russian Public Diplomacy Tool: The Case of Russia Today (RT) // Politics. 2015 Vol 35(3-4), 301–315 
27. Avramov K., Gatov V., Yablokov I. Conspiracy theories and fake news // Knight, Peter, Butter, Michael (eds) Handbook of Conspiracy Theories. Routledge, 2020. pp. 512-524
28.Uscinski J. E., Enders A. M., Klofstad C. A., Seelig, Michelle I., Funchion J. R., Everett C.; Wuchty S., Premaratne K., Murthi M. N. Why do people believe COVID-19 conspiracy theories? // The Harvard Kennedy School (HKS) Misinformation Review, 2020, Vol. 1, Special Issue on COVID-19 and Misinformation 
читайте также
показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)