Medien

Год «короны»: поворот или разворот?

В январе 2020 года новый коронавирус казался европейцам далекой китайской инфекцией, с помощью которой СМИ щекочут нервы своих читателей, зрителей и слушателей. Сейчас очевидно, что эта болезнь, жертвами которой за год стало более 2 миллионов человек по всему миру, предопределит развитие общества на годы, если не на десятилетия. Но в каком направлении пойдет развитие? 

Публицист и редактор журнала Blätter Альбрехт фон Лукке считает, что существуют две возможности. Первая — вакцинированные граждане с облегчением вернутся к привычному потребительскому образу жизни. Вторая — самоограничения превратятся в важный компонент новой этики во имя предотвращения новых и более серьезных кризисов, прежде всего экологического. 

Статья фон Лукке озаглавлена вопросом, который в переводе с немецкого буквально звучит так: «Год коронавируса — это конец или поворот», Ende oder Wende? Wende (поворот) — распространенное в Германии наименование событий 1989–1990 годов, когда в ГДР пала социалистическая диктатура и две части страны воссоединились в демократическом государстве. 2020 год должен был стать годом празднования тридцатилетнего юбилея — если бы не пандемия. Фон Лукке полагает, что тот «поворот» в итоге оказался в неправильную сторону и пандемия дает шанс исправить ошибки.

Quelle Blätter

Даже сейчас, когда после вспышки коронавируса прошел год, уже ясно, что мы оказались на самом, возможно, сложном и масштабном переломе со времен эпохальных событий 1989–1990 годов. Но и отличия от 1989 года огромны. Тогда падение Берлинской стены привело к роспуску Организации Варшавского договора и свержению коммунистических диктатур. На этот раз — в результате другого исторического события — поста лишился «лидер свободного мира» Дональд Трамп. История повторяется — пусть не как фарс, но едва ли не с противоположным знаком. В 1989–1990 годах — распад советской империи, в 2020 году — конец правления США, как раз в тот момент, когда Трамп пытался защитить свою власть автократическими средствами. Коронавирус оказался фактором, изменившим все. В 1990-е фундаментальные перемены шли на Востоке, Западу же почти ничего менять не пришлось, а сегодня кризис развивается именно в западных демократических державах. Тем временем авторитарный режим в Китае, где началась пандемия, устойчивее, чем когда-либо прежде. В результате нынешний кризис превратился, по словам канцлера Меркель, в фундаментальное «испытание для демократии». Или, если точнее, стал самым, пожалуй, серьезным вызовом для демократии со времен падения ее тоталитарного противника в 1990 году.

В конце года демократические государства, на этот раз столкнувшиеся и с крупными внутренними противоречиями, достигли пределов своих возможностей. В том числе и Германия. Ни разу за все 75 лет истории ФРГ экономическая активность не снижалась так сильно, и ни разу за это время отношения между государством и обществом не подвергались такой капитальной ревизии, как в 2020 году.

Удивительная смена знаков произошла и в политике. Радикальная критика государства и всей системы общественного устройства исходит уже не слева, а справа. «Новые консерваторы», как любят именовать себя члены и сторонники «Альтернативы для Германии» (АдГ), на деле проповедуют либертарианский анархизм и радикальный антиэтатизм и в роли правой антипарламентской оппозиции находят общий язык даже с самыми настоящими врагами государства вроде рейхсбюргеров — что показала недавняя попытка «штурма Рейхстага». За концепцией «Великой перезагрузки» (Great Reset) им чудится некая антинародная революция сверху, происки глубинного государства, действующего в интересах «глобалистов» — от Билла Гейтса до Джорджа Сороса. Но главное, эта правая оппозиция движима исключительно эгоизмом — в противовес ответственной государственной политике. Когда представители этой оппозиции говорят о свободе и «личной ответственности каждого», критикуя вводимые государством ограничения, — это либо наивное идеалистическое представление о человеке, которое тоже очень далеко от консерватизма, либо, скорее всего, крайне эгоистичное требование к государству: оставьте нас в покое и не подвергайте никаким ограничениям.

С другой стороны, сложилась удивительная коалиция христианских демократов и всего потенциально левого политического спектра страны: от партии «Левых» до СДПГ и «Зеленых». Если пользоваться терминологией Вебера, который разделял этику ответственности и этику убеждения, в этом можно увидеть проявление ответственного сознания, а позиция АдГ и, отчасти, Свободной демократической партии продиктована исключительно их инфантильно-эгоистичными «убеждениями».

Итак, ключевой спор года шел между открытым неприятием регулирующей функции государства с одной стороны и защитой этой функции — с другой. Через год после начала пандемии становится ясно, что 2021 год может оказаться еще более важным, чем 2020-й.

В 2021 году предстоят выборы разного уровня, и предвыборные дебаты должны продемонстрировать, какие уроки извлечены из текущего кризиса. Ведь коронавирус — это всего лишь отзвук климатического кризиса — главной проблемы века, последствия которой будут гораздо более серьезными, чем у нынешней эпидемии. Как точно подмечено, коронавирус распространяется невзирая на официальные праздники. Но коль скоро это верно для вируса, то тем более справедливо и для глобального потепления. Извлечь уроки из пандемии коронавируса означает прежде всего научиться мерам предосторожности. Если мы ничего кардинально не изменим сегодня, то завтра вся планета окажется в реанимации, без шансов на выздоровление. Поэтому так актуален вопрос, способны ли демократические страны сделать все необходимое для борьбы с климатической катастрофой с учетом того, что эти меры затронут фундаментальные основы нашей жизни в куда большей мере, чем сегодняшние меры против коронавирусной инфекции. Огромные выбросы CO2, порожденные начавшейся в 1989–1990 годах глобализацией и обществом потребления на Западе, стали своего рода «суперраспространителями» климатического кризиса.

И если мы говорим о необходимости действовать, сравнение с последним историческим переломом полезно. 1989–1990 годы были временем глобальной открытости, безграничных социальных контактов. Но падение Берлинской стены привело и к развитию крайнего индивидуализма: 1990-е годы стали десятилетием бурной жизни здесь и сейчас, когда люди забывали о будущем. Важнее всего были удовольствия, веселье и гедонизм с рейвами и Love Parade. Лейтмотив 1990-х — «главное, чего хочу я». На месте «мы» теперь осталось только «я». Лозунг неолибералов — «Нет такой вещи, как общество. Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи».

Снятие ограничений

В 1990-е годы мир казался переполненным неограниченными возможностями. Конференция ООН по окружающей среде («Саммит Земли») в Рио-де-Жанейро в 1992 году вызвала к жизни красивую утопию под названием «единый мир», которая, однако, все больше походит на фарс. Сегодня мы видим, что мир глубоко разделен. Миллионы беженцев живут в катастрофических условиях в Ливии, Сирии, Турции и Греции. А для борьбы с экологическим кризисом прошедшие тридцать лет были просто потеряны, это были годы безответственности — не сделано ничего ради будущего. Несмотря на все международные договоренности, в конечном итоге преобладали интересы отдельных стран и личностей. Дональд Трамп, нарцисс из Овального кабинета, явил собой вполне логичную кульминацию этой разнузданной эпохи.

С началом пандемии коронавируса и уходом Трампа тридцатилетняя эпоха жизни без границ закончилась. 2020 год оказался годом «социальной дистанции» и ограничения любых контактов. Государство вернулось и распоряжается теперь в вопросах частной жизни с невиданной ранее активностью. Причем — в отличие от стран социалистического блока до 1989–1990 годов — это делается для защиты самих граждан и с одобрения подавляющего большинства, осознающего эту необходимость. История последних трех десятилетий заставляет задаться вопросом о том, чему следует научиться и что перенять из опыта борьбы с пандемией коронавируса. 

Уроки кризиса 

Сегодня необходимо отказаться от чисто экономической экспансии. На смену эпохе снятия всяких барьеров, продолжавшейся с 1989 года, должно прийти время ограничений. Вопрос отказа от некоторых привычек, как произошло в этом году из-за ограничений личных контактов и потребления, становится еще острее в свете климатического кризиса. Ведь по сути западное общество потребления — это и есть Трамп в миниатюре. Получит ли идея коллективного, общего, глобального мышления еще один шанс против гипериндивидуализма? Что важнее — максимальная реализация индивидуальных потребностей или выживание вида с достойной жизнью для всех? Вот важнейшие вопросы ближайших десятилетий.

C кризисом, вызванным пандемией коронавируса, сегодня борются двумя способами. 

Во-первых, традиционным разгоном экономического роста с помощью набора новых долгов. «Шоппинг — это акт патриотизма», — такую рождественскую весть принес министр экономики Германии Петер Альтмайер. А главный редактор газеты Bild заявил: «Германия чувствует себя лучше всего, когда мы выражаем веру в будущее через потребление».

Подкупает та честность, с которой потребление провозглашается реальной и последней общенациональной идеей, своеобразной «ведущей культурой». При таком подходе вакцинация против COVID-19 выглядит настоящей панацеей, которая позволит вернуться к прежнему экстенсивному потреблению. Но это будет означать возвращение к фатальному статус-кво. Надежда, что вакцина сразу все исправит, — иллюзия соблазнительная, но очень опасная. Ведь против изменения климата прививки нет.

Так что вопрос, на самом деле, в том, как обществу выработать настоящий иммунитет, чтобы защититься от следующего вируса — и от «вируса» климатических изменений. Как выйти из системного кризиса капитализма и обеспечить рост экономики, не увеличивая при этом потребление, которое только усугубляет этот кризис? Вот главный вызов этого столетия.

Демократические страны Запада, очевидно, не располагают на данный момент какой-либо альтернативой потребительской модели жизни, которая после 1989–1990 годов благодаря им стала образцом для всего мира. Что-то другое потребовало бы полностью поменять приоритеты: солидарность следовало бы сделать главным принципом, более того, национальной и глобальной «ведущей культурой».

То, что сегодня с кризисом борются с помощью огромных кредитов, неизбежно, но это — жизнь в долг. Огромная задолженность накапливается, а ее погашение откладывается на будущее. И уже сейчас есть опасения, что если кризис затянется, даже у богатой Германии могут «кончиться деньги». Но кто же тогда будет платить по счетам? От обсуждения этого вопроса уклоняются, в первую очередь, правящие партии, предпочитающие отложить поиск ответа до выборов в Бундестаг.

А ведь стоило бы ввести специальные коронавирусные сборы, чтобы широко распределить это долговое бремя. Ведь кризис очень по-разному сказался на людях — причем именно наиболее уязвимые группы населения (как по состоянию здоровья, так и материально) пострадали намного больше остальных.

Ирония в том, что пандемия коронавируса и тем более изменение климата ставят перед нами вопрос о солидарности как раз в тот момент, когда отменяется «налог солидарности», введенный тридцать лет назад для 90% налогоплательщиков Германии. Однако сегодня речь идет о гораздо более фундаментальном вкладе — в солидарность на национальном и на международном уровне, а также в солидарность между поколениями.

Сегодня еще больше, чем прежде, солидарность — вопрос отношений между людьми разного возраста. В этом году ее проявили молодые — ради более уязвимых пожилых. Но изменение климата требует прямо противоположного. Здесь более уязвимо как раз молодое поколение, просто потому что оно проживет дольше, — и поэтому оно сильно зависит от того, насколько смогут ограничить свои потребительские привычки старшие, нередко находящиеся в более привилегированных условиях.

Поэтому важным и правильным было бы проанализировать те составляющие мобильности и потребления, от которых нам пришлось сейчас отказаться, — чтобы понять, что из этого действительно необходимо, а без чего можно спокойно обходиться и дальше. Ведь очевидно, что крайне вредные для окружающей среды короткие местные авиаперелеты не являются жизненно важными, особенно теперь — когда мы увидели, насколько легко с помощью онлайн-конференций решаются многие вопросы. Ясно, что в связи с экологическим кризисом самоограничение ради защиты других людей превращается просто в необходимое условие развития свободного общества. Это касается не только отдельных граждан, но и целых государств.

Во время пандемии коронавируса национальные правительства были фатально сконцентрированы на своих проблемах. Причина банальна: распространение вируса можно было остановить с помощью национальных и других территориальных границ, радикально ограничив мобильность людей. Но против климатического кризиса это не поможет. CO2 не знает границ. Поэтому в борьбе с ним солидарности на уровне национальных государств будет недостаточно. Фатален даже растущий в условиях нынешней пандемии «прививочный национализм», где в лидерах — разумеется — Великобритания. В общем, международная солидарность просто необходима, и она должна стать новой всемирной «ведущей культурой». В том числе и потому, что борьба с глобальным потеплением в рамках национальных государств приведет к тому, что некоторые страны, не утруждая себя выполнением требований, будут получать выгоду от мер, принимаемых остальными. А это, в свою очередь, сыграет на руку тем, кто отрицает изменение климата и настаивает, что действия национальных правительств бесполезны.

Сейчас необходимы серьезные совместные усилия всех стран мира. Первые тридцать лет после 1990 года были потрачены впустую; нельзя допустить такого же бездействия в течение еще тридцати лет — в противном случае атмосфера Земли будет необратимо разрушена. Несмотря на все ограничения контактов, пандемия коронавируса может оказаться тем фактором, который политически сблизит мир в 2021 году. Решающее значение будут иметь выводы из уникального для всех 2020 года. Либо мы перейдем к политике превентивных действий, направленных на устойчивое развитие, и будем принимать меры для предотвращения негативных явлений — либо наше общество и дальше пойдет по гибельному пути роста потребления.

Главное молодежное слово 2020 года — lost, «потерянный». В 2021 году придется выяснить, действительно ли 2020-й был потерянным годом — или он указал нам новый путь развития. Пока не ясно, останется ли он в истории «ужасным годом» с сотнями тысяч погибших от коронавирусной инфекции, или же с него начнутся глобальные изменения к лучшему. Надежда умирает последней.

Weitere Themen

Gnose

Теории заговора на экспорт

На фоне пандемии коронавируса теории заговора вновь приобретают на Западе влияние — на этот раз в форме ковид-диссидентства. Путинская Россия здесь тоже играет свою роль, но не столько генератора, сколько усилителя тенденций, которые имеют собственное европейское и американское происхождение. Илья Яблоков — о том, как происходит трансфер конспирологических теорий.

Gnosen
en

«Немецкая федерация» против пандемии

Лейтмотив российских новостей о борьбе Германии с эпидемией — Ангела Меркель что-то решила: усилить карантин или облегчить его. С российской точки зрения, в этом нет ничего необычного, но в самой Германии Меркель обвинили в том, что она занялась строительством «вертикали власти». Примерно в этом канцлера упрекнул лидер оппозиционной Свободной демократической партии (СвДП) Вольфганг Кубицки в конце апреля 2020 года. Поводом послужили неоднократные совещания канцлера с премьер-министрами федеральных земель для обсуждения дальнейших действий во время пандемии коронавируса. Такие консультации не предусмотрены конституцией ФРГ, и Вольфганг Кубицки выступил с критикой: «Даже канцлер не может быть выше закона. Во время коронакризиса Ангела Меркель претендует на административные полномочия, на которые не имеет права. По закону, защита от инфекционных болезней входит в сферу ответственности федеральных земель»1.
Правда, широкой дискуссии замечание оппозиционного политика не вызвало. На этих совещаниях вырабатывались лишь общие принципы, а конкретные решения по их реализации принимались на уровне федеральных земель: В Баварии, например, ношение масок стало обязательным, тогда как в Берлине эта мера введена с ограничениями (и действует, например, в общественном транспорте). Мало кто в Германии думает, что федеральное правительство и лично Меркель берет на себя слишком много — зато иногда говорят о недостатках «федеральной раздробленности» и требуют от центра более решительных действий. Как устроен процесс принятия решений о борьбе с пандемией?

Федерализм, обусловленный историей 

Немецкая конституция предусматривает максимальную децентрализацию власти и государственных полномочий2. Это особенно важно в вопросах безопасности. Федеральный центр решает только задачи, которые действительно требуют участия высшего уровня власти — например, обороны страны и управления вооруженными силами. А вот работа полиции регулируется на федеральном уровне только в некоторых сферах, таких как охрана границ и контроль путей сообщения3. В основном же максимальный объем полномочий в Германии — даже в кризисных ситуациях вроде пандемии — остается за федеральными землями.

Такое преимущественно децентрализованное устройство немецкого государства, в том числе в сфере безопасности, обусловлено историей страны, и в частности историей немецкой демократии4. Чтобы не допустить повторения преступлений нацистского режима, необходимо было разделение властей и горизонтальное распределение полномочий между федеральными землями. Кроме того, можно вспомнить, что единое национальное государство — Германская империя — образовалось относительно недавно, в конце XIX века, а до этого немецкоязычный мир состоял из множества самостоятельных княжеств и королевств.

Ситуация в Германии не уникальна: во всем мире, и в Европе в частности, есть множество федеративных государств, организованных похожим образом. В Швейцарии, например5, децентрализация даже сильнее, чем в Германии, в том числе во многих вопросах, связанных с безопасностью6. И едва ли в Европе найдется страна спокойнее.

Поэтому чисто функционально совсем не обязательно, чтобы ключевую роль в обеспечении общественного порядка играли центральные власти, как того часто требуют в кризисных ситуациях. Всякий раз в результате длительных политических консультаций с привлечением экспертов решается, насколько в борьбе с конкретной угрозой нужно централизованное руководство и координация действия, а насколько — местная инициатива и самоорганизация.

Федерация vs. централизация: что эффективнее?

В ходе пандемии коронавируса это стало отчетливо видно на примере Китая. Как минимум на начальном этапе Китай явно превосходил Европу в плане решительности мер и контроля за соблюдением ограничений7. Однако со временем авторитарный режим показал свои недостатки (например, сокрытие вспышки эпидемии)8, а в некоторых федеративных государствах федерализм, пусть и с определенной задержкой, но все же доказал свою состоятельность — например, в той же Германии. Поначалу звучало немало критики по поводу отсутствия единой эпидемиологической статистики и согласованной концепции борьбы с инфекцией для всей страны. Зато потом стало понятно, что в Германии значительно больше таких материальных ресурсов, как больничные койки и лабораторные тесты, а распоряжаться ими можно более гибко, чем в большинстве централизованных государств9.

Это не значит, что при федерализме антикризисное управление всегда эффективно: яркий пример тому сегодня — США или Италия. Да и в самой Германии задолго до пандемии коронавируса шли активные дискуссии о том, не слишком ли много полномочий отдано на откуп федеральным землям в свете таких новых угроз, как терроризм10, уязвимость критической инфраструктуры и кибербезопасность11. Много говорилось о том, что эффективная защита безопасности в таких условиях невозможна.

Все эти соображения подспудно присутствуют и в дискуссиях о борьбе с пандемией. Здравоохранение в Германии — это сложная многоплановая система. На федеральном уровне работают такие учреждения, как Институт им. Роберта Коха, и, в общем, с практической точки зрения, многое говорит за унифицированный подход к борьбе с распространением коронавируса и с другими эпидемиями. Для этого существует также федеральный закон о защите от инфекционных болезней12. Но он обязывает нижние уровни госвласти только фиксировать случаи заражения инфекционными заболеваниями и сообщать о них. Кроме того, на федеральный уровень возложены некоторые полномочия, связанные с закупкой лекарств, производством вакцин и ограничениями на поездки за рубеж. А конкретные повседневные меры по борьбе с эпидемией, например, ограничения социальных контактов граждан, остаются в Германии в компетенции земельных органов власти или местного самоуправления.

Также и многие другие сферы, важные в условиях кризиса, — например, образование или охрана общественного порядка — по-прежнему остаются исключительно в ведении земель или даже более низкого административного уровня. А канцлер не руководит непосредственно даже деятельностью федеральных министерств (Минфина, МВД, Минздрав и пр.), а лишь определяет так называемые основные направления политики13, то есть вместо принятия однозначных решений провозглашает общие руководящие принципы. Правда, в особых случаях могут быть созданы особые антикризисные штабы14, в которых заседают эксперты и политики разных уровней. Но эффективность сотрудничества в этих случаях зависит от доброй воли всех участников. 

Борьба с эпидемией и борьба за власть

Ко всему прочему, важную роль играют конкуренция и взаимодействие различных партий. Обычно у власти в Германии как на федеральном, так и на региональном уровнях находятся коалиционные правительства. У каждого партнера по коалиции своя сфера ответственности, а состав правящей коалиции в разных федеральных землях может отличаться. Вполне естественно, что, принимая решения, партии стараются показать свои отличия от других, и это распространяется практически на любую сферу. Поэтому не стоит ждать, что премьер-министры земель и другие региональные политики просто подчинятся требованиям Берлина. Оппозиционная СвДП, например, традиционно выступает против любой централизации, так что критика Кубицки в адрес канцлера неудивительна.

Наконец, не секрет, что внутри самой ХДС идет борьба за власть, и пока неизвестно, кто займет место Ангелы Меркель15. Так что, принимая самостоятельные решения и расставляя различные политические акценты, премьер-министры земель еще и заявляют о себе в преддверии предстоящих перемен в Берлине. Особенно это касается главы земли Северный Рейн-Вестфалия Армина Лашета, который активно выступает за скорейшее и масштабное снятие ограничений в общественной жизни и экономике. 

Противоположную позицию занимает премьер-министр Баварии Маркус Зедер, который, в силу особых политических традиций Баварии, вряд ли рассчитывает на пост канцлера (Зедер возглавляет ХСС — баварскую «сестринскую» партию общегерманской ХДС), но тем не менее пытается усилить собственное политическое влияние, придерживаясь особо строгих кризисных мер.

Взаимодействием всех этих факторов и объясняется такая оживленность дебатов в Германии. Одни выступают за гораздо большую централизацию и унифицированную политику по борьбе с инфекцией. Другие напоминают, каких успехов в борьбе с эпидемией удалось достичь благодаря прежней децентрализованной политике, и считают постоянную политическую конкуренцию дополнительным преимуществом при гибком и демократичном подходе к безопасности.

Пределы эффективности

Впрочем, такая система хорошо работает до тех пор, пока все ее участники сохраняют определенную готовность к конечному компромиссу. Так, предписания ведомства федерального канцлера и других берлинских министерств, как правило, все же выполняются в федеральных землях лишь с незначительными вариациями. А центральное правительство, в свою очередь, неоднократно сигнализировало о своей готовности к переговорам, чтобы учесть интересы федеральных земель и местного самоуправления. Такой статус-кво во время эпидемии коронавируса в целом показывает, что представляет собой так называемый «кооперативный федерализм» в Германии16.

Однако нет гарантий, что этот консенсус не будет нарушен, если существенно возрастут экономические издержки и усилится сопротивление общества первым антикризисным мерам. До сих пор граждане Германии в целом поддерживали все новые ограничения. Но социологические опросы и развивающаяся общественная дискуссия демонстрирует, что запас терпения, необходимого для жизни в таких условиях, уменьшается17. Парадоксальным образом некоторые эксперты и политики считают, что проблемой стали как раз успехи Германии в борьбе с пандемией, которые ослабляют бдительность общества. Именно поэтому канцлер Ангела Меркель не устает повторять, что слишком рано считать себя в безопасности и необходимо сохранять максимальную осторожность18. Наконец, в ближайшие месяцы ожидаются длительные дискуссии и переговоры о возможной передаче дополнительных полномочий и ресурсов на федеральный уровень19 — в частности, всего, что касается закупки основных медицинских товаров и обеспечения критической инфраструктуры.

В целом, продолжающиеся в Германии споры вокруг борьбы с коронавирусной инфекцией доказывают, что кажущийся трудоемким, скучным и чрезмерно сложным федерализм — при сохранении взаимного уважения и демократии — становится преимуществом, стабилизирующим политическую систему. Однако его трудно описать в рамках краткой статьи, и, на первый взгляд, может показаться, что все это крайне расточительно с точки зрения времени, энергии и издержек на различных уровнях политической системы. Но решающим в итоге оказывается то, что ответственность за происходящее распределена между разными уровнями власти, так что местные правительства не могут отвлечь внимание от собственных недоработок и проблем, просто сославшись на далекую столицу. Все это позволяет надеяться, что и развернувшаяся в эти дни конкуренция премьер-министров и партий принесет пользу в сдерживании эпидемии коронавируса и в преодолении ее последствий.


1.Facebook: Wolfgang Kubicki 
2.Bogumil, Jörg (2007): Regierung und Verwaltung, in: Politische Bildung 4/2007 
3.kriminalpolizei.de: Deutsche Sicherheitsbehörden/Polizei und Föderalismus 
4.Bundeszentrale für politische Bildung: Demokratie als "Leitgedanke" des deutschen Föderalismus 
5.Neue Zürcher Zeitung: Das unvollendete föderale System Deutschlands 
6.CSS Analyses in Security Policy: Subsidiarity and Swiss Security Policy 
7.Atlantic Council: Is China winning the coronavirus response narrative in the EU? 
8.The Atlantic: China Is Avoiding Blame by Trolling the World 
9.The Guardian: Germany's devolved logic is helping it win the coronavirus race 
10.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
11.Legal Tribune Online: Wie weit dürfen die Kompetenzen des Bundes reichen? 
12.Robert Koch Institut: Infektionsschutzgesetz 
13.Bundeszentrale für politische Bildung: Richtlinienkompetenz 
14.Bundesministerium des Innern: System des Krisenmanagements in Deutschland 
15.Watson: «Hahnenkampf» in Corona-Zeiten: Wer wird Merkels Nachfolger? 
16.Bundeszentrale für politische Bildung: Zusammenarbeit im deutschen Föderalismus 
17.Arte: Umfrage: Akzeptanz für Corona-Politik lässt langsam nach 
18.ZDF: Merkels Regierungserklärung: "Wir bewegen uns auf dünnem Eis" 
19.Welti, Felix (2020): Das deutsche Gesundheitswesen im Lichte der Corona-Krise, in: Zeitschrift für sozialistische Politik und Wirtschaft, Nr. 236 
Weitere Themen
Gnose

Маркус Зедер

Маркус Зедер (нем. Markus Söder, род. в 1967) — действующий председатель баварского Христианско-социального союза (ХСС) и премьер-министр Баварии (с 2018 года). С 2011 по 2018 год — министр финансов Баварии. Перед его избранием на пост премьера ХСС получила на выборах в баварский земельный парламент худший результат в своей истории. Благодаря жесткой линии в борьбе с коронавирусом получил большую популярность по всей Германии и даже стал рассматриваться как один из возможных преемников Ангелы Меркель на посту канцлера. Как и весь ХСС, считается более правым, чем сама Меркель, но исключает сотрудничество с «Альтернативой для Германии».

weitere Gnosen
Ein kurzer Augenblick von Normalität und kindlicher Leichtigkeit im Alltag eines ukrainischen Soldaten nahe der Front im Gebiet , © Mykhaylo Palinchak (All rights reserved)