Об остарбайтерах — подневольных тружениках и труженицах, угнанных с востока Европы, — немецкие исследователи и журналисты активно заговорили лишь в последние десятилетия, позже, чем о других жертвах нацизма. Особенно страшной была судьба многих из их детей, которые родились на территории Германии. Если в первые годы войны матерей и младенцев еще отправляли на родину, то со временем нацисты стали требовать, чтобы женщины продолжали работать, а малышей у них отнимали. Тех, кто по «физиологическим признакам» напоминал «арийцев», отправляли в специальные приюты, где их впоследствии должны были усыновлять или удочерять немцы. Остальных ждали «ясли» — по сути, бараки, в которых, лишенные родительской заботы и нормального питания, младенцы редко проживали дольше нескольких недель.
Об одном из таких бараков рассказывает мюнхенское приложение к газете Süddeutsche Zeitung. Появление этой статьи именно в региональном выпуске не случайно: истории остарбайтеров в последние годы были опубликованы во многих местных изданиях Германии. Возможно, ни к одному другому преступлению нацизма все немецкое общество не было причастно так непосредственно, ведь ответственность за судьбу остарбайтеров несли не только специальные ведомства, но и их «хозяева» — обычные немцы (хотя, как правило, высокопоставленные). На сайте коммуны Маркт-Индерсдорф до сих пор невозможно найти упоминание о бараке для детей подневольных тружениц с Востока, так что эта статья — всего лишь первая попытка вернуть местному сообществу историческую память.
Летнее утро. Конрад Ментер идет к кладбищу на улице Марольдштрассе, чтобы показать, где похоронены убитые младенцы. Он останавливается посреди кладбища в тени двух деревьев, тянущихся ввысь. По его лицу бегает солнечный зайчик, как будто пытаясь пробудить воспоминания.
86-летний Ментер показывает на небольшой проход между деревьями и стеной кладбища — всего пара квадратных метров земли рядом с входом. Он уверен: именно здесь все и происходило. Он помнит, что гробики были белыми, где-то 90 на 60 сантиметров, они стояли рядом с выкопанными могилами — иногда один, иногда сразу два.
«Смотреть на эти белые детские гробики всегда было трудно, — говорит Ментер. — В голове постоянно звучал вопрос: а кем бы могли вырасти эти дети?»
Конрад Ментер часто поднимает лицо к небу. Уроженец Индерсдорфа, ребенком он видел, как в конце войны на кладбище Марольдштрассе массово хоронили маленьких детей женщин-остарбайтеров, работавших в округе. Это были самые юные и самые беззащитные жертвы национал-социализма: младенцы, жизнь которых оборвалась всего через несколько недель или месяцев после рождения, потому что их забрали у родителей и оставили на произвол судьбы. Они умирали от голода и недостатка заботы.
Мальчиком-министрантом лет девяти-десяти Ментор участвовал примерно в полудюжине таких похорон. Может быть, и больше, он не помнит точно. Но помнит слезы матерей, которым иногда разрешалось присутствовать на похоронах своих детей. «Невероятно грустная история», — произносит он.
Конрад Ментер — один из немногих очевидцев, которые еще могут рассказать о так называемом «детском бараке Маркт-Индерсдорфа». Эта темная страница здешней истории остается практически неизвестной даже более чем 75 лет спустя. Впервые к ней обратился журналист Ханс Хольцхайдер, один из редакторов регионального приложения газеты Süddeutsche Zeitung в Дахау, который в 1986 году провел обширное исследование и опубликовал о нем материал. До этого никто в Индерсдорфе не говорил о том, что в последние годы войны происходило у стен монастыря.
В августе 1944 года нацисты построили у стен монастыря, на месте нынешнего детского сада св. Викентия, деревянный барак, где в нечеловеческих условиях содержались маленькие дети. Это было сделано в соответствии с приказом Генриха Гиммлера, рейхсфюрера СС, который предписывал, как следует обращаться с беременными подневольными работницами.
В период с 1939 по 1945 год нацисты угнали с занятых вермахтом территорий (в первую очередь — из Польши и Советского Союза) до десяти миллионов людей, заставив их работать в том числе в крестьянских хозяйствах Рейха.
В первые годы войны забеременевших подневольных работниц еще высылали обратно на родину, но со временем нужда нацистов в рабочей силе стала слишком велика.
Тогда по всей стране начали возводить примитивные приюты, которые Гиммлер цинично окрестил «учреждениями по уходу за детьми иностранцев». В реальности эти «учреждения» были обычными сараями, как детский барак в Индерсдорфе. Когда у подневольных работниц рождался ребенок, они обязаны были немедленно отдать его в барак. Многие матери тщетно пытались вернуть новорожденных. Но часто они так никогда больше и не виделись.
Судя по сохранившимся документам, в период с сентября 1944 по май 1945 года в индерсдорфском бараке умерло не менее 35 младенцев. Всего в актовой книге барака «Монастырь Индерсдорф» указаны имена 63 детей; судьба более 20 из них по сей день остается неизвестной.
Луизе Вассилов, родившаяся 26 июня 1944 года в Дахау, не пережила барак. В ее свидетельстве о смерти записано: «...скончалась 16 сентября 1944 года в 2 часа ночи в приюте для детей остарбайтеров "Монастырь Индерсдорф"».
Большинство смертей зафиксированы в приходской книге сельской общины. Многие дети прожили всего несколько дней или недель. Причины смерти указаны с циничной холодностью: рвота с поносом, желудочные и кишечные болезни, сердечная недостаточность. На самом деле, большая часть детей умерла от огромной нехватки еды. «Они просто голодали», — говорит историк Анна Андлауэр.
Дети страдали от крайней степени истощения и полного отсутствия ухода. Андлауэр также рассказывает, что один врач, по слухам, впрыскивал ребенку бензин в кровь. Бесчеловечное отношение смотрителей барака видно по записям в книге регистрации смертей: в какой-то момент ответственные лица перестали указывать конкретные причины смерти. Вот запись о Валентине Иванковиче, родившемся 19 февраля 1945 года в Дахау и умершем всего через несколько недель, уже 7 марта. В графе «Причина смерти» написано — «неизвестно». Вот Манфред Краут: «26 января, причина смерти — врожденная нежизнеспособность».
Многие убитые дети были похоронены на кладбище Марольдштрассе безымянно. Сегодня о них напоминают стальные стелы. В планах Анны Андлауэр, участников краеведческого объединения и его руководительницы Биргитты Унгер-Рихтер открыть «памятную тропу» — маршрут от кладбища через поле до монастыря Индерсдорф, где стоял детский барак.
Всего на маршруте будет установлено пять информационных щитов. Один из них Андлауэр хочет поставить рядом с детским садом св. Викентия. На нем будут указаны имена всех 35 детей, которые не пережили барак, а под этим списком — строки из романа Эли Визеля «Приливы молчания»: «Когда погибает ребенок, он становится центром Вселенной: и звезды, и поля умирают вместе с ним».
В те годы многие жители деревни знали или догадывались о том, что происходит в бараке. Для обеспечения его работы постановлением совета общины от 1944 года даже было образовано целевое объединение. Бывший бургомистр Индерсдорфа Йозеф Крайтмайр недавно нашел в местном архиве этот важный документ — протокол заседания общины Индерсдорфа от 27 ноября 1944 года. Первый пункт повестки дня в нем сформулирован так: «Вступление в целевое объединение для обеспечения работы приюта для детей остарбайтеров — поддержать». Кто именно, кроме самой общины, входил в объединение, до сих пор неизвестно. Анна Андлауэр говорит, что ничего об организационной структуре пока выяснить не удалось.
Похороны младенцев тоже были заметным событием в жизни деревни. Конрад Ментер рассказывает, что он и другие министранты вначале надевали на погребение черные облачения с белыми воротниками, но однажды помощник священника сказал им, что «появление в официальном трауре не приветствуется», и с тех пор они начали приходить в обычной одежде.
Ментеру запомнилось одно из первых погребений, когда все мальчики-министранты еще были в черном. Вместе со священником и его помощником они вышли из церкви и отправились к кладбищу по Марольдштрассе. В руках у священника был большой крест. Один из министрантов нес кадило. Курился в нем не ладан, а какой-то заменитель. Ладана в последний военный год не было.
Когда процессия дошла до кладбища, кадило уже погасло. Рядом с выкопанной могилой и холмом свежей земли лежал белый детский гробик. Священник прочел несколько молитв на латыни, осенил гроб и скорбящих крестным знамением и окропил святой водой. Ментер вспоминает, что вначале в погребениях участвовала только начальница детского барака. Потом стали появляться и сотрудницы барака, и матери детей. Он подчеркивает, что все погребения проводились достойно, «по католическому канону, с латинскими текстами».
И вот Конрад Ментер стоит на кладбище Марольдштрассе, там, где более 75 лет назад опускали в землю гробы с детскими телами. Он поднимает глаза к небу и говорит, как ему больно, что дети по всему миру и сегодня продолжают умирать — от голода, войн или домашнего насилия, — именно дети, самые беззащитные из всех людей. За его спиной — два деревянных креста. На одном из них висит табличка: «Да будет воля Твоя, Господи».
Две трети из почти трех миллионов советских остарбайтеров были женщинами. Генеральный уполномоченный по привлечению рабочей силы Фриц Заукель, с марта 1942 года отвечавший прежде всего за сбор и депортацию всех подневольных работников для рейха, однажды сказал: «Я буду использовать этих русских женщин сотнями и тысячами, они будут работать на нас, они выдерживают десятичасовой рабочий день и делают любую мужскую работу»