Выборы в ландтаг Бранденбурга прошли месяц назад, 22 сентября, победу на них одержали местные социал-демократы во главе с действующим министром-президентом Дитмаром Войдке. АдГ отделило от них меньше двух процентных пунктов, но всего за несколько недель до выборов две партии разделяли десятые доли процента, и в некоторых опросах крайне правые шли впереди. На таком фоне итоговый результат «Альтернативы» был воспринят чуть ли не как успех демократических сил и доказательство, что в самый напряженный момент они все еще способны мобилизовать избирателей на поддержку в борьбе с радикалами.
В Бранденбурге (как и в других восточных землях, где этой осенью состоялись выборы в ландтаги, включая Тюрингию, где «Альтернатива» несколькими неделями ранее победила) АдГ почти гарантированно не войдет в новую правящую коалицию, но редактор отдела репортажей и расследований газеты taz Даниэль Шульц призывает не обольщаться по этому поводу. Второе место на земельных выборах, занятое второй раз подряд, свидетельствует о том, что АдГ прочно «утвердилась» в окрестностях Берлина — и не только в политической, но и в ежедневной общественной жизни.
Программа этой партии вовсе не сводится к борьбе с миграцией как «матерью всех проблем» (к слову, эта фраза принадлежит не кому-то из лидеров «Альтернативы», а бывшему министру-президенту Баварии Хорсту Зеехоферу). Третьим предвыборным обещанием АдГ в Бранденбурге — сразу после антимиграционных — было прекратить государственное финансирование «левоэкстремистских объединений». Все, что «Альтернатива» называет «левой идеологией», у нее под прицелом: некоммерческие организации, целый ряд культурных и гражданских инициатив. Все это идет под маркой «деидеологизации» общественной жизни, и сами ее участники ощущают, что процесс уже запущен. И в методах сторонники «Альтернативы» себя не ограничивают.
Читайте колонку Даниэля Шульца в переводе дekoder’а.
Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.
У кого-то прямо за домом пожар. Другого толкнули на улице. Третью избили. Это все творится с твоими друзьями. C друзьями друзей. Со знакомыми и подругами знакомых. В последние недели перед выборами. Еще до того, как АдГ наберет 29,2%, став второй после СДПГ партией Бранденбурга, и получит блокирующее меньшинство в земельном парламенте.
Жертвы этого насилия — геи и лесбиянки, которые развешивали плакаты с призывом голосовать не за АдГ, не за «Третий путь» или какую-нибудь еще правоэкстремистскую партию. Они работают в театре или занимаются какой-нибудь левой, альтернативной культурной активностью, чем-то средним между молодежным клубом и кафе в маленьком городе. У некоторых родители родились не в Германии. Кто-то занимается политикой в городских и общинных советах. Одним сначала угрожали, на других напали неожиданно.
Никто из них не хочет говорить о случившемся открыто. Они не хотят, чтобы об этом писали, — по крайней мере, не так, чтобы их можно было узнать. Они не обращались в полицию.
«Внимание их только воодушевит».
«Другим бывало и похуже».
«Ни в коем случае: в заявлении пришлось бы указывать мою фамилию».
«У меня дети».
Никто не услышит
После выборов журналисты пишут и пишут о коалиционных переговорах. В статьях читается облегчение: как бы то ни было, но в правящую коалицию АдГ не войти. Некоторые телепередачи нашли повод для радости сразу после выборов: у «Альтернативы» меньше 30%, вот и отлично, почти то же самое, что меньше [проходных] пяти. Кого в этом хоре будет не слышно — это тех, о ком я пишу этот текст. Пишу так, чтобы не написать о них на самом деле.
Да, ни в одной из восточных земель АдГ не попадет в правящую коалицию. Но страх перед ней правит уже и без того. Вернее, правит страх перед тем, что успехи этой партии несут с собой в повседневную жизнь. Любое несогласие, любое противодействие, любая инаковость таит в себе угрозу.
И возникают все новые вопросы. Спор о политике в каком-нибудь клубе — это еще цивилизованная дискуссия или предвестие драки? Реагировать ли, если в родительской группе в мессенджере кто-то пишет, что всех зеленых пора повесить, или лучше промолчать? Почему школьная учительница, которой всегда было что сказать на злобу дня, вдруг притихла?
В Бранденбурге АдГ раздавала в качестве предвыборных подарков холодное оружие. Партия сама опубликовала видео вечеринки, на которой ее политики распевают удалую песню о депортации и под это дело весело приплясывают. Вокруг АдГ и других праворадикальных партий сложилось правое гражданское общество: ассоциации, инициативы, группы сторонников и сторонниц.
Шепот и лепет
Нельзя требовать писать такой текст от журналиста. Мы ведь должны говорить все, как есть. «Вместо этого мы шепчем о нашептанном», как сказала одна коллега из Бранденбурга. Я позвонил ей посоветоваться: как писать о людях, которые не хотят, чтобы о них писали? У нее тоже нет ответа.
Может статься, что в Бранденбурге и в Восточной Германии в целом все пока что затихнет. Что об угрозе со стороны правых радикалов, о запугивании, о насилии почти перестанут говорить и писать. Что в Берлине и Кельне — а то даже и в Лейпциге — возобладает вера в то, что все обошлось. Не так уж страшна эта АдГ.
И это будет значить, что реальность Восточной Германии не найдет свое отражение в уголовной статистике, в цитатах, приведенных в газетах, в телепередачах. И виноваты в этом будут не только правые радикалы.
В Восточной Германии найдется достаточно бургомистров, которые с готовностью преуменьшат и оспорят те немногие примеры насилия, которые все же дойдут до прессы. Нацисты у нас в городе? У нас в деревне? Да вы что?!
Я и сам привык раздумывать
Найдется достаточно людей, которые с самыми добрыми намерениями сведут разговор к тому, что не все на востоке — нацисты. Найдется достаточно местных газет, которые промолчат о многом из того, что происходит. Или напишут, что случилась драка между подростками, даже когда произойдет нападение правых экстремистов.
Все это будет. Все это уже десятилетия как есть. В 1990-е годы даже левые политики в Восточной Германии не решались открыто говорить о расистском и нацистском насилии.
Страх стать следующей жертвой фашистов, если скажешь не то, повсеместен. Боятся старые коммунисты и коммунистки, укрывающиеся под южным итальянским солнцем; боятся молодые журналисты и журналистки в уютных западногерманских городках.
Я, собственно, и сам привык хорошенько раздумывать, где что можно говорить. Я сам прошу родных и друзей забирать меня после политических мероприятий. Так что здесь не место для ценных советов из Берлина.
