Данные социологов показывают, что даже сейчас, через тридцать лет с начала приватизации, последовавшей за распадом СССР, большинство россиян остаются недовольны ее результатами. В 2017 году больше 70% опрошенных ВЦИОМ оценивали их негативно, от 31% до 43% выступали за пересмотр ее итогов. До сих пор в России приватизация ассоциируется с обесценившимися ваучерами, невыплатой зарплаты, массовыми увольнениями, финансовыми пирамидами и резким расслоением общества.
В Восточной Германии после объединения с ФРГ тоже прошла приватизация. И опросы сегодняшних немцев лишний раз доказывают, что негативная оценка передела собственности — не чисто российский феномен. Те же 70% жителей бывшей ГДР полагают, что Ведомство по управлению госсобственностью, которое в начале 1990-х годов было уполномочено заниматься приватизацией, справилось со своей задачей не лучшим образом. Больше половины уверены, что из-за этого восток Германии до сих пор живет хуже запада.
«Декодер» попросил историка Мартина Беика объяснить, в чем сходства и различия приватизации в России и в Германии. Семь вопросов и семь ответов — просто листайте.
1. Приватизация 1990-х годов связана для многих россиян с очень тяжелыми воспоминаниям. Что о своей приватизации думают немцы?
В Германии люди очень по-разному воспринимают этот период: в сознании западных немцев и молодежи, родившейся после 1990 года, он практически отсутствует, однако имеет очень большое значение для пожилых жителей востока страны. В их памяти сохранились массовые увольнения, закрытия предприятий и отток населения в 1990-х годах. Эти воспоминания предопределяют зачастую крайне негативное восприятие тех лет, а Ведомство по управлению госсобственностью, сыгравшее ключевую роль в реформе экономики, напрямую ассоциируется со всеми этими неприятными событиями. Это недовольство в ходе недавно прошедших в Восточной Германии выборов в ландтаги, пытались использовать как левые, так и правопопулистские партии. Существующие до сих пор различия востока и запада в уровне достатка, средней зарплаты и представленности на управляющих должностях подогревают миф о том, что капиталистический Запад «распродал» или вообще «колонизировал» ГДР. Все это привело к большой общественной дискуссии о достижениях и ошибках, допущенных в ходе объединения страны. Эта дискуссия началась в 2015 году и идет до сих пор.
2. Было ли в Германии что-то аналогичное российской ваучерной системе? Как именно там было реализовано государственное имущество?
Предложение о ваучеризации действительно обсуждалось в феврале 1990 года в ходе Центрального круглого стола ГДР, на котором представители оппозиции вели с членами коммунистического правительства переговоры о переходе к демократии. Опасаясь, что «народное имущество» могут захватить западные капиталисты или восточные партийные «бонзы», представитель оппозиции Вольфганг Ульман предложил как можно скорее создать «орган по доверительному управлению». В его функции должно было входить, во-первых, управление всей промышленностью ГДР, то есть почти 8500 заводами, на которых трудились четыре миллиона человек, а во-вторых, выдача населению Восточной Германии паевых сертификатов для демократизации системы «народной собственности». Члены последнего коммунистического правительства под председательством Ханса Модрова подхватили эту идею и создали Ведомство по управлению госсобственностью, но отказались от выдачи сертификатов (ваучеров), потому что хотели сохранить промышленный потенциал страны, чтобы использовать его как весомый аргумент в переговорах с правительством ФРГ.
3. Какой способ приватизации был в итоге выбран?
Через несколько месяцев было принято решение о создании валютного и экономического союза с ФРГ, то есть была выбрана другая схема: восточные немцы получали желанную западногерманскую марку в обмен на введение «социальной рыночной экономики», а для этого необходимо было немедленно приступить к приватизации государственного имущества. Эта задача была возложена на Ведомство по управлению госсобственностью, которым с лета 1990 года стали руководить опытные западногерманские управленцы и предприниматели во главе с Детлевом Роведдером. Девиз Роведдера гласил: «Приватизация — самый эффективный способ оздоровления». Именно поэтому Ведомство быстро принялось за работу, начало сокращать рабочие места и к концу 1992 года продало почти 80% всех предприятий — преимущественно западногерманским инвесторам.
4. В России в результате приватизации возникла прослойка людей, которых стали называть олигархами. Было ли что-то подобное в Восточной Германии? Кому отошла «народная собственность»?
Многие восточногерманские предприятия пребывали в состоянии экзистенциального кризиса: за долгие годы централизованной плановой экономики они стали слишком большими и неповоротливыми, наносили вред окружающей среде, страдали избыточностью штата и низкой производительностью труда, а ассортимент их продукции устарел. Вдобавок летом 1990 года они испытали еще одно финансовое потрясение: создание валютного и экономического союза привело к полному исчезновению внешнего и внутреннего рынка сбыта. Жители ГДР переключились на новые западногерманские продукты, а привычные торговые партнеры в Восточной Европе оказались неплатежеспособны из-за распада Советского Союза. В результате менеджеры Ведомства сделали ставку на быструю приватизацию, в первую очередь ориентируясь на известных инвесторов из ФРГ. Поэтому олигархический имущественный класс в Восточной Германии не только не сформировался, а скорее, наоборот: силы были неравны, восточным немцам не хватило ни капитала, ни идей, так что до 80% всех промышленных предприятий оказались в руках западных концернов.
5. К каким последствиям привела такая приватизация?
Она, конечно, способствовала уверенности в том, что Запад «скупил» ГДР, сделав многие восточные предприятия своими филиалами и руководя ими из старой штаб-квартиры. Восточные предприятия и сегодня менее заметны на рынке, хотя многим бизнесменам родом из ГДР все же удалось добиться впечатляющего успеха и в объединенной Германии.
6. В России тема приватизации до сих пор одна из самых болезненных. А в Германии она тоже раскалывает общество?
Такие темы, как деятельность Ведомства по управлению госсобственностью, экономические реформы и события начала 1990-х годов, долгие годы не поднимались ни в науке, ни в обществе, ни в политике. Более того, складывалось впечатление, что в истории Германии 3 октября 1990 года случился хэппи-энд, хотя эту картину, конечно, портили многочисленные разочарования и ошибки. Интерес общества и ученых к этим вопросам резко возрос в 2015 году — прежде всего под влиянием правых популистов из партии «Альтернатива для Германии»,на востоке страны. Сохраняющиеся различия между востоком и западом сегодня уже невозможно объяснить исключительно особенностями истории ГДР, поэтому участники дискуссии все чаще обращаются к последующим событиям 1990-х годов и к историям тех, кто пережил эту переломную эпоху.
7. Насколько политизированной остается эта тема? Применим ли к ней беспристрастный научный подход?
Для науки очень важно, что архивы постепенно открываются, а молодые историки все чаще обращаются к темам, которые долгое время находились как раз вне поля общественного внимания. Например, сейчас начинается публикация архивов Ведомства по управлению госсобственностью, а это 35 километров документации. Таким образом, в ближайшие годы нас ждет активная исследовательская работа, которая не должна ограничиться изучением истории Восточной Германии первой половины 1990-х годов. Важной задачей будет найти новые подходы к проблеме и продемонстрировать ее взаимосвязь с другими процессами, шедшими параллельно в Западной и Восточной Европе. Подобная научная рефлексия может внести свой вклад в преодоление границ между востоком и западом, сохраняющихся в общественном сознании.
Текст: Маркус Беик
17.11.2020
