Media
taz

«Свобода важнее мира»

Один из «проклятых вопросов» современной немецкой истории — о различиях между западом и востоком Германии — снова обострился после начала полномасштабной российско-украинской войны. В Восточной Германии, на территории бывшей ГДР, особенно популярны требования скорейшего прекращения огня, начала переговоров с путинской Россией и отказа от поставок оружия украинской армии. Правда, к методологии онлайн-исследований, на основании которых делаются эти выводы, тоже хватает вопросов, но трудно спорить с тем, что в так называемых «новых землях», образованных после объединения Германии, политические силы, выступающие за восстановление отношений с РФ (это, прежде всего, «Альтернатива для Германии» и «Левые»), регулярно получают сравнительно более высокий процент голосов, чем в «старых». 

Если в западной части страны до 63% опрошенных год назад говорили, что поддержали бы санкции против РФ, даже если их последствия затронули бы лично их, то в восточной больше половины респондентов признавалась, что в таком случае выступили бы против. Отношение восточных немцев к российско-украинской войне часто объясняют близостью к СССР и более низким по сравнению с ФРГ уровнем жизни, который за тридцать с лишним лет так и не выровнялся, как и экономические показатели в целом: «новые земли» по-прежнему беднее. Причин тому много, но зачастую бывшие граждане ГДР объясняют это приходом «богатых капиталистов с запада». Теперь же падением их доходов грозят помощь Украине, отказ от энергоносителей из РФ и санкции против российского рынка. Важно помнить, что это повторный удар, ведь вскоре после падения Берлинской стены и распада социалистического блока граждане бывшей ГДР уже пережили нечто подобное. Тогда одним из краткосрочных результатов стал разрыв торговых связей, ориентированных на СССР, ликвидация соответствующей индустрии, быстрый рост безработицы. Все это, по мнению ряда экспертов, укрепляло экзистенциальное недоверие к Западу, которое десятилетиями культивировал режим СЕПГ

Но в этом ли причина, почему многие в Восточной Германии не чувствуют солидарности с Украиной? Газета taz поговорила об этом с историком Илько-Сашей Ковальчуком, который сам родился и вырос в ГДР, а теперь изучает историю ликвидированной республики.

Source taz

Господин Ковальчук, в Берлине на строительном ограждении в Тиргартене кто-то написал: «Это не наша война». Подразумевается российская военная агрессия против Украины. А потом кто-то стер «не» и написал вместо него: «Это и наша война тоже». Как вам кажется, изначальный вариант на востоке Германии нашел бы больше поддержки, чем на западе?

Не знаю, верно ли, что под фразой «Это не наша война» подписалось бы большинство людей только на востоке. Но вот что верно: существуют большие различия между востоком и западом Германии в уровне поддержки Украины. За последние тридцать лет многие из тех, кто вышел из гэдээровской несвободы, к свободе привыкли и больше не рассматривают проблемы других как свои собственные. А для меня нынешняя война российского режима против свободной и независимой Украины — это еще и война, в которой борьба идет и за мою свободу. Для меня это и моя война тоже.

Такое отношение к войне разделяют многие в Восточной Европе, особенно в странах Балтии и в Польше. А вот восточные немцы редко занимают такую позицию, несмотря на схожий жизненный опыт. Почему?

В Германии принято говорить, что революция 1989 года была поддержана большинством. На самом деле, активно участвовали в событиях крупные меньшинства. В противоположность этому в Польше и в балтийских странах борьба за независимость и свободу действительно была борьбой большинства. Повторная оккупация сыграла там большую роль. В отличие от этих государств, в Германию советская армия пришла не для новой оккупации, а чтобы победить Гитлера. Поэтому в ГДР доминировал нарратив освобождения — и понятно, почему. О нем и сегодня напоминают многочисленные советские памятники. Все это — солдатские могилы.

Чем отличается опыт Восточной Европы и Восточной Германии после 1990 года?

Нигде разрыв между старым и новым не был таким радикальным, как в Восточной Германии. И в то же время нигде так активно не занимались тем, чтобы смягчить последствия этого разрыва для общества. Это было правильно с политической точки зрения. Но в результате свобода воспринимается как подарок. А подарки не всегда ценятся по достоинству. Запад после 1990 года ошибочно думал, что его система будет говорить сама за себя, и не позаботился о том, чтобы объяснить миллионам людей, выросших в Восточной Германии, в чем суть новой системы. И сегодня мы видим, к чему это привело: одни и те же понятия на востоке и на западе Германии имеют разное наполнение.

Какие, например?

«Свобода слова», «свобода печати». Этот принцип был зафиксирован и в статье 27 Конституции ГДР.

А сказывается ли на позиции восточных немцев их особая связь с Россией?

Думаю, нет. До конца 1980-х годов в ГДР была широко распространена ненависть к русским, а изучение русского языка для большинства людей было наказанием. То, что мы переживаем сейчас, — это антиамериканизм СЕПГ, который по-прежнему жив и проявляется в отторжении политической системы Запада. Этот конфликт гораздо глубже, чем если бы люди «всего лишь» идентифицировали себя с Путиным и с его диктатурой. Что делать с тем, что они отвергают западные ценности как таковые?

Антизападная позиция встречается и среди западногерманских левых, это видно по альянсу Алис Шварцер и Сары Вагенкнехт [против поставок оружия Украине]. Так, может, нет смысла говорить о специфическом восточногерманском опыте?

Все опросы показывают, что на востоке заметно выше одобрение той позиции, которой придерживаются единомышленники Шварцер и Вагенкнехт. Но в целом дело обстоит так: от 15 до 20% общества в принципе недостижимы для политиков в любой политической системе — будь то монархия, диктатура или свободная демократия. Но сейчас представленность меньшинства и большинства кардинальным образом изменилась. Те люди, которые раньше обменивались мнениями в сельской пивной, общаются теперь на глобальном уровне и благодаря этому становятся политически весомой силой. Пока мы не знаем, как с этим быть.

Люди, которые хотят мира, не всегда занимают антизападную позицию. Они просто хотят мира. Разве в этом есть что-то незаконное?

Нет, ничего незаконного в этом нет. Но, говоря о мире, мы точно имеем в виду одно и то же? Фракция Шварцер-Вагенкнехт считает, что мир наступит тогда, когда перестанут стрелять. Но неправедный мир приведет к новым кризисам. Как раз на примере Украины мы это и видим, если вспомнить предысторию, начавшуюся в 2014 году. Некоторые выступают против поставок вооружения из опасения, что война начнет расширяться и дойдет до них самих. Я считаю правильным проговаривать эти страхи. Но большинство говорит «да, но» — и обвиняет США. С конкретной войной это мало связано. Для меня мир без свободы и независимости — это не мир. В ГДР тоже не было мира, шла непрерывная война против общества, и [Берлинская] стена была ее ярким проявлением.

На одной из демонстраций за мир кто-то сказал, что в конечном счете лучше жить при диктатуре, чем умереть за демократию.

Сказать так мог только человек, который никогда не жил при диктатуре. ГДР была крупнейшей тюрьмой под открытым небом в Европе после 1945 года. Тем не менее, многие не воспринимали диктатуру как несвободу, как сейчас в России или Китае. А люди, которые, наоборот, жили в демократических и свободных странах, просто не могут себе представить, что могут быть вещи более важные, чем мир. Но свобода важнее, чем мир.

Как вы определяете свободу?

Философ Джон Локк говорил, что свобода — это отсутствие государственного произвола. Писатель Юрген Фукс, в свою очередь, приходит к выводу, что свобода — это возможность вмешиваться в собственные дела. И это подводит нас к парадоксу толерантности третьего мыслителя, Карла Поппера: любая свобода имеет границы, они проходят там, где люди пытаются ограничить свободу других. А значит, для нетерпимых должны быть установлены границы. В наших парламентах [федеральном и региональных] представлена АдГ, поэтому мы сталкиваемся с этим вопросом постоянно. Мы все знаем, что эти люди хотят покончить со свободой и основными принципами Федеративной республики Германия. А ведь те, кто против свободы, всегда имеют преимущество: они гораздо меньше связаны совестью и правилами.

Правительственная комиссия, в которой вы состояли в 2020 году, предложила создать «Центр будущего для европейской трансформации и немецкого единства». Центр будет расположен в Галле. Какую роль он должен сыграть в попытке понять восточногерманский взгляд на демократию?

Цель этой организации — не проливать бальзам на раны измученной восточногерманской души, а вести как можно более широкую дискуссию об обществе, в котором мы хотели бы жить. Для этого нам нужно посмотреть, какой исторический багаж мы берем с собой в будущее. Нужно разобраться, почему произошла революция против коммунистической диктатуры? Ответ на этот вопрос нужно искать в событиях до 1985 года, задолго до Горбачева. И потом, мы должны подробнее рассматривать происходившее в ГДР в контексте событий в Восточной Европе. Центр должен делать акцент на этих взаимосвязях. 

Вы говорите, что для понимания, чего восточные немцы достигли, им следует сравнивать себя с Восточной Европой. Но люди всегда сравнивают себя с теми, кто добился большего. 

Вы правы. Наверное, после Гельмута Коля дела уже не поправить, ведь он сказал: «Вы будете жить не хуже, чем мы». Западногерманские политики сами задали эту высокую планку. Был ли у них потом еще один шанс? Скорее, нет. Все смотрели на Запад, люди во Франкфурте-на-Майне смотрели на Запад, и люди во Франкфурте-на-Одере смотрели на Запад. Было бы разумнее и не так чревато разочарованием, если бы Восточную Германию сравнивали не с Западной Германией, а с Восточной Европой, тогда масштабы были бы реалистичней. Вы же видели эти фотографии «до и после». Старый город Штральзунда в 1985 году и сейчас. Или как сейчас выглядит Хальберштадт. Это впечатлит любого.

Один из читателей нашей газеты предложил организовать в восточногерманских городах советы граждан, в которых можно обсуждать, как должно выглядеть будущее.

Мне нравится эта идея, и я бы сказал — во всей Германии, во всей Европе нужны такие советы. Было бы неплохо еще наверстать упущенное в процессе воссоединения Германии — наполнить реальной жизнью статью 146 Основного закона. Там сказано, что Основной закон будет действовать только до тех пор, пока немецкий народ в результате свободного волеизъявления не примет полноценную Конституцию. Имело бы смысл инициировать разработку этой Конституции, чтобы в процессе встал вопрос о том, в каком обществе мы хотим жить.

Это старое требование движений за права граждан. А каких результатов вы от этого ожидаете?

Мы, демократы и сторонники свободы, часто вынуждены защищаться, потому что не знаем, по-прежнему ли мы в большинстве. И подобного рода дискурсивный процесс придал бы нам сил, потому что мы, думаю, убедились бы: да, несомненно, у нас все еще есть самое настоящее большинство и мы все еще можем договориться, в каком обществе мы хотели бы жить. И тогда мы смогли бы указать всем этим негодяям их место под лавкой.

Related topics

Gnose

«Не все было напрасно»: чем похожи и чем отличаются ностальгия по СССР и «остальгия» в Германии

В Восточной Германии «остальгия» приняла форму коллекционирования старых телевизоров, магнитофонов и резиновых космонавтов. Почему бывшие гэдээровцы так дорожат вещами – в гнозе историка Моники Рютерс.

Gnoses
en

Чем отличаются восток и запад Германии

Вечер 9-го ноября 1989 года: сотни людей танцуют на Берлинской стене – одном из самых ярких символов политической иконографии 20-го века. Совершенно незнакомые люди с востока и запада падают в объятия, вся Германия охвачена пылом энтузиазма, словосочетание «Мы – один народ» становится главным лозунгом падения Берлинской стены и воссоединения Германии.

Спустя три десятилетия, различия между востоком и западом Германии все чаще оказываются в центре внимания немецкой общественности: большинство западных (69 %) и восточных немцев (74 %) по-прежнему видят их1. В связи с электоральными успехами правопопулистской партии АДГ на территории бывшей ГДР все больше журналистов, ученых и политиков задаются вопросом, удалось ли достичь единства Германии на самом деле.

Различия между востоком и западом нередко объясняются восточногерманским прошлым: социализация при репрессивной диктатуре Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) якобы закрепила сформированный в условиях авторитаризма менталитет восточных немцев на десятилетия вперед. Говорят также и о шоке от капитализма в период потрясений в 1990-е годы, который многие граждане ГДР не смогли преодолеть2. Наконец, согласно еще одной точке зрения, причина в том, что Восточная Германия не пережила революцию 1968 года, в то время как в Западной Германии она привела к глубоким изменениям в ценностях.

Хотя такие объяснения и содержат важные догадки о различиях между востоком и западом, ряд ученых отмечают, что таким образом проблема нередко упрощается – не в последнюю очередь потому, что не совсем понятно, в чем же на самом деле заключаются сегодня особые «восточногерманские черты».

 

1989 год – восточные и западные немцы на Берлинской стене возле Бранденбургских ворот © Lear21/wikipedia CC BY SA 3.0

В период с 1991 по 2017 год почти четверть прежнего населения ГДР переехала на запад — около 3,7 миллионов человек.3 Многие из них говорят, что сами никогда ранее не идентифицировали себя как «осси» (уничижительное название восточных немцев) и такими их сделали на западе. Там их называли «вечно жалующимися осси» (Jammerossis) и приписывали общий менталитет «жертв».

После глубоких преобразований (и люстрации) на территории бывшей ГДР на многие руководящие должности в государственных учреждениях и бизнесе были назначены сотрудники из западных федеральных земель. Так появился термин «бессервесси» – каламбур из Besserwisser (умник) и Wessi (разговорное название западных немцев). 

По словам историка Франка Вольфа, в ходе такой стигматизации возникли контридентичности, особенно ярко проявившиеся в 1990-е годы. В начале нового тысячелетия они сгладились, но рост популярности АдГ на территории бывшей ГДР создает новую стигматизацию по признаку восток-запад4: многие люди, выросшие в Западной Германии, видят в востоке «безнадежную проблемную зону внутри консолидированной западногерманской демократии. С другой стороны, немало восточных немцев прибегают к самовиктимизации в качестве стратегии политики идентичности»5.

«Жизнь на руинах социализма»

Сегодня в новых федеральных землях проживают около 14 миллионов человек, и, согласно проведенному в августе 2019 года опросу, 23 % избирателей на выборах в Бундестаг проголосовали бы за АдГ, если бы выборы состоялись в ближайшее воскресенье; на втором месте идет партия ХДС с 22 %6.
Хотя в абсолютных числах АдГ имеет гораздо больше сторонников на западе, дебаты об успехах этой партии разворачиваются в первую очередь вокруг процентов на востоке страны.

Чтобы объяснить относительно высокую долю избирателей АдГ на востоке, многие исследователи ищут исторические причины. 

Согласно одному из объяснений, во время холодной войны ГДР была самым успешным опытом строительства государственного социализма среди стран советского блока: относительно высокий уровень индустриализации, доходы населения выше, чем в других странах Восточной Европы, гораздо меньше дефицита. Иными словами, уровень жизни в ГДР был сравнительно неплохим.

Но чем выше взлет, тем больнее падение: «жизнь на руинах социализма» (Светлана Алексиевич) оказалась особенно тяжелой, считают многие историки и социологи. В ходе преобразований восточные федеральные земли пережили то же, что и другие восточноевропейские страны: закрытие заводов, массовые увольнения и безработица привели к обеднению большой части населения. К этому добавилось так называемое «колониальное унижение»: например, восточногерманские дипломы технических вузов, превратились в макулатуру, потому что в большинстве своем не могли конкурировать с западногерманскими. Социальное положение большой части населения резко ухудшилось, в том числе и в связи с обширной люстрацией. Бывший канцлер Гельмут Коль обещал «выравнивание условий жизни» и «цветущие ландшафты» – и поскольку ничего этого до сих пор нет, многие исследователи говорят о неоправдавшихся ожиданиях. Таким образом, в восприятии людей падение здесь было гораздо глубже, чем в других странах Восточной Европы7.

Другие ученые, напротив, утверждают, что ситуация для бывших граждан ГДР была не такой острой, ведь после воссоединения Германии они оказались в государстве с социально-ориентированной рыночной экономикой, в то время как экономика других восточноевропейских стран была преобразована в обыкновенную рыночную. В общей сложности с 1990 года в бывшую Восточную Германию было направлено около 1,6 триллиона евро государственных средств, причем большая часть – в социальную сферу, например на пенсии8. Пенсии и другие чистые доходы как в абсолютном выражении, так и по паритету покупательной способности на территории бывшей ГДР по-прежнему ниже, чем на западе9. Но все же это в среднем около 20 тысяч евро в год, что значительно больше, чем в других постсоциалистических странах10.

Что такое «восток»?

Глубокое падение или мягкое приземление – в конце концов, все зависит от психологических переживаний конкретного человека: попытка обобщить индивидуальный опыт потери статуса, разочарования и унижения, создав из всего этого коллективную восточногерманскую идентичность, содержит много ловушек. А объяснять с помощью этой предполагаемой идентичности успехи АдГ на выборах – еще более проблематично.

Следует признать, что связь между правыми взглядами и позитивным отношением к ГДР действительно существует11. Это отношение может выражаться и в так называемой «остальгии», и в поддержке авторитарных структур. Однако не самый успешный опыт адаптации либеральных ценностей можно найти и в некоторых регионах на юге Германии: «Там тоже воображаемый мир благополучной баварской или швабской жизни пятидесятилетней давности становится источником ориентиров, способствующих выбору АдГ»12.

Наконец, проблематична сама категория «восточногерманского», что подтверждается простым арифметическим расчетом: в 1991 году в бывшей ГДР проживало около 16 миллионов человек. К 2017 году на запад переехало около 3,7 миллионов человек и около 2,5 миллионов — в обратном направлении13. Хотя эти группы, безусловно, частично пересекаются, демографические перемены налицо, особенно с учетом размеров населения ГДР. 

Между тем в результатах выборов, как и социологических опросов, не дифференцируют немцев, переехавших с запада на восток и наоборот. Кроме того, за последние тридцать лет произошло смешение образов жизни, и уже хотя бы благодаря появлению такой эклектичной категории, как «восси», шаблонная характеристика «восточногерманский» уже не может считаться таким четким разграничителем. Более того, принимая во внимание, что на выборах в Бундестаг 2017 года за АдГ проголосовали 9 % женщин и 16 % мужчин, кому-то может показаться, что дифференциация между женщинами и мужчинами более продуктивна с научной точки зрения, чем разница между Востоком и Западом. Однако этот вопрос пока остается без внимания, как в научном дискурсе, так и в застольных беседах.

Успехи АдГ

Также практически не ведется дискуссия о самой дискуссии: в какой степени сами различия между востоком и западом могут быть конструкциями, которые становятся своего рода самосбывающимся пророчеством? По мнению немецкого историка Патриса Путруса, чем чаще подчеркивается эта разница, тем больше смыслов производится, а это содействует созданию некого эссенциализма, закрепляющего «восточногерманскую идентичность». Что, в свою очередь, и способствует дальнейшей поляризации: «Именно опыт социологического разделения уже после воссоединения Германии содержит нечто, что может культивировать объединяющую восточногерманскую идентичность»14. По словам историка, индивидуальный опыт в бывших восточногерманских федеральных землях слишком разнообразен, чтобы пренебрегать им в пользу большого нарратива жертвы. А ведь именно этот нарратив обеспечивает успех АдГ в Восточной Германии.

Таким образом, концентрация на различиях – это, в какой-то степени, замкнутый круг. Кроме того, она отвлекает внимание от множества общих черт: более трех четвертей всего немецкого общества, в том числе на востоке, не проголосовали за АдГ, примерно столько же людей удовлетворены работой демократических институтов в стране и положительно оценивают членство Германии в ЕС15.


1.spiegel.de: Umfrage zur deutschen Einheit. Ostdeutsche sehen Wiedervereinigung positiver 
2.Marcus Böick, Kerstin Brückweh: Einleitung „Weder Ost noch West“ zum Themenschwerpunkt über die schwierige Geschichte der Transformation Ostdeutschlands 
3.zeit.de: Ost-West-Wanderung: Die Millionen, die gingen  
4.cicero.de: „Die ‚Mauer in den Köpfen‘ wird gerade wieder gebaut“  
5.Florian Peters: Der Westen des Ostens. Ostmitteleuropäische Perspektiven auf die postsozialistische Transformation in Ostdeutschland 
6.sueddeutsche.de: Umfrage: AfD im Osten stärkste Kraft - CDU im Westen 
7.Florian Peters: Der Westen des Ostens. Ostmitteleuropäische Perspektiven auf die postsozialistische Transformation in Ostdeutschland 
8.bundestag.de: Transferzahlungen an die ostdeutschen Bundesländer 
9.gfk.com: Kaufkraft Deutschland 2018 
10.lvt-web.de: Studie GfK Kaufkraft Europa 2017: Den Europäern stehen 2017 im Schnitt 13.937 € für ihre Ausgaben und zum Sparen zur Verfügung 
11.Heinrich Best, Trends und Ursachen des Rechtsextremismus in Ostdeutschland, in: Wolfgang Frindte u.a. (Hg.), Rechtsextremismus und „Nationalsozialistischer Untergrund“, Wiesbaden 2016, стр. 119-130, зд. стр. 126 
12.Frank Bösch: „Sonderfall Ostdeutschland?“ Zum Demokratieverständnis in Ost und West 
13.zeit.de: Ost-West-Wanderung: Die Millionen, die gingen 
14.taz.de: Historiker zu Ostdeutschen und Migranten. „Blind für rassistische Motive“ 
15.europarl.europa.eu: 8 von 10 Deutschen halten EU-Mitgliedschaft für eine gute Sache 
Related topics
Gnose

Нефть — культурно-исторические аспекты

Злополучное «ресурсное проклятие» состоит не только в том, что блокирует модернизацию экономики и демократизацию политической жизни. Оно блокирует наступление будущего, превращая настоящее в утилизацию прошлого. Илья Калинин о национальных особенностях российского дискурса о нефти. 

Gnose

Война на востоке Украины

Война на востоке Украины это военный конфликт между Украиной и самопровозглашенными республиками ДНР и ЛНР. Украина утверждает, что Россия поддерживает сепаратистов, посылая на Украину военных и оружие, Россия отрицает эти обвинения. В результате вооруженного конфликта погибло более 12 000 человек. Несмотря на приложенные усилия, перемирие до сих пор не было достигнуто.

more gnoses
Ein kurzer Augenblick von Normalität und kindlicher Leichtigkeit im Alltag eines ukrainischen Soldaten nahe der Front im Gebiet , © Mykhaylo Palinchak (All rights reserved)