Опросы общественного мнения свидетельствуют о том, что поддержка Украины среди граждан Евросоюза остается высокой: 64% европейцев в июне 2023 года выступали за поставки вооружения украинской армии, еще больше людей — за финансовую помощь защищающейся стране и за санкции против России. Эти цифры остались почти такими же, как полгода назад.
Чуть более внимательный взгляд может, однако, встревожить сторонников дальнейшей помощи Украине в ее борьбе против российской агрессии. Так, большинство немцев полагает, что оказанной военной помощи либо уже достаточно, либо было даже слишком много. И наоборот — что правительство предпринимает недостаточно усилий для дипломатического разрешения конфликта. Можно предположить, что усталость от войны растет, даже несмотря на то, что ее последствия для повседневной жизни европейцев (например, для сохранения тепла в их домах) пока не столь драматичны.
Еще более тревожно, что на этом фоне растут рейтинги правопопулистских политических сил, выступающих, среди прочего, за пересмотр жесткой линии в отношении РФ. «Альтернатива для Германии» стала второй по популярности партией, обходя всех участников нынешней правящей коалиции, в Австрии идейно близкая к ней Партия свободы — и вовсе на первом месте.
В таких обстоятельствах сохранение проукраинских настроений во многом зависит от того, насколько слышны в Европе голоса из самой Украины. Историк Сергей Плохий — один из наиболее известных на Западе украинских ученых, работающий сейчас в Гарвардском университете. В советское время он начинал как специалист по середине XVII века, когда запорожское казачество выбирало свой исторический путь между Московским государством и Речью Посполитой. В 2015 году, через год после аннексии Крыма, была опубликована монография Плохия «Врата Европы», в которой он рассказывал, как Украина на протяжении веков то соединяла, то разделяла восток и запад континента.
В 2023 году вышла книга Плохия «Российско-украинская война. Возвращение истории», в которой он сфокусировался на том, как разница политических культур постсоветских России и Украины привела к экзистенциальному конфликту между авторитарными и демократическими устремлениями. Редактор беларуского проекта дekoder’а Инго Петц взял интервью у Плохия для австрийской газеты Der Standard.
— Где вы были, когда началось вторжение в вашу родную страну?
— Я был в Вене. Утром на почту пришло письмо с темой «О Боже мой», и я сразу понял, что это значит. Чуть позже я включил новости и увидел, что Россия начала крупномасштабное вторжение в Украину. Под обстрелом оказались многие города, в том числе и мое родное Запорожье. Я сразу позвонил сестре, которая живет там. Странное дело: мы знали, что может начаться большая война, но все равно были шокированы, потому что глубоко внутри все надеялись, что этого не произойдет. В такие моменты испытываешь очень странную смесь эмоций.
— Вы думали, что военное вторжение возможно?
— Что я точно могу сказать — так это, что я не ожидал боевых действий в таком масштабе. Я предполагал, что война будет продолжаться — точно так же, как это с 2014 года происходит на востоке Украины, а признание независимости марионеточных республик в Луганске и Донецке давало России повод разместить еще больше войск в Донбассе и тем самым форсировать события. Все то, что произошло в реальности, — ракетные обстрелы Киева и других городов, а еще расчет Путина на быстрое взятие Киева — все это тогда казалось мне слишком фантастическим и нелогичным.
— В процессе подготовки книги вам удалось понять, почему всё сложилось именно так?
— Да, совершенно точно. Я понял, что спусковым крючком для вторжения стало разочарование Путина, особенно когда он понял, что Минские соглашения не удастся реализовать по его сценарию так, чтобы с помощью выборов удержать сепаратистские республики в сфере прямого российского влияния. Кроме того, мы переоценили Путина как великого стратега и тактика: начинать эту крупномасштабную войну с такими предпосылками и целями было большой ошибкой. В Украине до начала вторжения бытовало мнение, что если война и начнется, то уж точно не в феврале, потому что за Путиным в тот момент наблюдала половина мира, встревоженная последними событиями. Все были готовы действовать, поэтому более разумным шагом для Путина было бы вначале отвести войска, чтобы нанести удар неожиданно. Мы как представители научного сообщества думали, что его действия будут более логичными. Кроме того, мы переоценили боевые навыки россиян и мощь российской военной машины.
Мы как представители научного сообщества думали, что действия Путина будут более логичными
— Насколько тяжело писать историческую книгу, когда эта история творится на ваших глазах?
— Это было непросто. Я долго убеждал себя, что мне это по силам. Мне помогло то, что история этой войны начинается не 24 февраля 2022 года, а с распадом Советского Союза: эта эпоха и связанные с ней исторические процессы хорошо описаны и исследованы. Я хотел показать, что Украина начала борьбу за самостоятельность уже в 1990-х годах, и такая историческая перспектива позволила мне подойти к главам, которые описывают более близкие события.
— Владимир Зеленский с самого первого дня вторжения взял на себя роль сильного лидера. Есть ли этому параллели в украинской истории?
— Мы сейчас находимся в поворотной точке. Это третий ключевой момент украинской истории за последние 100 лет. Первым таким моментом стала революция 1917 года и провозглашение независимости Украины. В то время в центре событий был Михаил Грушевский — ученый-историк с большим авторитетом, что было важно в рамках парламентского процесса на пути к независимости. Следующим моментом был 1991 год, когда Украина вела переговоры о выходе из Советского Союза. Хотя Леонид Кравчук и был типичным аппаратчиком, он был очень умен и понимал своеобразие исторического момента, поэтому быстро стал приверженцем украинской национальной идеи. И вот теперь Зеленский проявил себя энергичным лидером в стиле Черчилля, хотя этого почти никто не ожидал от бывшего актера и комика, не имевшего ни большого политического опыта, ни значимых успехов на президентском посту до начала российского вторжения.
— Получается, что он сформировался под воздействием исторического момента.
— Да, это именно тот человек, который нужен Украине в этот сложный момент. Похоже, Украине повезло получить от своих лидеров те качества, которые были необходимы в поворотных точках истории. Мне кажется, что актерский талант Зеленского заключался не в игре, а в способности достучаться до аудитории. Эту способность ему успешно удалось перенести с театральной сцены на политическую. Кроме того, очевидно, что Зеленский — очень смелый человек.
Украине повезло получить от своих лидеров те качества, которые были необходимы в поворотных точках истории
— В Украине сейчас обсуждают, способен ли Зеленский злоупотребить своей новой властью и выстроить авторитарную систему. Что вы об этом думаете?
— Я слышал о таких опасениях и слежу за этими дискуссиями, действительно важными, но как историк считаю, что будущее украинской демократии выглядит гораздо более оптимистично. Во-первых, сейчас на территории Европы идет самый масштабный военный конфликт с момента окончания Второй мировой войны. Тогда в Британии парламентские выборы были приостановлены до 1945 года, а в США Франклин Рузвельт избирался президентом в четвертый раз. В такие моменты не обойтись без централизации и мобилизации. Я бы больше переживал, если бы на Украине этого не произошло. Вторая причина, которая заставляет меня верить в будущее, — украинское общество. В истории Украины было две попытки свернуть страну на авторитарный путь развития — в 2004 и 2013 годах, и оба раза они были встречены массовыми протестами: Оранжевой революцией и Евромайданом. Я с трудом могу себе представить, как это общество, которое сейчас мобилизовалось под знаком выживания и свободы, может оставить власть авторитарному Зеленскому. Я вообще не знаю, кто мог бы разрушить ту основу, на которой зиждется идея украинской свободы.
— Еще одна опасность, которая постоянно обсуждается, — украинский национализм.
— В том, что этот вопрос кажется западной публике столь актуальным, я вижу элементы ориентализма. На мой взгляд, нет никаких доказательств того, что национализм в Украине так уж силен. Более того, на всех выборах последних лет ультранационалисты пользовались лишь незначительной поддержкой избирателей: так, на выборах 2019 года в Раду партия «Свобода» не преодолела пятипроцентный барьер, и это при том, что в стране шла война. Тем временем в других европейских странах праворадикалы сидят в парламентах. Я понимаю, почему этот вопрос столь важен для европейцев: тут и исторические соображения, и миграционный кризис, повысивший популярность праворадикалов. Но, друзья, так нельзя! Вы берете собственную большую проблему и проецируете ее на нас. Националисты в Украине, конечно, есть, но меня куда больше интересует, почему они не столь сильны, как в других европейских странах. Вот на эту тему я с удовольствием готов подискутировать.
— А что бы вы ответили на свой вопрос?
— У меня нет готового ответа, он требует научной проработки. Пик популярности [националистов из партии] «Свободы» пришелся на президентство Януковича: может быть, некоторые избиратели таким образом выражали свое радикальное неприятие президента. Кроме того, можно утверждать, что популярность «Свободы» стала падать по мере расширения свободы слова, так как это позволило людям выражать недовольство по-другому.
Националисты в Украине, конечно, есть, но меня куда больше интересует, почему они не столь сильны, как в других европейских странах
— В процессе работы над книгой вам удалось понять, чем обусловлено столь ожесточенное сопротивление украинцев?
— Украина претерпела колоссальные изменения с 2013 года. Те события сплотили людей и придали им уверенность в том, что можно что-то изменить и успешно сопротивляться. Начиная войну, Путин считал, что может повторить крымский сценарий, но он не учел произошедшие в стране трансформации и, наверное, даже не понимал их. За последние восемь лет украинцы стали более стойкими, потому что воевали в Донбассе, потому что гражданское общество боролось за реформы, против коррупции, за лучшую политику и светлое будущее.
— Гражданское общество постоянно развивалось со времен Оранжевой революции.
— Да. В результате люди рассматривают власть не как врага, а как своего союзника, а само государство эволюционировало и теперь выступает защитником гражданского общества. Украину многие часто называли «несостоявшимся государством», но это абсолютно неверно — даже сейчас, когда страна находится в состоянии войны. Государственный аппарат продолжает работать, пусть и находится в непростой ситуации. Если рассмотреть эти процессы ретроспективно (а я это и делаю в книге), то стойкость украинцев в этой войне предстает не чем-то неожиданным, а закономерным следствием их борьбы.
