Медиа

Непереносимость «доказательной политики»

В конце марта 2024 года, через год после того, как в Германии были отменены последние коронавирусные ограничения, некоторые СМИ и политики потребовали «проработки» политики властей в период пандемии. Поводом послужила утечка документов Института имени Роберта Коха — главного научного центра, на данные которого немецкое правительство опиралось, принимая свои решения. Критики утверждают, что некоторые из рекомендаций были якобы политически мотивированы и, например, для обязательного ношения масок не хватало научных обоснований. В свою очередь, защитники принятых тогда мер утверждают, что выводы критиков строятся на неправильной интерпретации документов и вырывании отдельных фрагментов из контекста.

Так или иначе, пандемия была временем, когда влияние ученых на повседневную жизнь и политические решения необыкновенно выросло. Климатический кризис — еще один подобный вызов, который, в отличие от коронавируса, в самом разгаре. Все это происходит в период, который американский ученый Том Николс назвал «смертью экспертизы», когда доверие к академической науке постоянно размывается интернетом и социальными сетями, где влияние приобретается совсем по другим законам. Ситуация дополнительно осложняется тем, что запрос на принятие «профессиональных решений» в обществе очень высок — а вот вера в демократические механизмы, напротив, снижается.

Этим активно пользуются популисты, которые, с одной стороны, обвиняют ученых в ангажированности, а с другой, обещают простые и решительные действия для улучшения жизни «обычных людей». И они набирают популярность. Что же важнее: рекомендации экспертов или демократические процедуры? Достижим ли здесь баланс? Об этом размышляет политический исследователь Дэвид Москроп в статье для издания Jacobin (оригинал был опубликован по-английски).


Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе.


 

Источник Jacobin

Ангела Меркель с министром финансов Олафом Шольцем, который вскоре сменит ее на посту канцлера, в ноябре 2021 года, когда в Германии еще действовал масочный режим, на необходимости которого настаивали эпидемиологи / Фото © Thomas Trutschel /photothek.de / IMAGO

Рост популистских движений сказывается на политической борьбе вокруг таких судьбоносных проблем, как, например, изменение климата. И вопрос о том, какое место экспертиза и «доказательная политика» (она же — политика, основанная на подтвержденных фактах) должны занимать при принятии решений, становится все более насущным.

Недавно канадское правительство, сформированное Либеральной партией, повысило налог на выбросы углекислого газа, что вызвало решительное сопротивление со стороны Консервативной партии Канады — и в то же время послужило поводом для написания открытого письма в защиту правительственных мер за подписью сотен экономистов. Эксперты в области экономики воспользовались случаем «поддержать руководство страны в принятии экономически целесообразных мер, направленных на то, чтобы сократить вредные выбросы при минимальных расходах, снять озабоченность канадцев по поводу приемлемости соответствующих затрат, сохранить конкурентоспособность предприятий и поддержать переход Канады к низкоуглеродной экономике».

В ответ на что консерваторы заявили, что не намерены прислушиваться к советам «так называемых экспертов». Кроме того, они в очередной раз повторили свой излюбленный тезис о том, что налоги — это плохо вообще, а в условиях продолжающегося кризиса в особенности, каким бы угрожающим ни было изменение климата. Ответ Консервативной партии Канады напомнил риторику Дональда Трампа с его обещанием «Сделать Америку снова великой!» — хамскую, антиинтеллектуальную, нерациональную.

Важно отметить, что экономисты поставили подписи под открытым письмом, руководствуясь не партийной принадлежностью или стремлением выступить в роли «защитников» правительства. Они подписали этот документ как специалисты, поддержавшие конкретный политический инструмент.

Там, где есть активное гражданское общество, восприимчивое к качественной информации и готовое ее принимать или оспаривать, экспертное знание в государственной политике приобретает особое значение: речь о предоставлении политикам и их помощникам, ведомствам и/или широкой публике данных, адаптированных для их понимания. Выводы экспертов — необходимая основа для принятия решений везде, где ведется массовая политика. Однако при отсутствии здоровой демократической экосистемы экспертное мнение быстро может привести к появлению сложностям.

Драматизм на грани паранойи

Набирающие на Западе популярность правопопулистские силы (в зависимости от их особенностей часть считается искусственно раскрученными по технологии «астротурфинга», часть — авторитарными, часть — низовыми движениями), как правило, с исключительным недоверием относятся к экспертным знаниям и стремлению проводить «доказательную политику». Ведь подобная политика воспринимается как вотчина элит, блюстителей сложившегося порядка — а что они вообще могут знать о проблемах «обычных людей»? Справедливости ради стоит отметить, что эти самые «обычные люди» имеют полное право не доверять элитам, в том числе и представителям левоцентристских элит, которые якобы защищают их интересы. Как правило, подобная защита сводится к коротким вылазкам «на места» с посещениями заводов, за что от «обычных людей» требуется безусловная лояльность к соответствующей партии под угрозой остракизма за неподчинение.

Было бы неверно уравнивать левый и правый популизм

Популизм отличается от других политических направлений тем, что делит мир на два лагеря: на сомнительные, мягко говоря, элиты и благородные народные массы. И с чего это вдруг первые должны диктовать вторым, как тем жить? История левого популизма, представители которого давно устали от власти элит и, как следствие, технократии, также уходит корнями в далекое прошлое. И все же было бы неверно уравнивать левый и правый популизм. В противном случае стоило бы предположить, что левые и правые популисты критикуют элиты с одних и тех же позиций — и что их критика одинаково ошибочна.

На самом деле, разные популисты критикуют разных представителей элит по-разному. Взять хотя бы Всемирный экономический форум, который уже давно подвергается критике со стороны левых, а с недавних пор — и со стороны правых. Для правых популистов ВЭФ — пример глобального авторитарного заговора, причем не так уж редко в основе там антисемитские предубеждения. В то же время левопопулистская критика имеет отчетливо экономический характер и направлена против ВЭФ как элитарного института, стремящегося за счет рабочего класса установить правила, выгодные капиталу. В критике со стороны левых популистов нет драматизма на грани паранойи, столь типичного для правых. По-настоящему структурная критика власть предержащих не практикует теории заговора или попытки сделать козлами отпущения представителей меньшинства.

«Поверьте на слово, я — эксперт»

По результатам опроса, проведенного Исследовательским центром Pew в феврале [2024 года], демократия пользуется широкой поддержкой во всем мире, в том числе и в Канаде и США. Однако примерно треть респондентов скептически относится к механизму самоуправления, характеризуя его как «довольно» или «очень» плохой. Зато результаты опроса свидетельствуют о «существенной» поддержке технократии, то есть управления экспертами — в среднем по миру 58% респондентов охарактеризовали такую форму правления как «довольно» или «очень» хорошую. В Канаде 49% респондентов за эту форму правления (против — 47%), а в США — 48% (противников 50%). И это тревожные цифры.

Экспертное знание может играть в процессе принятия политических решений в развитых странах как прорывную, так и весьма сомнительную роль

Одобрение технократии свидетельствует, в числе прочего, о том, что люди ждут эффективного решения проблем, но при этом не верят в способность демократии найти его — или же сильно в ней сомневаются. Популистский протест — отражение этого сомнения. Напряженность, возникающая из-за нереализованности общественных устремлений, представляет потенциальную угрозу — в контексте кризиса, который настиг одновременно демократию, систему здравоохранения, жилищную сферу и еще многие другие, включая климат.

Демократия — это не власть толпы, а избиратели — не стадо баранов. Тем не менее экспертное знание может играть в процессе принятия политических решений в развитых странах как прорывную, так и весьма сомнительную роль. Вопрос заключается в том, как добиться баланса между потребностью в экспертном знании и ключевой задачей демократии, которая состоит в том, чтобы проводить открытую политику по воле и при участии народа?

По словам политолога Марка Э. Уоррена, в демократическом обществе экспертное знание не должно быть заведомо неоспоримым. Это значит, что принятие политических решений всякий раз требует демократической процедуры и эти решения, как и их результаты, обретают легитимность, только пройдя прямое или косвенное испытание демократией. Недостаточно сказать: «Поверьте мне на слово, я — эксперт», чтобы пройти проверку.

Кроме того, экспертиза не бывает безусловно точной. Мнения экспертов могут расходиться. Эксперты могут ошибаться. Может случиться так, что в распоряжении экспертов находится неполный объем данных или информации. Эксперты могут менять точку зрения. Тому можно найти множество подтверждений, если вспомнить меры, принятые во время пандемии. Кроме того, вполне возможно, что эксперты пытаются склонить нас к принятию тех или иных мер или отказу от них, а мы можем быть частично или категорически против в силу того, что у нас с экспертом различные — а возможно, даже противоположные — приоритеты или интересы.

Доказательная политика — это благо. Но она не избавляет от необходимости убеждать избирателей

Нам необходимо учитывать экспертные знания при разработке политических программ и документов. Нам нужно принимать мнение экспертов всерьез — в особенности тогда, когда среди разных экспертов царит (почти полный) консенсус, как это было в случае с уже упомянутой дискуссией вокруг акциза на выбросы CO2. Политика, основанная на проверенных данных, — это благо. Однако население нужно всякий раз убеждать с помощью аргументов, разъяснений, дебатов и других консультативных инструментов — вплоть до выборов. Если политикам не удастся добиться общественной поддержки и сохранить ее, эта политика — к счастью или нет — будет обречена на неудачу, а избиратели могут с чистой совестью требовать изменений.

Двойная осторожность

В общем, эксперты со своими знаниями играют значительную и даже неоценимую роль в процессе принятия демократических решений. Игнорирование их рекомендаций может привести к не вполне оптимальным — или, попросту говоря, плохим — результатам. Тем не менее их мнения и рекомендации должны конкурировать в ходе общественных дебатов. Эту конкуренцию нам остается только приветствовать как демократическую ценность.

Но совсем другое дело — цинично отмахиваться от мнения экспертов, потому что «ну, это же эксперты», как поступают приверженцы Дональда Трампа или канадские консерваторы. Подобное поведение — одновременно и антипод технократии, и угроза для самоуправления. Экспертные знания жизненно необходимы в поиске ответа на вопрос, что делать и как нам уживаться вместе. Если изначально ни во что не ставить экспертные знания, у общества исчезнет возможность собирать информацию, необходимую для принятия решений о дальнейших действиях.

Следует с осторожностью относиться как к тем, кто предлагает полностью положиться на экспертов, так и к тем, кто в принципе не готов обращаться к ним за советом. Процесс принятия политических решений — дело хлопотное, по определению комплексное и противоречивое. В нем задействованы конкурирующие группы и отдельные индивиды, стремящиеся заполучить поддержку широкой общественности и сохранить ее за собой.

Открытость к мнению экспертов идет на пользу здоровому обществу. Отсутствие экспертных знаний, то есть информации о различных феноменах окружающего мира, лишает нас возможности осмыслять острые вопросы. Однако в здоровом обществе сам собой складывается запрос на массовую демократию, в которую глубоко и по-настоящему вовлечены люди — как активные участники процессов самоуправления, а не просто как объекты управления.

И разумеется, общество сохраняет за собой право заткнуть уши и закрыть глаза. И тогда уже другим людям приходится убеждать его прекратить. Есть в этом что-то обескураживающее и прекрасное одновременно — а еще глубоко демократичное.

читайте также

Гнозы
en

Теории заговора на экспорт

Судя по последним новостям из Европы1, те, кто активно выступает против карантинных ограничений, во главу угла ставят собственное нежелание быть «как все», подчиняясь приказам властей. Sheeple, людьми-баранами, послушно грядущими в цифровое рабство, — вот кем считают окружающих законопослушных граждан ковид-диссиденты. Билл Гейтс, Сергей Собянин или Ангела Меркель — не важно, кто олицетворяет настоящих и будущих господ мира. В своей уверенности, что пандемия коронавируса — это заговор мировых элит, солидарны ковид-диссиденты в России, США и странах Евросоюза. Что движет этими людьми и откуда они черпают информацию, подкрепляющую еще большее недоверие к институтам власти и экспертному знанию? Возможно ли сознательное изготовление теории заговора на экспорт — например, в российских властных кабинетах?

Глобальная циркуляция теорий заговора в период пандемии, порождающая глобальное же отсутствие доверия политикам, ученым и медикам, — тема настолько же актуальная, как ежедневные сводки борьбы с коронавирусом. «Инфодемия» рискует стать словом года наряду с «социальным дистанцированием» и «коронавирусом». Пожалуй, впервые наша «глобальная деревня» переживает драму человеческую, финансовую и политическую в режиме онлайн, будучи связанной миллиардами невидимых каналов информации. И в этой непростой ситуации теории заговора получили невероятное количество преимуществ. 

Социальные сети и мессенджеры стали главной площадкой для бытования разного рода страхов обывателя: врачи-отравители, Билл Гейтс, жидкое чипирование, наконец, государство, через приложения на смартфонах проникающее в глубины нашей личной жизни2. От государства спрятаться некуда, а многие граждане и сами готовы расстаться с частью своих прав, чтобы почувствовать себя более защищенными от зловещей болезни. Когда большинство готово поступиться своей свободой, чтобы быть защищенным государством, немногие, кто опасается оказаться под властью цифровой диктатуры, выходят на улицы с демонстрациями и отказываются следовать рекомендациям сохранять «социальную дистанцию»3. Для них социальные сети стали важным инструментом для поиска единомышленников, объединения и быстрой передачи информации. Но в прошлом, задолго до появления интернета, такое уже случалось. 

Как распространяются конспирологические теории

Теории заговора в течение нескольких веков активно циркулировали по европейскому континенту и в моменты кризисов очень быстро овладевали умами тысяч человек. Появление новых способов коммуникации всегда играло на руку распространению теорий заговора, хотя они не перестают передаваться и традиционными способами, из уст в уста — в качестве слухов и городских легенд4

Первая мировая «инфодемия», напрямую связанная с масштабными политическими событиями, случилась на рубеже XVIII и XIX веков: эхо Французской буржуазной революции очень быстро долетело до соседних стран, Великобритании, США и даже Российской империи. Уже через несколько лет интеллектуалы Европы и США, с ужасом смотревшие на террор в якобинской Франции, угадывали за спинами революционеров иллюминатов — членов супертайного общества внутри ордена масонов, штыком и гильотиной насаждавших Просвещение. Французский аббат Баррюэль, шотландский профессор Робисон и американский пастор Морзе сделали все возможное, чтобы о зловещих планах иллюминатов стало известно человечеству: во Франции — разрушить монархию, в Европе в целом — подорвать веру в церковь, а американцев — лишить демократических завоеваний войны за независимость5. В принципе, создать миф о всесильном тайном ордене удалось: страх перед иллюминатами продолжает жить, и уже новые авторы приписывают им тревоги нашего времени6

Как мы знаем, ничто так не помогло оформить «воображаемые сообщества» наций, как циркуляция книг и газет, написанных на одном — национальном — языке7. Теории заговора были в этом процессе ключевым элементом, став постоянным атрибутом дешевого бульварного чтива. Во второй половине XIX века шпионские и детективные романы в Европе превратили идею о заговоре в естественный элемент повседневности и помогли сформировать у читателей ощущение того, что они живут в одной нации, которая постоянно подвергается опасности. Как пишет социолог Люк Болтански, детективы о Шерлоке Холмсе и позже о комиссаре Мегрэ и их изощренных соперниках-злодеях помогали обывателю оценить стремительно меняющийся мир. Сыщики своими расследованиями вскрывали привычный мир реальности, обнажая тайны и демонстрируя, что за привычным фасадом повседневности может скрываться что-то ужасное8

В XX веке радио, телевидение и кино превратились в главные каналы распространения теорий заговора, а в 1990-е годы энтузиасты конспирологии пришли в интернет: и очень скоро стало ясно, что тут теории заговора будут плодиться, как микроорганизмы в чашке Петри, передаваясь на тысячи километров. 

При этом в каждой стране они адаптируются под местные реалии. К примеру, в Малайзии отсутствует сколько-нибудь внушительная еврейская диаспора, но антиизраильские настроения служат там для национального сплочения, как и во всем мусульманском мире. Однако получившая на этом фоне распространение теория мирового еврейского заговора работает еще и против местного китайского меньшинства, прямые атаки на которое запрещены властями, так что приходится выражать недовольство опосредованно9.

Почему конспирологические теории переживают ренессанс на Западе

В Европе и США теории заговора постепенно приобретают все большее влияние на политику: причина тому — падение доверия властям, социальная поляризация и таблоидизация медиа, активно распространяющих теории заговора среди своей аудитории10. Правда, все очень сильно зависит от культуры. В США теории заговора традиционно были важной частью политического языка11; в Великобритании одна из главных тем в культуре заговора — недоверие правительству и королевской семье12; в Польше и Венгрии консервативные правительства активно использовали страх перед Западом и политикой Евросоюза для мобилизации лояльного электората, не брезгуя при этом ярой антимигрантской и антисемитской риторикой13

В каждом национальном контексте получали развитие локальные конспирологические нарративы, однако некоторые теории оказывались настолько универсальны, что становились популярны сразу в нескольких странах. К примеру, в скандинавских государствах, традиционно экономически процветающих, приток эмигрантов дал толчок активному распространению праворадикальных теорий заговора. Их адепты обвиняют международные организации и руководство ЕС в попытке уничтожения этих наций и создания мирового правительства14. Те же идеи активно развивались среди праворадикальных группировок по всей Европе начиная с середины 2010-х годов и превратились в миф о Еврабии — части плана глобальных заговорщиков по уничтожению современных наций вообще15. В свою очередь, среди левых движений, особенно после финансового кризиса 2008 года, популярность обрели конспирологические идеи, направленные против политического и экономического истеблишмента16. Сторонники этичного потребления также часто считают генетически-модифицированные продукты заговором транснациональных корпораций17. Некоторые российские медиа даже активно участвуют в продвижении этой теории заговора18. Однако не этим прославилась русская культура заговора за рубежом.

Россия как экспортер и импортер заговоров

В мировой конспирологической коммуникации российское общество чаще всего было принимающей стороной: страхи европейских обществ быстро проникали в Россию и становились частью её собственной культуры (так случилось с масонским заговором, например). Однако пару раз за последние сто лет усилиями российских авторов теории заговора успешно попадали на глобальный рынок конспирологии. 

Во-первых, в первой половине XX века именно благодаря русским эмигрантам европейцы и американцы узнали о «Протоколах сионских мудрецов» — пожалуй, самой долгоживущей конспирологической фальшивке, утверждавшей, что в мире существует всесильное тайное еврейское общество, контролирующее правительства, мировые капиталы и устраивающее политические и научные революции, чтобы развалить привычный миропорядок и уничтожить веру в Бога. В 1920 году промышленник Генри Форд был настолько поражен откровениями «Протоколов», что в течение года публиковал статьи на эту тему в газете Dearborn Independent. Считается, что именно пылкая уверенность Форда в существовании еврейского заговора среди прочего вдохновляла Гитлера19. Во-вторых, в годы холодной войны спецслужбы СССР смогли удачно внедрить в западную прессу идею о том, что СПИД был изобретен в лабораториях ЦРУ20. И в том, и в другом случае теории заговора, пошедшие на экспорт в западные страны, оказались специфическим инструментом политики, направленным на подрыв политического статус-кво. 

Распад СССР открыл границы России для иностранных идей, и два последующих десятилетия российские авторы теорий заговора активно потребляли конспирологический контент, произведенный в США и Европе. Впрочем, на территории России эти идеи радикально эволюционировали: глубоко антиглобалистские идеи, пришедшие из Америки времен холодной войны (такие, например, как «новый мировой порядок», адепты которого сфокусированы на том, что США якобы теряют свой суверенитет), на российской почве выглядели как еще один заговор Запада против России. Самый яркий кейс: Александр Дугин — столп русской культуры заговора — уже в начале 1990-х годов привез идею о «новом мировом порядке» из поездок по Европе, назвав его французским термином «мондиализм». В идеологии российского правого движения мондиализм стал синонимом однополярного мира во главе с Америкой, а одним из следствий мондиалистской угрозы для России — крушение СССР в 1991 году. 

Лишь в 2010-е годы, накопив достаточный потенциал и поняв, на каком языке говорить с конспирологами из других стран, «русская культура заговора» стала производителем конспирологических идей нового типа, которые с энтузиазмом подхватили за границей21.

Не генератор, а усилитель 

Идея, что Россия противостоит глобальному либеральному заговору ЛГБТ, направленному на разрушение православия и «духовных скреп» россиян, стала центральной темой российской политики 2010-х годов. Перехватывая повестку американских религиозных фундаменталистов, российские политики и идеологи возглавили международное движение по поддержанию консервативных ценностей, став союзниками многих правых партий, как в Европе, так и за океаном22

Все начиналось в 2012 году с выступлений Ирины Сиберт против властей Норвегии, якобы отдавших ее ребенка отцу-педофилу23. Тогда микроскопическое движение Сиберт — впрочем, активно поддерживаемое большинством конспирологических ресурсов России — казалось совершенно маргинальным. В 2016 году на фоне моральной паники из-за притока иммигрантов с Ближнего Востока в Берлине якобы произошло изнасилование 13-летней Лизы, дочери переселенцев из России в Германию. Дальнейшие события с выходом на улицы города недовольных показали, во-первых, потенциал антимигрантской темы в глобальной конспирологии, которая напрямую связана с критикой правящей в стране элиты (решение Меркель о приеме сирийских беженцев). А во-вторых, силу новой медийной реальности, когда пара сюжетов на российских федеральных каналах заставляет людей выйти на улицы европейской столицы. К 2020 году моральная паника вокруг «ювенальной юстиции» и педофилии элит оказались в центре американской и европейской культуры заговора24.

Было бы странно, если бы российские политики не воспользовались возможностями, предоставленными глобальным шоком от пандемии и мирового экономического кризиса. Несогласие с решением правительств о вводе карантинных мер и потенциальная угроза бизнесу миллионов граждан — идеальная возможность подорвать доверие к политическому истеблишменту, что мы и видим на демонстрациях в Германии и не только.

Но не стоит переоценивать потенциал «русских троллей»: не они являются генераторами конспирологического контента, а различные, часто анонимные, разбросанные по всей планете авторы твитов, фейковых новостей и анонимных телеграмм-каналов. Теории заговора теперь — это массовая и круглосуточная индустрия на всех цифровых платформах мира, и ее продукты способны распространиться за считанные дни по всему миру25. Вовремя нащупав возможности теорий заговора к мобилизации людей, русские тролли лишь «усиливают» сигнал, увеличивая масштабы распространения таких идей в онлайне и привлекая потенциальные аудитории к такому контенту.

Как вокруг Путина объединились правые и левые конспирологи

Консервативный поворот Путина, который обозначился делом Pussy Riot и анти-ЛГБТ повесткой в 2012 году, очень быстро привлек к себе внимание европейских и американских правых. «Традиционные ценности», нелюбовь к ЛГБТ, антимигрантская риторика, «лицемерие» политической корректности, мачистский образ сильного Путина, наконец, антиамериканизм стали композитной псевдоидеологической платформой, на которой объединились сторонники правых взглядов в Европе. И это на сегодня — стержень самостоятельной европейской конспирологии, только поддерживаемый мягкой силой российских медиаресурсов. 

Но правые в Европе и США — не единственные, кого впечатляет политика Путина. Успех кремлевской стратегии в том, чтобы не делать ставку на определенную идеологию, а давать возможность высказаться всем, сохраняя тем самым образ истинного защитника свободного мира, в пику корпоративной (читай: продажной) «лживой прессе», защищающей политический мейнстрим26

В эфире RT бывают как сторонники правых движений вроде Алекса Джонса, так и левые политики — например, Джордж Галлоуэй, Джулиан Ассанж и многие другие. Как оказалось, нелюбовь к правящим элитам объединяет. Сами понятия «лживые медиа» и fake news стали топовыми в середине 2010-х годов, когда их стали активно употреблять в политических дискуссиях, но начало этому процессу положили RT и «Спутник»27. Внимательный анализ программ RT на любом языке демонстрирует удивительную всеядность в выборе тем и спикеров, и каждому найдется место в информационной повестке канала. Собственно, это и есть главное ноу-хау российской внешней политики: клеймить предвзятость и шаблонность представлений о России и поддерживать любые силы, которые критически настроены против правящей элиты.

Сегодня последствия карантинных ограничений для бизнеса — это универсальная тема, способная вывести на площадь и левых, и правых, которые время от времени скандируют имя Путина. Как показывают опросы, ковид-диссидентские теории раскручиваются политическими активистами с обеих сторон политического спектра, а общее следствие этого — подрыв доверия в экспертное знание и общественные институты28

В Европе и США грядут выборы, и на фоне экономического упадка шансы прежде маргинальных движений возрастают. Многое будет зависеть от эффективности экономических мер, принятых европейскими правительствами. Прозрачная эффективная политика поможет сохранить доверие, отсутствие которого — ключевой фактор для понимания причин популярности теорий заговора. 


1. Сухарчук Д. Кругом обман // Quorum. 18 мая 2020 
2. Энциклопедия коронавирусных слухов и фейков // N +1. 8 апреля.2020; Echtermann A., Datenanalyse: Nutzer finden fragwürdige Corona-Informationen vor allem auf Youtube und verbreiten sie über Whatsapp // Correctiv. 12. Mai 2020 
3.Бушуев М., "Ковидиоты": Германия обсуждает протесты против карантина // Deutsche Welle. 14.05.2020 
4.Turner P. A. I heard it through the grapevine. Rumour in African-American Culture. University of California Press, 1993.
5.Porter L., Who are the Illuminati? Exploring the Myth of the Secret Society. Collins & Brown, 2005 
6.Бородихин А., «Превратить нас в подопытных морских свинок для Гейтса». Коронавирус и конспирология // Медиазона. 17 апреля 2020 
7.Anderson B., Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 2006 
8.Болтански Л., Тайны и заговоры. Издательство европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019 
9.Swami V. Social psychological origins of conspiracy theories: the case of the Jewish conspiracy theory in Malaysia // Frontiers in Psychology, 2012, 3, pp.1-9 
10.COMPACT Education Group, Guide to Conspiracy Theories, 2020 
11.Knight P., Conspiracy Theories in American History. An Encyclopedia. ABC-CLIO, 2003 
12.Drochon H. Who Believes in Conspiracy Theories in Great Britain and Europe?// Joseph E. Uscinski (ed.) Conspiracy Theories and the People Who Believe Them. New York, 2018 
13.Conspiracy Theories in Europe: A compilation.
14.Bergmann E., Conspiracy and Populism: the Politics of Misinformation. Palgrave, 2018 
15.Brown A., The Myth of Eurabia: how a far-right conspiracy theory went mainstream // The Guardian. 2018, August 16th 
16.Mills T., Can The Ruling Class Speak? // Jacobin Mag. 2018 October 14th 
17.Saletan W.. Unhealthy Fixation // The Slate. 2015 July 15th 
18.Regalado A. Russia Wants you to hate GMO // MIT Technology Review. 2018 Febuary 28th 
19.Baldwin N., Henry Ford and the Jews: The Mass Production of Hate. Public Affairs, 2018 
20.Каррера Г. Фейковые новости холодной войны: КГБ о СПИДе и Кеннеди // Русская служба Би-би-си. 1 апреля.2017 
21.Яблоков, Илья. Русская культура заговора. Конспирологические теории на постсоветском пространстве. Альпина Нон-Фикшн, 2020 
22.Hooper M. Russia’s ‘traditional values’ leadership // The Foreign Policy Centre. 2016 May 24th. 
23.Borenstein E. The Passion of Irina Bergseth // Plots against Russia. 2016 May 26th 
24.Взять хотя бы этот псевдодокументальный фильм автора из Нидерландов 
25. Frenkel, Sheera, Decker Ben, Alba, Davey. How the ‘Plandemic’ Movie and Its Falsehoods Spread Widely Online // New York Times. 2020 May 20th 
26. Yablokov I. Conspiracy Theories as a Russian Public Diplomacy Tool: The Case of Russia Today (RT) // Politics. 2015 Vol 35(3-4), 301–315 
27. Avramov K., Gatov V., Yablokov I. Conspiracy theories and fake news // Knight, Peter, Butter, Michael (eds) Handbook of Conspiracy Theories. Routledge, 2020. pp. 512-524
28.Uscinski J. E., Enders A. M., Klofstad C. A., Seelig, Michelle I., Funchion J. R., Everett C.; Wuchty S., Premaratne K., Murthi M. N. Why do people believe COVID-19 conspiracy theories? // The Harvard Kennedy School (HKS) Misinformation Review, 2020, Vol. 1, Special Issue on COVID-19 and Misinformation 
читайте также
показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)