В декабре 2022 года, через девять с половиной месяцев после начала полномасштабной войны против Украины, в России был принят закон о полном запрете так называемой «гей-пропаганды». Гомосексуальные отношения было запрещено «пропагандировать» и раньше, с 2013 года, но только среди детей. При этом за все эти годы российские власти так и не дали четкого определения, что они считают «пропагандой», а в новом законе запретили еще и «навязывание информации», причем не только о гомосексуальности, но и о трансгендерности. Различные сферы бизнеса, которые должны выполнять новые предписания, поняли их однозначно: фактически любое публичное упоминание этой темы теперь грозит репрессиями со стороны государства.
Официальная цель вторжения в Украину — «денацификация» и «демилитаризация» страны. Но уже в обращении 24 февраля Владимир Путин упомянул опасность, исходящую с Запада для «традиционных ценностей», а позже российские пропагандисты неоднократно называли именно борьбу с ЛГБТ-сообществом главной целью «спецоперации». Вплоть до того, что патриарх Кирилл заявил о том, что российские войска в Донецке заняты защитой города от проведения там «гей-парада».
Польские исследовательницы Агнешка Графф и Эльжбета Корольчук полагают, что это не просто политтехнология, а реальная установка российских властей. По их мнению, конфликт в Украине — это первое реальное вооруженное столкновение, в которое вылились «культурные войны». Так в западной социологии называют раскалывающее общество противостояние по вопросам гендера, семейных ценностей, прав ЛГБТ-сообщества. И самое опасное, считают ученые, что радикально-консервативная установка Кремля находит отклик и на Западе, до начала войны — вполне открытый. Особое внимание исследовательницы из Польши, где власти фактически запретили аборты, уделяют позиции Католической церкви, которая в первые месяцы войны крайне осторожно комментировала российскую агрессию. Оригинал статьи был опубликован в польской Gazeta Wyborcza, немецкий перевод вышел в проекте Geschichte der Gegenwart.
Либеральная аналитика справедливо указывает на то, что корни российской агрессии против Украины следует искать в империалистической политике России. Однако будет заблуждением считать, что реальная война делает незначительными все «нереальные» идейные споры, в особенности — споры вокруг культурных и социальных дискурсов, в частности о гендере и сексуальности. Одни и те же аналитики поражаются масштабам поддержки Путина в России и с удивлением отмечают, что со стороны Ватикана до сих пор не прозвучало однозначного осуждения России. С их точки зрения, слова патриарха Кирилла о защите Донбасса от гей-парадов или озабоченность Путина «культурой отмены» и судьбой Джоан Роулинг — малозначимые высказывания, не достойные особого внимания. Меж тем оба заявления прозвучали после начала вооруженных столкновений и случайными не были. Либеральная догма о незначительности культурных противоречий мешает нам понять механизмы, которые не только привели к этой войне, но и сделали ее в глазах значительной части россиян неизбежной и справедливой. На самом деле, к реальной войне нас подтолкнула и глобальная культурная война, идущая уже более десяти лет.
Борьба против гендера как «мягкая сила»
В российской кампании против Евросоюза и Запада вопросы гендера и сексуальности занимают важнейшее место. Можно даже сказать, что Россия, выступая против предполагаемого морального разложения и вырождения Запада, обозначенного английским словом «гендер», применяет свою особую «мягкую силу» (soft power). В российских СМИ Запад изображается не только как политический противник, но и как мир, где все перевернуто вверх дном, — мир, противоречащий здравому смыслу и потому обреченный на самоуничтожение. Репортажи о странах ЕС полны ужаса: там детей забирают из нормальных семей, чтобы отдать геям и педофилам, браки расторгаются из-за надуманных аргументов о защите женщин от насилия, а подростки подвергаются принудительной смене пола во имя некой нездоровой «гендерной идеологии». Согласно кремлевской пропаганде, которой вторит Русская православная церковь, все это безумие коварно экспортируется на восток: гомосексуалы правят Европой (точнее сказать, «гейропой»), а терроризируемые ими институты ЕС навязывают гей-парады странам, попавшим в ловушку Запада.
Говоря об «отмене» Джоан Роулинг из-за трансфобии, Путин на самом деле выставлял жертвой Запада и Россию: невзгоды писательницы использовались как доказательство того, что Запад любит «обесценивать» людей, а теперь и с Россией обходится так же. В этой глобальной войне добра со злом Украина, которая настаивает на союзе с Западом и претендует на вступление в ЕС, одновременно — и источник опасности, и колонизированная страна, которую Россия должна спасти. Во всем этом нарративе вопросы гендера и сексуальности играют вовсе не маргинальную, а, напротив, решающую роль.
В ситуации такой «колониальной агрессии» Запада и его союзников Россия просто вынуждена защищаться. Такое видение озвучил патриарх Кирилл 6 марта 2022 года, объясняя неизбежность путинской «спецоперации». Его заявление стоит процитировать целиком, поскольку его тон и вся риторика красноречиво свидетельствуют об образе мыслей правителей сегодняшней России:
«Восемь лет идут попытки уничтожить то, что существует на Донбассе. А на Донбассе существует неприятие, принципиальное неприятие так называемых ценностей, которые сегодня предлагаются теми, кто претендует на мировую власть. Сегодня есть такой тест на лояльность этой власти, некий пропуск в тот «счастливый» мир, мир избыточного потребления, мир видимой «свободы». А знаете, что это за тест? Тест очень простой и одновременно ужасный — это гей-парад. Требования провести гей-парад и являются тестом на лояльность тому самому могущественному миру; и мы знаем, что если люди или страны отвергают эти требования, то они не входят в тот мир, они становятся для него чужими».
В рамках этого нарратива западные ценности представляются пустыми, ложными, потребительскими. Тем не менее Запад представляет и серьезную угрозу; его жертвами становятся обычные люди, которым навязывается злая воля. Россия же выполняет важную цивилизационную миссию, суть которой в том, чтобы защитить людей от тлетворной западной «колонизации», а затем и принести нравственное обновление христианскому миру, спасти Запад от самого себя. В такой системе координат Россия остается оплотом тех ценностей, которые некогда были основой всего западного мира, но от которых Запад давно отказался. Настоящие ценности, которые и пытается отстоять Донбасс (разумеется, с помощью России), — это традиции (включая так называемые традиционные семейные ценности), естественный сексуальный порядок, четкая социальная иерархия и доминирующая роль религии, благодаря которой удается отличать порок от добродетели. Запад же все это забыл, поскольку был одурачен ложными представлениями о свободе, которые насаждали Маркс и Фрейд, а затем контркультурными, феминистскими и ЛГБТК-движениями. В общем, противостояние «гендерной идеологии» — неотъемлемая часть империалистического дискурса так называемых новых традиционалистов в России, вдохновленных, в частности, идеями Александра Дугина.
Западные ценности представляются пустыми, ложными, потребительскими. Тем не менее Запад представляет и серьезную угрозу
Путин обратился к консерватизму подобного толка в 2011–2013 годах в ответ на массовые протесты против фальсификации выборов, оформивших его третий президентский срок. Этот поворот показал себя крайне успешно, прежде всего потому, что основа для него была заложена заранее: российская академическая и интеллектуальная элита давно обсуждала новое видение консерватизма, сочетающего в себе антизападный национализм, оппозицию социализму и апелляцию к так называемым традиционным ценностям. В рамках этого видения трансформация нашего региона после 1989 года — результат доминирования либерального Запада и серии унизительных поражений Востока. Эта риторика пронизана имперской ностальгией и манией величия.
«Традиционный Восток» против «разлагающегося Запада»
Долгое время подобные взгляды распространялись не только через российские СМИ, но и — в несколько видоизмененной форме — через ультраконсервативные издания, критикующие «гендерную идеологию» во всей Европе, а также в выступлениях на таких мероприятиях, как Всемирный конгресс семей, у истоков которого в конце 1990-х годов стояли не только россияне, но и представители американских религиозных правых. Об особой миссии России в антигендерном крестовом походе говорила, например, немецкий социолог Габриэле Куби, входящая в число лидеров европейского движения против «гендерной идеологии». В одном из интервью она прямо заявила, что «Россия сегодня единственная страна, где Церковь и государство имеют возможность восстановить основы института семьи». В этой новой морально-политической географии проведена четкая граница между атеистическим Западом и христианским Востоком, сопротивляющимся упадку.
В России такой подход воплощен непосредственно в законодательных инициативах. Уже более десяти лет нарративы о декадентском и одновременно агрессивном Западе формируют основу для уничтожения активного гражданского общества, для борьбы с сексуальными меньшинствами и ограничения прав женщин. В 2012 году Дума приняла законопроект, клеймящий НКО как «организации, выполняющие функции иностранных агентов», а в 2017 году сфера действия этого закона была расширена с помощью наклеивания ярлыка «иностранный агент» на все СМИ, которые даже опосредованно получают часть финансирования из-за рубежа. В 2013 году был введен запрет на «пропаганду гомосексуализма»: на практике это означает запрет на предоставление информации о положении ЛГБТК-людей, недопустимость демонстрации радужных эмблем и публичного проявления привязанности однополых пар, не говоря уже об уличных шествиях. В том же году вступил запрет на усыновление российских детей людьми из стран, где были легализованы однополые браки. Россия так и не ратифицировала Стамбульскую конвенцию, которая защищает жертв домашнего насилия; более того, в 2017 году Путин подписал законопроект, который декриминализирует разовые эпизоды внутрисемейного насилия в случаях, которые не приводят к смерти или тяжким телесным повреждениям.
Эти законы, как правило, принимались при широкой общественной поддержке, что свидетельствует не столько о популярности консервативной морали в России, сколько об эффективности риторики, демонизирующей гендерное равенство как проявление экспансии Запада и как угрозу простым людям. Восторженное принятие поправок, которые делают законным насилие в отношении женщин и «сексуальных меньшинств», говорит о том, что путинским пропагандистам удалось внушить обществу страх перед всем западным, — страх, который отражается и в том, как воспринимаются вопросы гендера и сексуальности. Принятие российским обществом вторжения в Украину — естественное следствие этого процесса. В обоих случаях ловко подменяются роли преступника и жертвы, и стороной, пострадавшей от культурной колонизации, экономической эксплуатации и военной агрессии представляется именно Россия. Если вникнуть в то, что говорит патриарх Кирилл, становится понятно, что грань между культурной войной и войной реальной, на самом деле, очень тонка.
Путинским пропагандистам удалось внушить обществу страх перед всем западным. Принятие российским обществом вторжения в Украину — естественное следствие этого процесса
Мы наблюдаем здесь два параллельных процесса. С одной стороны, в «войне против гендера» в ход идут все более радикальные методы, поскольку пропагандисты склонны оправдывать насилие и нападение необходимостью самообороны. С другой стороны, милитаристский и авторитарный дискурсы тоже все больше насыщаются разговорами о гендере и семейных ценностях. Это происходит не только в России, но и среди правых популистов по всей Европе. Слова патриарха Кирилла и бесчисленные заявления Путина об угрозе, исходящей от «гейропы», — всего лишь экстремальный пример того, что может произойти, когда эти две тенденции соединяются.
Тем, кто следит за этой войной по западным СМИ и видел фотографии изнасилованных в Буче детей, слова о том, что Россия якобы защищает традиционные семейные ценности, убивая мирных жителей в Украине, могут показаться полным абсурдом. Тем не менее это больше, чем метафора. Для аудитории российских СМИ такая аргументация по-прежнему убедительна: на фоне «многолетней экспансии» Запада «интервенция» в Украину превращается в акт самообороны. Речь идет не только об угрозе территориальной целостности России перед лицом потенциального расширения НАТО; это еще и борьба добра со злом, разума против безумия, духовного наследия против морального вырождения. Так или иначе, фотографии из Бучи среднестатистический россиянин никогда не увидит.
Россия как маяк надежды для Европы?
Неприятие некой мифической «гендерной идеологии», которая одновременно ассоциируется с абортами, гомосексуальностью, правами трансперсон, сексуальным образованием и гендерными исследованиями, в последние годы стало той скрепой, которая объединяет ультраконсервативные организации (часто религиозного толка) с радикальными правыми и популистскими движениями по всей Европе. Исследователи Вероника Гжебальска, Эстер Ковац и Андреа Пето назвали гендерные проблемы «символическим клеем», способным сплотить даже ультранационалистов из разных стран.
Весной 2019 года Ярослав Качиньский, председатель правящей в Польше партии «Право и справедливость» (Prawo i Sprawiedliwość, PiS), выступил с памятным заявлением: «ЛГБТ-движение и гендерная идеология представляют угрозу нашей идентичности, угрозу нашей нации и угрозу польскому государству». Аналогичные высказывания можно услышать и от правых политиков из таких партий, как «Фидес» в Венгрии, «Lega Nord» в Италии, Voх в Испании, АдГ в Германии или ШНП в Швейцарии, хотя эта риторика не везде одинаково эффективна. Она меняется в зависимости от контекста: если польские «антигендерные» кампании, продолжающиеся с разной интенсивностью с 2012 года, отличаются откровенной гомофобией, то правые в Германии или Швеции предпочитают атаковать программы гендерных исследований и квир-феминизм, одновременно демонизируя беженцев и мигрантов из мусульманских стран как угрозу для белых женщин и «наших геев». В западных странах правые не защищают право мужчин бить своих жен и не предлагают (как в Польше) полный запрет на аборты, но зато охотно очерняют «извращенный» феминизм, который якобы «слишком далеко зашел» в проведении эгалитарной политики.
Гендерные проблемы — «символический клей», способный сплотить даже ультранационалистов из разных стран
Ультраправые партии и консервативные движения связывает не только общий взгляд на гендер. Согласно докладу Нила Датты (Европейский парламентский форум), в 2009–2019 годах «антигендерное» движение в Европе получило финансирование от Российской Федерации в размере не менее 188 миллионов долларов. Пусть эти средства и идут через неправительственные организации и различные механизмы отмывания денег, их основной источник — российские олигархи (прежде всего, Владимир Якунин и Константин Малофеев). Это не означает, что Россия — единственный или даже главный спонсор кампаний, направленных против «квир-идеологии»: за тот же период на эти цели изнутри самого ЕС было привлечено 437 миллионов долларов, а из США — 81 миллион долларов, в основном из консервативных аналитических центров. Но эти финансовые потоки показывают, кто в Европе связан с Путиным общими взглядами и деньгами.
Борьба с «гендером» — это не просто спор о различных мировоззрениях, от которого можно отмахнуться перед лицом реальной войны. Речь идет о противостоянии добра и зла, в котором враг должен быть уничтожен — не только символически, но и буквально. На Всемирном конгрессе семей 2019 года в Вероне, собравшем сливки европейских и международных ультраконсервативных организаций, крайне правых партий и различных ответвлений христианства, один из организаторов, Якопо Коге, провозгласил, что движение, выступающее против «гендерной идеологии», на самом деле борется против «идеологии смерти, разрушающей человека и человеческую реальность. Если мать больше не роженица, а отец — не родитель, если детей можно купить, а пол определяется в уме и если любое желание автоматически становится правом, это означает, что на карту поставлена не только новая модель общества, но и новая парадигма человечества». Подобная риторика выстраивается так, чтобы можно было оправдать упреждающее насилие в качестве необходимой защиты. Этим же приемом, как мы знаем, Путин пытается воспользоваться сейчас. Но какую позицию теперь занимают европейские противники «гендера»?
Борьба с «гендером» — это противостояние добра и зла, в котором враг должен быть уничтожен — не только символически, но и буквально
Вплоть до февраля 2022 года восторг, который путинская Россия вызывала в этой среде, ни для кого не был секретом. Но сегодня это позорное бремя: Марин Ле Пен пришлось выкинуть более миллиона предвыборных листовок, на которых она позировала с Путиным, а Маттео Сальвини с удовольствием стер бы все воспоминания о своих фотографиях в футболке с изображением российского президента. Лидеры испанской партии VOX, известные своей поддержкой Путина, вначале отказались осудить нападение России на Украину, но быстро изменили тактику и теперь сравнивают себя с Зеленским. Но надолго ли хватит этой смены курса? Последует ли за ней изменение политики соответствующих партий по вопросам, касающимся моральной географии Европы и их отношения к Европейскому Союзу? Конечно, нет. Нужно исходить из того, что правые популисты продолжат защищать «традиционную семью» и абстрактных «детей», не прекратят нападки на Брюссель, просто теперь будут лучше скрывать свои пророссийские симпатии.
Глобальные ультраконсервативные движения и правые популистские партии связаны друг с другом «синергией оппортунизма»: первые получают политическую и финансовую поддержку для своих проектов, а вторые используют риторику, позволяющую разжигать социальные страхи. Прекрасный пример тому — союз между фондом Ordo Iuris и правыми политиками в Польше. Институт Ordo Iuris приобрел огромное политическое влияние, его сотрудники заняли многочисленные правительственные посты; а правые политики, в свою очередь, теперь способны лучше канализировать страхи и разочарования избирателей, направляя их против «дегенеративных элит, которые хотят одеть мальчиков в платья». За разговорами о необходимости бороться с безумием «гендерной идеологии» удается спрятать авторитарные и фашистские взгляды, маскируя их под заботу о благополучии детей. В случае с Россией они еще и помогают убедить граждан в том, что убийство мирных людей — необходимая цена, которую приходится платить за будущее христианской цивилизации.
Молчание Святого престола
Каково отношение Ватикана к этому? Почему молчит папа римский? Понять это будет непросто, если не воспринимать сегодняшние культурные противоречия всерьез. Ватикан — один из главных зачинщиков «гендерной» культурной войны и по-прежнему остается в ряду главных участников конфликта. С 1990-х годов католическая церковь боролась против «гендерной повестки дня», то есть против обсуждения прав женщин, прав меньшинств и сексуальных свобод как опасных измышлений западной «цивилизации смерти». В начале 2010-х годов сначала папа римский, а вслед за ним и епископат, включая польский, осудили «гендер», увидев в нем угрозу цивилизации. В феврале 2016 года состоялась историческая встреча папы Франциска и патриарха Кирилла на Кубе; тогда же была принята совместная декларация, осуждающая однополые браки. Справедливости ради нужно отметить, что Франциск не присутствовал на Всемирном конгрессе семей 2019 года в Вероне и держится в стороне от бразильской ультраконсервативной организации «Традиция, семья и собственность» (TFP), которая враждебно относится к нему. Время от времени он также публично дистанцируется от открытой гомофобии. Тем не менее он не пошел на открытую конфронтацию с ультраконсервативным крылом церкви и не призвал к порядку католических епископов вроде Марека Ендрашевского из Кракова, публично говорящих о «радужной чуме» и поддерживающих гомофобное насилие. Наоборот — папа сам неоднократно предостерегал от «колонизации через гендер».
Ватикан — один из главных зачинщиков «гендерной» культурной войны и по-прежнему остается в ряду главных участников конфликта
Предстоятель католической церкви молчит о варварстве России не только из-за давней традиции сохранять нейтралитет и желания сыграть роль посредника. Ватикан и Русскую православную церковь связывает общая убежденность в том, что консервативный Восток — противовес либеральному Западу. Но как Ватикан относится к российскому взгляду на мир, согласно которому защита «настоящих ценностей» требует гибели мирных жителей? Папа римский, несомненно, сожалеет об этой «необходимости», однако во время общей аудиенции 24 августа он предпочел выразить соболезнования в связи со смертью дочери Александра Дугина, а не осудить бесчисленные зверства, совершенные российскими солдатами в отношении множества дочерей украинских граждан. Это показывает, что публичные высказывания папы римского о войне — не случайность или оговорка, а отражение идеологической близости между Россией и главой Католической церкви.