Медиа

Да, детей и подростков пора защищать так же, как любое другое меньшинство

Тревожная для демократических партий тенденция, которая была зафиксирована во время выборов в Европарламент в июне, сохранилась и на осенних выборах в ландтаги: молодые люди все активнее голосуют за «Альтернативу для Германии». В Тюрингии за АдГ отдали голоса почти 40% избирателей в возрасте до 25 лет (всего она получила 33%), в Саксонии — 31%, это самая популярная политическая партия в этой возрастной группе. Одно из наиболее распространенных объяснений этого феномена сводится к тому, что крайне правые успешно используют социальные медиа, популярные среди молодежи — и в первую очередь тикток, который другие политические силы проигнорировали. 

Журналист Бент Фрайвальд, который пишет в издании Krautreporter о проблемах образования, полагает, что такого рода объяснения игнорируют структурные проблемы немецкого общества. В частности, то, что дети и подростки лишены возможности эффективно влиять на собственную жизнь — участвовать в управлении школами, устанавливать правила в местах своего отдыха, влиять на принятие решений, как минимум, на муниципальном уровне. В итоге они вступают в активную политическую жизнь с чувством протеста и желанием поддержать силы, которые это недовольство наиболее эффективно эксплуатируют. 

Можно ли исправить эту ситуацию? Фрайвальд полагает, что для этого необходимо признать молодежь меньшинством. В таком случае молодой возраст станет одним из признаков, дискриминацию по которым — в частности, лишение политических, экономических и социальных прав — запрещает немецкий Основной закон. Прочитайте его статью в переводе дekoder’а.  

Источник Krautreporter

Прошло почти три года с момента, как мои представления о Германии изменились. Тогда, после годичного перерыва, вызванного пандемией коронавируса, я снова вывез группу детей и подростков в палаточный лагерь на природу.  

Полтора года я писал статьи о жизни молодых людей во время пандемии. И вот, остановившись посреди палаток, не мог оторвать глаз от ребят, которые, выстроившись в большой круг, занимались йогой в лучах заходящего солнца, спокойно и четко следуя указаниям тренера. Одной палаткой дальше около двадцати детей слушали мальчика, поющего под гитару. Мальчик носил слуховой аппарат, у него был СДВГ. В другой обстановке ему трудно, когда вокруг собирается много людей. Но с гитарой в руках он вдруг почувствовал себя увереннее, ощутил, что он на своем месте. Десяток детей в спасательных жилетах протрусили мимо меня в сторону байдарок. Два парня оживленно обсуждали, что они будут делать, если байдарка перевернется.  

Я написал об этом в твиттере. Потом в инстаграме, Linkedin и на фейсбуке. Написал я следующее: «Все это детям необходимо. Все это мы у них отняли на полтора года». Я кипел от ярости: «Возможно, это прозвучит чересчур пафосно, но в тот момент я испытывал искреннее возмущение по поводу того, насколько мало при разработке коронавирусных мероприятий учитывались интересы детей и подростков». 

В одном только твиттере мой пост набрал более 15 тысяч лайков. И еще десятки тысяч на других платформах. Мне явно удалось передать чувство, которое испытывали многие: нужно менять сложившийся подход к детям и подросткам.  

С запозданием в пару месяцев эта мысль нашла отклик и у политиков, осознавших, насколько широко распространено это чувство. Они пообещали принять меры. И уделить молодому поколению больше политического внимания. Что произошло потом? Да, в общем, ничего. Одно исследование за другим подтверждает, как разочарованы молодые люди. 

И причин для этого более чем достаточно. Понять это еще проще, если обратиться к новому документу, вынесенному на обсуждение Федеральным советом по делам молодежи Германии — экспертным органом при правительстве страны. В него входят полтора десятка человек — политиков, чиновников, ученых и представителей различных ассоциаций. К примеру, в Совет входит исследователь образования Аладин Эль-Мафалаани, чье присутствие само по себе служит для меня подтверждением достаточно высокого уровня компетентности этого органа.  

В документе эксперты говорят о трех проблемах, которые необходимо учитывать при работе с детьми и подростками, а также для формирования собственного мнения по вопросу межпоколенческой справедливости.  

Да, демократия знает межпоколенческий дисбаланс 

Вообще-то, с молодыми людьми следует обращаться как с меньшинством, потому что они и есть меньшинство. Уже сейчас. Сегодня больше, чем половине людей с правом голоса больше 53 лет — и медианный возраст избирателей продолжит расти. 

С 2005 года доля избирателей в возрасте от 15 до 24 лет постоянно снижается (исключением стал 2015 год), и на сегодняшний день она составляет 10%. По словам исследователя демократии Вольфганга Грюндингера, у этой тенденции есть следующие последствия: «Политики в Германии не зависят от мнения молодежи. Если бы у молодых людей вдруг действительно появилась возможность влиять на результаты выборов, наша демократия была бы повеселее».  

Эксперты Совета по делам молодежи пишут: «Уже сегодня в обществе наблюдается возрастной дисбаланс: представители разных поколений обладают разным политическим весом при принятии демократических решений. И этот дисбаланс будет только усиливаться». Потому что все больше людей будет выходить на пенсию. Что, в свою очередь, приведет к тому, что политический вес отдельных групп населения изменится: «Наиболее многочисленная группа избирателей окажется в довольно преклонном возрасте, а также прекратит систематическое участие в экономической жизни». 

Эксперты Совета задаются важным вопросом: насколько устойчивой, динамичной и справедливой с точки зрения разных поколений будет демократия в подобных условиях? Сохранит ли она готовность рисковать и устремленность в будущее?  

Да, социальное государство знает межпоколенческий дисбаланс 

В докладе озвучена реальная проблема, которую, как мне кажется, осознает слишком небольшое число политиков: «Политика консолидации и жесткой экономии сопровождалась серьезным дефицитом инвестиций в образование, защиту климата, в устойчивое транспортное сообщение и соответствующую энергетическую политику». 

В ближайшие десятилетия социальная система столкнется с довольно серьезным вызовом. Поскольку число пенсионеров с каждым годом растет, а молодых людей — падает, все меньше людей зарабатывает деньги, которые необходимы социальному государству: и для того, чтобы гарантировать пенсионные выплаты пожилым людям, и для того, чтобы обеспечить будущее молодых людей. Тут работает простая математика: объем денежных средств, поступающих в бюджет, будет снижаться, а потребности — расти.  

Даже сегодня, во времена, когда проблема еще не стоит так остро, как этого стоит ждать в будущем, не удается обеспечить необходимый объем инвестиций в молодежную сферу. Эксперты Федерального совета по делам молодежи пишут: 

«Уже более десяти лет все профильные исследователи фиксируют отрицательный тренд в развитии профессиональных навыков и компетенций — причем на всех уровнях школьного образования и во всех федеральных землях. Соответственно, на протяжении нескольких лет значительную долю от общего числа составляют многочисленные выпускники, которые покидают школы и учреждения среднего профессионального образования без должной квалификации. В то же время по-прежнему не удается решить проблему дефицита свободных мест в детских садах и школах».  

Это говорит об одном: если мы хотим найти решение назревших проблем, не стоит больше откладывать. Время действительно уходит. 

Молодым людям отведены только зрительские места 

Третью проблему, которую поднимают эксперты Федерального совета по делам молодежи, я уже неоднократно затрагивал в своей рассылке. Молодым людям дозволено лишь наблюдать за происходящим, а их участие в каких бы то ни было процессах в большинстве случаев не приветствуется. При том что многие кризисы сильнее всего затрагивают именно молодежь. Молодому поколению нет места в общественной дискуссии. Мы настолько привыкли к тому, что детей и подростков не встретишь в ток-шоу, в новостных сюжетах, в журналистских статьях, что практически не обращаем на это внимания.  

Эксперты Федерального совета по делам молодежи пишут: «На общественно-политическом уровне говорится, прежде всего, об обязанностях молодого поколения, но почти никогда о его правах. Именно поэтому существует такой широкий диапазон реакций — различные формы политизации и протеста, а также активная общественная деятельность идут рука об руку с неучастием в политической жизни или различными формами радикализации среди представителей молодого поколения».  

Нужно ли защищать права молодых людей так же, как других меньшинств? 

На этот вопрос я даю короткий ответ — да! Даже члены Совета по делам молодежи предлагают вынести на обсуждение вопрос о предоставлении молодым людям «юридически гарантированных прав, не зависящих от хода политической борьбы». Вообще говоря, словосочетание «защита прав меньшинств» подразумевает нечто иное, но оно подходит и к этому случаю. Ведь говоря о дискриминации по возрастному признаку, чаще всего имеют в виду пожилых людей, в том числе в соответствующем федеральном агентстве.  

Мне кажется, что структурный эдалтизм, то есть неравноправие детей и взрослых, ведущее к дискриминации молодых людей исключительно по причине их молодости, играет здесь едва заметную, но значительную, если вообще не решающую, роль. Ярким примером стали выборы в Европарламент, после которых взрослые свысока и довольно пренебрежительно рассуждали о том, почему вдруг молодежь так поправела. Проблема заключается в том, что большинство взрослых вообще не понимают, что такое эдалтизм, в чем он проявляется и как его избежать. Вот что я хотел объяснить в этой статье.  

читайте также

Гнозы
en

Конституционный патриотизм в Германии

В Германии нет документа, который носил бы название «Конституция». После войны в ФРГ был принят Основной закон, и изначально считалось, что он будет действовать до воссоединения страны. Его принимали с очевидной оглядкой на недавнее прошлое, явно желая избежать и повторения нацистских преступлений, и монополизации власти в руках одного человека. Именно поэтому полномочия президента в Германии серьезно ограничены, а любые изменения, касающиеся верховенства права, достоинства человека, демократии и федерализма, не допускаются. В итоге, когда в 1990 году воссоединение страны произошло, Основной закон остался в силе, а в немецком политическом лексиконе закрепился термин «конституционный патриотизм», который все больше отражает эмоциональную привязанность немцев к Основному закону: почти 90% граждан уверены, что он работает хорошо или очень хорошо. Даже если и не называется конституцией.


Не забывайте подписываться на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий в Германии и Европе


 

Подписание и торжественное провозглашение Основного закона 23 мая 1949 года ознаменовало основание Федеративной Республики Германия. Основной закон, пришедший на смену Веймарской конституции 1919 года, стал второй демократической конституцией в Германии. При разработке этого основополагающего для правопорядка страны документа конституционное собрание стремилось противопоставить его национал-социалистической диктатуре: после трагедии Холокоста особо важное место отводилось основным правам, получившим приоритет над всем остальным. Это стало главной новацией в немецкой конституционной истории.

«Достоинство человека неприкосновенно» — статья 1 Основного закона, учитывающая прежде всего опыт Холокоста, стала ключевым элементом конституции Германии. Этот принцип, согласно которому любая государственная власть обязана уважать человеческое достоинство, закреплен как основная норма во многих новых конституциях — от Испании и Португалии до ЮАР.

Не менее достойными подражания оказались и статьи об общей свободе действий, свободе вероисповедания, свободе слова и собраний, каждая из которых является основополагающей для демократии. Статья 3 Основного закона запрещает дискриминацию и устанавливает равные права для мужчин и женщин. Эта норма, вызывавшая у многих серьезные возражения, появилась прежде всего благодаря активности юриста Элизабет Зельберт, одной из четырех женщин среди 65 членов Парламентского совета.

Разделение властей

В Основном законе необходимо было учесть все слабые места Веймарской конституции: в частности, требовалось больше гарантий разделения властей, поскольку в Веймарской республике этот принцип нередко страдал из-за главенствующей роли рейхспрезидента. Поэтому Основной закон усилил роль парламента и канцлера и оставил за главой государства, федеральным президентом, в основном представительские функции.

Прямые всенародные выборы главы государства также были отменены. Кроме того, в Основном законе закреплен принцип «воинственной демократии», позволяющий с помощью различных инструментов активно защищать свободный демократический строй от его противников.

Гарантия неизменяемости

Ключевое проявление этот принцип нашел в «оговорке о вечности» из статьи 79. Согласно этой оговорке, не допускаются изменения Основного закона, затрагивающие принципы демократии, верховенства права, федерализма и достоинства человека. Кроме того, Основной закон устанавливает высокий барьер для внесения любых поправок вообще: для этого необходимо большинство в две трети голосов в Бундестаге и Бундесрате.

Несмотря на это, с 1949 года в Основной закон было внесено уже более шестидесяти поправок. Например, сейчас в связи с общественной дискуссией о расизме обсуждается вопрос о замене слова «раса» другим термином в статье 3, запрещающей дискриминацию.

Воссоединение

В 1949 году Основной закон не случайно решили не называть конституцией. Будучи промежуточным документом ФРГ, которая на тот момент охватывала территории трех западных оккупационных зон, он оставлял возможность для последующего принятия общегерманской конституции. В итоге в 1990 году обсуждались два конституционных пути воссоединения страны: либо ГДР, в соответствии со статьей 23, примет Основной закон, либо — в соответствии со статьей 146 — будет разработана новая конституция. Главным аргументом в пользу разработки новой конституции было формирование общегерманской идентичности. Кроме того, Основной закон иногда критиковали за то, что в нем недостаточно внимания уделялось социальным правам. Но в пользу его сохранения в качестве общей конституции, помимо практических соображений, говорило общепризнанное высокое качество Основного закона как правового документа, части которого уже были включены в конституции других государств, например, Греции и Испании. В конечном счете, решающую роль сыграла массовая эмиграция из ГДР, которая поставила эту страну в очень сложное экономическое положение и сделала более реальным вариант ратификации. 3 октября 1990 года Основной закон из временного документа окончательно превратился в постоянный.

Конституционный патриотизм

Впрочем, на территории ФРГ Основной закон приобрел значение полноценной конституции еще до воссоединения страны. Об этом красноречиво свидетельствует дискуссия о «конституционном патриотизме», начатая в 1979 году политологом Дольфом Штернбергером в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung по случаю 30-летнего юбилея Основного закона. По мнению Штернбергера, государство как некая общность людей жизнеспособно, только когда его граждане соблюдают и активно используют гарантированные конституцией права на свободу и участие в политической жизни страны. Лишь в этом случае, а не просто благодаря общему историческому прошлому, будет развиваться и чувство идентичности. К тому же, по словам ученого, «патриотизм в европейской традиции всегда по сути своей был связан с государственным устройством». Обратив внимание общественности на этот термин, Штернбергер отразил растущее значение Основного закона в ФРГ в 1970-х годах.

В 1986 году это понятие, которое к тому моменту уже было в ходу, стало предметом горячей дискуссии во время «спора историков», когда философ Юрген Хабермас заявил: «Единственный патриотизм, который не отдаляет нас от Запада, — это конституционный патриотизм». Так он отреагировал на высказывания консервативных историков, ставивших под сомнение беспрецедентность уничтожения евреев нацистами и начавших тем самым большой историко-политический спор. Хабермас опасался, что в Германии вновь может усилиться культурный или этнический национализм. С тех пор вокруг этого термина продолжается дискуссия о том, что может лечь в основу современного либерального патриотизма в Германии, — конституция или нация. Это неоднократно обсуждалось в последние десятилетия, и в контексте воссоединения, и в споре о роли доминирующей культуры в многонациональном обществе, и в дебатах о Конституции Европейского союза. Критики полагают, что конституционный патриотизм слишком абстрактен и даже элитарен, из-за чего, по их мнению, эмоционально ощутить его невозможно.

Пример для подражания?

Но именно эмоциональное отношение к Основному закону, казалось, меняется: в 2019 году, в период празднования 70-летия документа, выяснилось, что все больше людей его текст искренне трогает. Основной закон был тода очень популярен в Германии. Об этом свидетельствовал и опрос, проведенный в 2019 году Институтом изучения общественного мнения Infratest dimap: 88% опрошенных тогда сказали, что Основной закон зарекомендовал себя хорошо (58%) или очень хорошо (30%). Причем такого мнения придерживались практически все группы населения. Для большинства Основной закон ассоциировался прежде всего с защитой достоинства, правами человека, затем с небольшим отрывом следуют равенство и равноправие, общая свобода действий, свобода прессы и слова. Только 5% респондентов считали, что документ устарел и нуждается в пересмотре. Но уже пять лет спустя, в 2024 году, в аналогичном опросе только 77% респондентов заявили, что документ проявил себя хорошо (52%) или очень хорошо (25%).

Тем не менее Основной закон все еще пользуется поддержкой, и это связано с его особенно сильной стороной — он открыт для будущего. Как пишет специалист по конституционному праву Матиас Хонг, основные права были «сформулированы как динамичные базовые нормы», «уровень защиты <...> которых со временем может расти», например, в случае «осознания, что некие прежние действия государства изначально противоречили основным правам». Такое часто встречается в сфере защиты от дискриминации. Ключевую роль здесь играет Федеральный конституционный суд. В качестве высшей судебной инстанции Германии он охраняет Основной закон и является движущей силой конституционного развития. С начала своей деятельности он всегда принимал новаторские решения, зачастую имевшие прямые политические последствия. Это, в свою очередь, оказалось возможным благодаря такому средству правовой защиты, как конституционная жалоба: подав индивидуальную жалобу, каждый может заявить о нарушении своих основных прав со стороны государства. Сегодня Федеральный конституционный суд Германии стал важным элементом в многоуровневой системе защиты основных свобод и прав человека в Европе, наряду с Судом Европейского союза в Люксембурге и Европейским судом по правам человека в Страсбурге.

Дополнено 23 мая 2024 года

читайте также
Gnose

«Немецкая федерация» против пандемии

Во время пандемии Германия не отказывается от федеративного принципа управления: центральное правительство вырабатывает общую линию, но конкретные решения о карантинных мерах каждая земля принимает самостоятельно. И часто они становятся предметом дискуссий и политического торга. О том, как это работает, — политолог Рафаэль Боссонг.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)