Медиа

Самый приемлемый для общества предрассудок. И поэтому опасный

Отношение немцев к США с начала века менялось волнообразно. Симпатии упали до минимума в период американского вторжения в Ирак, вновь выросли во время первого срока Барака Обамы, после чего стали снижаться, достигнув нового минимума под конец правления Дональда Трампа.  

На год полномасштабного российского вторжения в Украину пришелся новый пик симпатий, но ни разу за все годы этот показатель не сравнился с 78% немцев, заявивших о позитивном отношении к США в 2000 году. Более того, после 2022-го цифры стали вновь ухудшаться: в нынешнем году 49% немцев заявили, что относятся к США хорошо, и почти столько же, 48%, что — плохо.  

Но свидетельствует ли падение симпатий к США о росте антиамериканизма? Ответ на этот вопрос может показаться самоочевидным, но исследователи обычно разделяют законную критику в адрес Америки, и особенно ее властей, и антиамериканизм как разновидность ксенофобии или вид ресентимента.  

Как именно отделить одно от другого, чем отличаются правый и левый антиамериканизм и что сближает его с антисемитизмом, в интервью изданию Belltower.News, рассказывает профессор Дюссельдорфского университета имени Генриха Гейне Хайко Байер (нем. Heiko Beyer), автор книги «Социология антиамериканизма». 


Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.


 

Источник Belltower.News

Belltower.News: Складывается впечатление, что после нападения России на Украину антиамериканские высказывания звучат все чаще. Это камбэк антиамериканизма? 

Хайко Байер: Стоило бы подробнее изучить, так ли это. Насколько мне известно, в настоящее время (интервью было опубликовано в феврале 2023 года. — Прим. дekoder’а) эмпирических исследований на эту тему нет. А значит, нет и достоверных цифр, свидетельствующих о том, что можно действительно говорить о камбэке. На митинге “Ami go home”, собранном Юргеном Эльзессером в ноябре 2022 года в Лейпциге, можно было наблюдать, как антиамериканизм у всех на глазах пытались использовать для мобилизации. Но небольшое число пришедших на митинг свидетельствует о том, что эта тема пока не находит отклика у целевой аудитории «кверденкеров» и не поднимает людей так же эффективно, как во времена масштабных антиамериканских демонстраций прошлого. Тем не менее антиамериканизм, безусловно, обладает потенциалом для мобилизации масс. Чем дольше продлится война в Украине, тем вероятнее, что на улицы будет выходить все больше людей с антиамериканскими лозунгами. 

— Когда в прошлом антиамериканские лозунги использовались для мобилизации людей? 

— Последняя волна массовой мобилизации под знаменами антиамериканизма пришлась на нулевые, когда в период с 2002 по 2011 годы шли многочисленные массовые демонстрации. Протесты против Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства собирали порой десятки тысяч человек. В период президентства Джорджа Буша-младшего выступления против войны в Ираке также имели антиамериканский характер, выходя далеко за рамки одной лишь критики в адрес Америки.

На практике не всегда удается быстро выявить и точно отделить антиамериканизм от критики США

И это был уже не первый в истории случай столь массовой мобилизации. Пацифистское движение 1980-х годов в Западной Европе выводило на улицы иногда сотни тысяч человек. Ни одна другая тема не способна мобилизовать людей так сильно. Когда надо выступить против Америки, численность демонстрантов вырастает до таких высот, которая в любом другом случае была бы недостижимой. 

— Разница между справедливой критикой США и антиамериканизмом подчас не всем понятна. Не могли бы вы подробнее объяснить, что вы подразумеваете под антиамериканизмом? 

— Разница между антиамериканизмом и критикой Америки подчеркивается в каждой научной работе. Аналитически ее можно определить относительно четко. Антиамериканизм основан на стереотипах и связан с фундаментальным неприятием всего, что сущностно описывается как «американское». Кроме того, Америка рассматривается как некая всемогущая сила — антиамериканизм почти всегда сопряжен с конспирологией. Наконец, антиамериканизм обладает навязчивым и аффективным характером. На практике не всегда удается быстро выявить и точно дефинировать эти элементы, чтобы отделить антиамериканизм от критики США. На уровне общественного движения это сделать легче, поскольку можно проследить его историю и традиции. Но на индивидуальном все сложнее. 

— Существует ли преемственность между нарративами прошлого и сегодняшним антиамериканизмом или добавляются также новые темы? 

— Исторически традиция антиамериканского дискурса берет начало в противостоянии Западу как таковому. Когда начинается критика таких западных принципов, как индивидуализм, капитализм и демократия, нередко проявляется и антиамериканизм. Ненависть к Западу проецируется на США. Это легко проследить исторически, и сегодня это происходит снова. Речь не только о мобилизации внутри правых групп, но и о формировании нового объединенного фронта. Основная цель при этом заключается в том, чтобы связать между собой левых и правых, а объединяет левый и правый антиамериканизм именно неприятие капиталистической современности, с одной стороны, и определенного типа культуры — с другой. «Макдоналдс» сегодня бойкотируют как неонацисты, так и левые антиимпериалисты. Они отвергают глобализацию, которую отождествляют с Америкой. 

Самое интересное в истории антиамериканизма — что нарративы, которые кажутся обоснованными сегодня, существовали еще до того, как Америка стала сверхдержавой.

— Значит ли это, что антиамериканизм может выступать в качестве связующего звена между правыми экстремистами и теми, кто считает себя левыми и прогрессивными, через общие проекции на США? 

— В принципе, в антиамериканизме есть содержательная составляющая, объективно отражающая реальность: США — действительно сверхдержава и действительно влияли и влияют на мировые события. Но самое интересное в истории антиамериканизма заключается в том, что нарративы, которые кажутся обоснованными сегодня, существовали еще до того, как Америка стала сверхдержавой. То есть проективное содержание антиамериканизма очевидно с самого начала: Америка как служила, так и служит для проекций, как в положительном, так и в негативном смысле. Новизна, которую она воплощала, и принципы, которые отстаивала, — это, в конечном счете, базовые принципы капиталистической и демократической современности. 

— Чем левый антиамериканизм отличается от крайне правого антиамериканизма? 

— Различия следует искать в риторическом эгалитаризме. В то время как даже допускающие этнический плюрализм ультраправые исходят из отдельности каждой нации и верят в неравенство, мышление левых принципиально эгалитарно. Это не значит, что левый антиамериканизм лишен внутренних противоречий, но национализм в правом антиамериканизме более прямолинейный. Кроме того, есть различия между этническими и культурно-консервативными вариантами антиамериканизма. Последний может не иметь каких-либо этнических установок: вся американская культура в целом рассматривается здесь как нечто неполноценное. Такой элитистский культурный консерватизм встречается и у некоторых левых, хотя какие-то американские субкультуры они могут воспринимать весьма благосклонно.  

— Как в студенческом движении 1968-го

— Точно. Оно провозглашало и утверждало свое интеллектуальное превосходство над Америкой, а саму Америку представляло более гомогенной, чем та была на самом деле. При этом активно использовались американские формы протеста вроде сидячих забастовок, что сочеталось с уверенностью, будто США — это недемократичная провинция. 

— В какие исторические периоды антиамериканизм обретает популярность? 

— Прежде всего, в обществах, переживающих времена определенного модернизационного подъема. Будь то классическая модернизация, как в девятнадцатом веке, или ее более поздняя разновидность в начале двадцатого, или то, что мы называем глобализацией, которая привела к социальным потрясениям в 1990-х и 2000-х годах. В такие периоды появляется определенная потребность в объяснении тех перемен, которые происходят в мире. Нередко эта потребность удовлетворяется антиамериканизмом, наряду с антисемитизмом, в котором распространены похожие образы. Ведь евреев традиционно обвиняли в проявлениях капиталистической модернизации, и именно поэтому эмпирически прослеживается связь между антиамериканизмом и антисемитизмом. 

— Почему антиамериканизм так часто сочетается с антисемитизмом? 

— Одна из причин заключается в уже упомянутой идеологической пригодности: обе идеологемы предлагают удобные объяснения капиталистической модернизации, обвиняя американцев или евреев. И то, и другое — своего рода проецирование негативных черт характера на американцев и евреев соответственно. Алчность, например, — это классический мотив, который мы находим как в антисемитизме, так и в антиамериканизме. Кроме того, оба этих вида ресентимента используются для конструирования коллективных идентичностей — национальных, а подчас и транснациональных. К примеру, с помощью антиамериканизма выстраивается европейская идентичность.

Антизападничество, антимодернизм и антииндивидуализм были гораздо более фундаментальными идеологическими установками, чем антибольшевизм

Так же могут вырабатываться и религиозные идентичности. Например, в идеологии политического ислама и антисемитизм, и антиамериканизм играют сегодня центральную роль. В начале XX века антиамериканизм и антисемитизм были общераспространенными объяснительными моделями, которые были адаптированы и интегрированы определенными движениями. Так, национал-социалистическая идеология, которая по своей сути тоже была антииндивидуалистической и антизападной, сочетала в себе и антисемитизм, и антиамериканизм по причинам, упомянутым выше. 

— Нередко складывается впечатление, что современный антиамериканизм идет в связке с пророссийскими нарративами, а порой и российской государственной пропагандой. Есть ли на то исторические причины? 

— Интересно, что подобная закономерность наблюдалась еще в период Второй мировой войны, а также в национал-социалистическом движении, где относительно распространенным было восхищение сталинским тоталитаризмом, несмотря на очевидный и широко известный антибольшевизм нацистов. Это свидетельствует о том, что антизападничество, антимодернизм и антииндивидуализм были гораздо более фундаментальными идеологическими установками, чем антибольшевизм. Это подтверждается многочисленными примерами последующих социальных движений, как правых, так и левых: всякий раз, когда дело доходило до определения четкой позиции, предпочтение отдавалось Востоку, а не Западу. В таком двуполярном видении мира все восточное казалось более аутентичным, чем якобы упадочное западное. 

— Какие слои населения особенно подвержены антиамериканизму? 

— Как правило, антиамериканский ресентимент распространен в образованном среднем классе. Первый бум антиамериканизма пришелся на 1980-е годы, когда, следуя по стопам «новых левых», все остальные политические лагеря, включая центристский, начали считать антиамериканизм социально приемлемым. Ранее это был феномен, характерный, скорее, для политических флангов, условно говоря, левого или правого. В 1980-х годах он получил массовое распространение среди населения. Крупные демонстрации в начале 2000-х годов изначально были направлены против войны в Ираке. Этот антивоенный протест быстро перерос в куда более идеологизированные демонстрации, зиждившиеся на ресентименте.

В основе трампизма тоже лежит определенная форма антиамериканизма

В движении за мир, как в 1980-х, так и в 2000-х годах, можно найти очень стереотипную и проективную форму антиамериканизма, характерную в том числе и для среднего класса общества. «Ультраантиамериканизм» 2000-х был последним пиком этой идеологии, показавшим, однако, что существуют повторяющиеся волны антиамериканской риторики и что соответствующий дискурс может обновляться снова и снова, — первые признаки чего мы наблюдаем и сейчас. 

— Как вы думаете, насколько опасен антиамериканизм для демократии? 

— Больше всего антиамериканизм опасен для самих США. Теракты 2001 года были настоящим военным нападением и стоили жизни тысячам людей в Нью-Йорке. В основе трампизма тоже лежит определенная форма антиамериканизма. Идеологические и риторические тропы, которые используют сторонники Трампа, очень похожи на шаблоны, которые мы наблюдаем в европейском антиамериканизме, особенно в том, что касается разнообразных теорий заговора. В США это привело к попытке государственного переворота во время штурма Капитолия в Вашингтоне 6 января 2021 года. По эту сторону Атлантики антиамериканские (и антисемитские) конспирологические теории тоже могут привести к подрыву демократических принципов и механизмов. 

— Какие меры против антиамериканизма может принять демократическое гражданское общество? 

— В первую очередь, необходимо говорить о том, что такое понятие, как антиамериканизм, вообще существует. Сегодня антиамериканизм — самый приемлемый для общества предрассудок, потому что он представляется безобидным и даже социально одобряемым. Следует хотя бы осознать всю серьезность этого явления и понять, что оно создает благоприятную почву для других форм конспирологии, для антииндивидуалистического и антидемократического мышления. 

читайте также

Гнозы
en

История расширения НАТО на восток

В декабре 2021 года, когда российские войска стягивались к восточной границе Украины, создавая и последовательно усиливая напряженность, Владимир Путин на ежегодной пресс-конференции предъявил США и НАТО далеко идущие требования о «гарантиях безопасности». Вскоре правительство РФ опубликовало два проекта соглашений, целью которых было остановить движение Североатлантического альянса дальше на восток и не допустить строительства американских военных баз в бывших республиках СССР, не вошедших в НАТО. Прозвучали также требования к НАТО вернуть войска на позиции 1997 года, а к США — убрать из Европы свой ядерный арсенал. НАТО и США письменно ответили на требования Москвы в конце января 2022 года и разъяснили, что принципиальные вопросы не могут быть предметом переговоров. Одновременно они предложили дальнейший диалог. 

В Кремле видят в расширении НАТО не только угрозу для России, но и нарушение тех обещаний, которые Запад дал сначала советскому руководству в 1990 году в ходе дипломатического процесса по объединению Германии, а потом и российским властям после распада СССР. В декабре 2021 года Путин заявил, что после холодной войны НАТО провело «пять волн расширения», игнорируя российские интересы в сфере безопасности, и тем самым «нагло обмануло» Россию. Присоединяя Крым в марте 2014 года, он тоже вспоминал, что «наши западные партнеры... нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом. Так было и с расширением НАТО на восток». За семь лет до этого, на Мюнхенской конференции по безопасности 2007 года, Путин разочарованно вопрошал: «И что стало с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора?» 

Предшественник Путина Борис Ельцин еще в 1993-м называл расширение НАТО на восток «незаконным», ссылаясь на договор «Два плюс четыре», подписанный в 1990 году. В 1997-м тогдашний министр иностранных дел России Евгений Примаков (бывший советник Горбачева и экс-руководитель российской внешней разведки) утверждал, что многие западные лидеры «уверяли Горбачева, что ни одна страна, выходящая из Варшавского договора, не станет членом НАТО»2

Правда ли, что партнеры по НАТО обязались не расширять блок на восток — чтобы потом, за кулисами, развернуться на 180 градусов? От «войны нарративов»1, сфокусированной на этом вопросе, до реальной войны в Украине прошло всего пару месяцев. 

Немецкая версия

Принцип НАТО (и ЕС) гласит: каждая страна вольна выбирать союзы, к которым желает присоединиться. Выбор союзников — суверенное решение государства. Это краеугольный камень европейской системы безопасности. Намерения России — уменьшить американское присутствие в Европе, заново разделить континент на зоны влияния. Североатлантический альянс выступает решительно против. 

С точки зрения России, именно в этом заключается главная проблема. Европейская система безопасности в том виде, в каком она складывалась начиная с 1992 года, оказалась неприемлемой для Кремля во главе с Путиным. Россия хочет создать «санитарный кордон», буферную зону между собой и Западом. 

«Ни дюйма на восток»: что имелось в виду?

Итак, еще Ельцин утверждал, а Путин постоянно повторяет, что после падения Берлинской стены Запад дал твердые обещания по поводу территориального ограничения или, точнее, самоограничения НАТО. Чтобы понять контекст, нужно учесть, что в ходе объединения Германии немецкая и советская стороны подробно обговаривали, что и когда будет происходить с 380 тысячами солдат советской армии, размещенными в (бывшей) ГДР, и как именно Советский Союз будет расставаться с правами, которые дало ему участие в Антигитлеровской коалиции. В конечном счете Москва согласилась как с выводом войск, так и с отказом от прав страны-победительницы во Второй мировой войне. Кроме того, объединенная Германия получала полный суверенитет и могла свободно выбирать, в каких союзах ей участвовать: увеличившись в размерах, боннская республика осталась членом НАТО. 

По мнению Путина, Москва пошла на уступки только потому, что НАТО обещало Кремлю в будущем не расширяться «ни на дюйм на восток». А потом свое обещание раз за разом нарушало. И, считает Путин, Западу это сходило с рук, потому что не существовало на сей счет ни зафиксированных договоренностей, ни письменного соглашения. 

Но эта часть истории, которая возвращает нас в 1990 год, строится, с одной стороны, на непонимании дипломатических процессов разных уровней, а с другой, на ошибочной трактовке договора «Два плюс четыре». 

Фраза «ни дюйма на восток» прозвучала 9 февраля 1990 года из уст госсекретаря США Джеймса Бейкера — именно он ее автор, хотя нередко эти слова приписывают президенту Джорджу Бушу-старшему, которому и принадлежало право определять внешнеполитическую линию и принимать окончательные решения. Бейкер произнес эти слова на ранних стадиях предварительных консультаций с генсеком Михаилом Горбачевым. Целью консультаций было найти решение немецкого вопроса в условиях, когда архитектура европейской безопасности претерпевала постоянные изменения. Главным было снять опасения Советского Союза перед расширением Германии — отсюда заверения в том, что на «территории бывшей ГДР» не будут размещены ни командные структуры НАТО, ни войска альянса. 

Но формулировка Бейкера — «ни дюйма на восток» — лишила бы объединенную Германию преимуществ коллективной безопасности, которыми страны-члены НАТО пользуются в соответствии с пятой статьей устава этой организации. Поэтому в тот же день президент Буш в письме канцлеру Гельмуту Колю предложил в будущем говорить об «особом военном статусе» бывшей ГДР. Эту словесную формулу они подтвердили на встрече в Кэмп-Дэвиде 24-25 февраля 1990 года, затем она была включена в договор «Два плюс четыре». 

Таким образом, на переговорах в феврале 1990 года обсуждалось не включение в состав НАТО новых участников, а только вопрос о том, размещать ли в Восточной Германии оборонительную инфраструктуру альянса. Необходимо учесть, что в этот момент еще существовал Варшавский договор и не было никаких причин говорить с СССР о будущем расширении НАТО на восток и, тем более, обсуждать возможные территориальные ограничения. 

Отношение Советского Союза к «немецкому вопросу» тоже было крайне неопределенным, а потому зимой-весной 1990 года рассматривались и другие модели европейской безопасности. За закрытыми дверями дипломаты запускали пробные шары, пытаясь выяснить, где для советской стороны проходили красные линии. 

Не один Горбачев мечтал об «общем европейском доме». Министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер долго вынашивал идею, что роль панъевропейского института должно сыграть СБСЕ (Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе), чье время, возможно, наступало с новым геополитическим поворотом. Французский президент Франсуа Миттеран, в свою очередь, размышлял о европейской конфедерации без участия США, которая бы концентрическими кругами разрасталась вокруг ключевых государств Европейского Сообщества. Однако лавина событий захлестнула Европу, и эти варианты были сданы в архив. Вопреки ожиданиям, объединение Германии — а вместе с ним и решение вопроса о присоединении к альянсам — прошло чрезвычайно стремительно. Это случилось не после, а до европейской интеграции, о которой думали и которую планировали ранее. Ключевые деятели тех дней — президент Буш, генеральный секретарь Горбачев и канцлер Коль — проложили маршрут: 12 сентября 1990 года был подписан документ, который резюмировал совместно выработанный и поддержанный с каждой стороны компромисс. Это и был договор «Два плюс четыре» — «об окончательном урегулировании в отношении Германии». 

Если очень коротко, то в соответствии с ним гарантии безопасности НАТО, прописанные в пятой статье, были распространены на территорию бывшей ГДР. Будущее Центральной и Восточной Европы не стояло в повестке.

Лидеры США и СССР Михаил Горбачев и Джордж Буш — старший во время встречи в верхах в июне 1990 года

В результате Североатлантический альянс распространил свою юрисдикцию на восток от прежней границы времен холодной войны. Но не на новую страну, вошедшую в НАТО, а на Федеративную Республику в изменившихся границах — и то лишь после полного вывода советских войск, намечавшегося тогда на 1994 год. Кроме того, были достигнуты договоренности о существенном ограничении присутствия войск НАТО и ядерного оружия в восточногерманских землях. В ответ на готовность Горбачева к компромиссу канцлер Коль на двусторонних переговорах предложил пакет денежной помощи в размере 100 миллиардов марок: в форме кредитов, экономической помощи и финансирования вывода советских войск. 

Таким образом, договор «Два плюс четыре» — это мирная конвенция по урегулированию немецкого вопроса, которую подписали все заинтересованные стороны. На фоне масштабных политических изменений, шедших во множестве стран, от Польши до Болгарии, действия Горбачева совсем не выглядели наивными. Уже в мае 1990 года он говорил, что отдает себе отчет в «намерениях ряда представителей восточноевропейских государств... выйти из Варшавского договора», чтобы затем «вступить в НАТО». Но в тот момент это казалось туманным будущим, а сам Горбачев был занят своим политическим выживанием и решением множества внутренних проблем своей страны. 

Главное, что договор «Два плюс четыре» никоим образом не затрагивал вопрос о расширении НАТО на восток. Договор не говорил о будущем открытии дверей блока для стран Восточной Европы и, уж конечно, не содержал положений, которые бы могли запретить такое развитие. 

Поворотный момент: роспуск Варшавского договора в 1991 году

Поворотным моментом, который позже привел к ухудшению отношений между Кремлем и Западом и положил начало «войне нарративов», стал распад СССР в конце 1991 года и роспуск Варшавского договора, случившийся чуть раньше. Исчезла советская империя — и параметры безопасности в Европе в корне изменились. Возник вакуум безопасности в так называемой «промежуточной Европе» — в бывших государствах-сателлитах СССР и в бывших советских республиках от Балтийского моря до Черного. 

Ситуация, сложившаяся по окончании холодной войны, оказалась для России трагичной не из-за триумфализма США или сохранения НАТО в качестве краеугольного камня европейской безопасности, а потому что Ельцин потерпел неудачу в попытках демократизировать Россию, провести рыночные реформы, добиться верховенства права, выстроить партнерские отношения с США и НАТО. С лета 1990 года последние были готовы к конструктивному сотрудничеству и «протянули руку дружбы» Восточной Европе и Советскому Союзу, создав новый Совет североатлантического сотрудничества (ССАС). Сближение продолжилось и после неожиданного коллапса СССР в 1991 году. Оно затронуло все новые государства, включая Россию. 

Но когда Россия погрязла в политическом хаосе 1993 года и голову подняли ревизионисты, страны Центральной Европы активно занялись собственной безопасностью и начали все более настойчиво искать доступ к западным политическим структурам. Именно напор на НАТО снаружи предопределил то, как принимались решения и шло расширение на восток в 1990-х и 2000-х годах. Пусть даже многие тогдашние политические лидеры США действительно верили в «конец истории», но никаких свидетельств, что НАТО по собственной инициативе стремилось к расширению (с целью «окружить Россию»), как сегодня рассказывает российская пропаганда, на самом деле нет. 

«Дух договора»

Ситуация внутри России оставалась тяжелой, а позиции страны на внешнеполитической арене были слабыми, когда в 1993 году Ельцин решил интерпретировать договор «Два плюс четыре» как запрет расширять НАТО на восток. Договор, по его словам (которые позже повторял Путин), эксплицитно разрешал только действия Альянса на территории Восточной Германии. Неупоминание Восточной Европы вместе с прописанными ограничениями в отношении бывшей ГДР были уже постфактум истолкованы как отказ Запада от расширения на восток. Таков, писал в сентябре 1993 года Ельцин новому президенту США Биллу Клинтону, был «дух договора», и он исключал «возможность расширения территории НАТО на восток». 

Министр иностранных дел Евгений Примаков в 1997 году заявил, что «настоящая красная линия», с точки зрения Москвы, будет пересечена, «если инфраструктура НАТО двинется в направлении России». Это было бы «неприемлемо»3. Для того чтобы подсластить Москве пилюлю, НАТО одновременно со своим расширением согласовало с Кремлем «Основополагающий акт Россия – НАТО». Подписание состоялось 27 мая 1997 в Париже — перед мадридским саммитом, на котором в состав организации вошли новые страны. Ранее в марте в Хельсинки прошли двусторонние предварительные консультации Ельцина с Клинтоном. Президент РФ потребовал ограничить развертывание в новых странах, вошедших в НАТО, оборонной инфраструктуры, но Клинтон эти требования проигнорировал. Не имела успеха и попытка Ельцина включить в договор право вето для России на следующий цикл расширения НАТО, в том числе для бывших советских республик, «в особенности для Украины». 

После всех согласованных заявлений перед мировой прессой в радиообращении к россиянам 30 мая 1997 года Ельцин сознательно исказил содержание «Основополагающего акта Россия – НАТО», представив дело так, что НАТО закрепило «обязательство не размещать ядерное оружие на территории новых членов», а также обязалось «не наращивать вооружение вблизи наших границ» и, более того, не вести «подготовку соответствующей инфраструктуры»4. После этих заявлений то, что происходило дальше, не могло не оставить в России впечатления, что страна стала жертвой очередного обмана Запада. Такая интерпретация, намеренно искажающая факты, с конца 1990-х годов постепенно стала доминирующей в российских государственных пропагандистских СМИ. 

Но архивные документы и на Западе, и на Востоке доказывают, что нарратив нарушенных обещаний далек от истины. 


Дополнительная литература
Adomeit, Hannes, NATO-Osterweiterung: Gab es westliche Garantien?, Berlin: Bundesakademie für Sicherheitspolitik, Arbeitspapier Sicherheitspolitik Nr. 3 (2018).
Kramer, Mark, “The Myth of a No-NATO-Enlargement Pledge to Russia”, The Washington Quarterly 32, 2 (2009), S. 39-61.
Radchenko, Sergey, “‘Nothing but Humiliation for Russia’: Moscow and NATO’s Eastern Enlargement, 1993-1995,” Journal of Strategic Studies 43, 6-7 (2020), S. 769-815
Sarotte, Mary Elise, “Perpetuating U.S. Preeminence: The 1990 Deals to Bribe the Soviets Out and Move NATO, International Security 35, 1 (2010), S. 110-37.
Shifrinson, Joshua R. Itzkowitz, “Deal or No Deal? The End of the Cold War and the U.S. Offer to Limit NATO Expansion”, International Security 40, 4 (2016),S. 7-44.
Spohr, Kristina, “Precedent-setting or Precluded? The “NATO Enlargement Question” in the Triangular Bonn-Washington-Moscow Diplomacy of 1990–1991,” Journal of Cold War Studies 14, 4 (2012), S. 4-54
Trachtenberg, Marc, “The United States and the NATO Non-extension Assurances of 1990: New Light on an Old Problem?”, International Security 45, 3 (2020), pp. 162-203

1. Nünlist, Christian, Krieg der Narrative, in: SIRIUS – Zeitschrift für Strategische Analysen, Bd. 2/4 (2018), (доступ 01.02.2022) 
2. Excerpts from Evgeny Primakov Memo to Gennady Seleznev, "Materials on the Subject of NATO for Use in Conversations and Public Statements" // National Security Archive. URL: https://nsarchive.gwu.edu/document/16397-document-25-excerpts-evgeny-primakov-memo (доступ 30.08.2022) 
3. Sarotte M.E. The Betrayal Myth Behind Putin’s Brinkmanship // Wall Street Journal. 07.01.2022. URL: https://www.wsj.com/articles/the-betrayal-myth-behind-putins-brinkmanship-11641568161?mod=Searchresults_pos1&page=1 (доступ 30.08.2022). 
4. Текст радиообращения президента России Бориса Ельцина от 30 мая 1997 года // Коммерсантъ. URL: https://www.kommersant.ru/doc/178625 (доступ 30.08.2022). 
читайте также
Gnose

Российско-финляндские отношения

Существование Финляндии как отдельного государства может быть обеспечено только при условии взаимодействия с Россией, а не при конфронтации с ней — именно такой принцип после Второй мировой войны на протяжении многих десятилетий лежал в основе финской политики «самонейтрализации». На этом фоне решение о присоединении к НАТО — это начало абсолютно нового этапа в истории страны. Михаэль Йонас рассказывает о сложной истории финляндско-российских отношений.

Gnose

Война на востоке Украины

Война на востоке Украины это военный конфликт между Украиной и самопровозглашенными республиками ДНР и ЛНР. Украина утверждает, что Россия поддерживает сепаратистов, посылая на Украину военных и оружие, Россия отрицает эти обвинения. В результате вооруженного конфликта погибло более 12 000 человек. Несмотря на приложенные усилия, перемирие до сих пор не было достигнуто.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)