1) Является ли жесткий карантин, введенный в большинстве стран ЕС, действительно самой адекватной мерой в условиях пандемии? Даже Швеция сейчас уже, похоже, готова закрыть бары, рестораны и аэропорты — но правильно ли это?

Хочется пошутить в том духе, что Швеции не пришлось вводить чрезвычайные меры, все закрывать и всех изолировать, просто потому, что для шведов социальное дистанцирование — и так норма жизни. Но в действительности мы пока не знаем, насколько эффективно шведская система противодействует эпидемии, потому что пока у нас не так много заболевших. Еще рано делать выводы. Но очень интересно наблюдать за возвращением национального государства: внезапно именно отдельные государства взяли на себя ответственность за граждан и начали жестко спорить между собой о том, как управлять этим кризисом. 

Тут важно помнить, что все решения должны приниматься на основе фактов, но они сами интерпретируются в определенном политическом контексте. Факты и доказательства приходится истолковывать, из них нужно извлекать какой-то смысл, а это — социальный процесс. Скажем, Великобритания отстаивала концепцию коллективного иммунитета: предполагалось, что Соединенное Королевство справится с волной заражений. Но что заставило их в двадцатых числах марта все же закрыть школы — новые факты или стадное чувство? Не давление ли соседних стран, которые закрыли школы у себя? Когда другие начали приносить в жертву экономический рост ради спасения человеческих жизней, то решение пожертвовать стариками ради экономики стало выглядеть не очень-то пристойно. 

Особенность Швеции в том, что главный эпидемиолог страны — это ученый, который смотрит только на цифры. Руководство страны разделяет его понимание ситуации, а он сам не дает тревоге, охватившей людей и социальные сети, повлиять на свое мнение. К тому же у нас пока совсем немного летальных исходов. Посмотрим, что изменится, когда больше людей потеряют своих родителей или дедушек с бабушками. Ну а пока что тон задают эксперты в области медицины и биологии: они стали новыми звездами ежедневных новостных сводок. Пандемия вывела ученых на передний план.

2) Не все системы здравоохранения работают одинаково успешно в борьбе с эпидемией. Почему? Есть ли, например, у кризиса, который переживает здравоохранение в Испании, какие-то конкретные причины?

Все дело в деньгах и долгосрочных инвестициях. Тут нет никакого секрета: все решает готовность вкладывать средства в медицинский персонал и клиники. Испания пережила долгий период жесткой экономии, вплоть до замораживания зарплат. В Италии же система медицинской помощи крайне децентрализована. Я как-то проводила интервью с итальянскими медицинскими работниками, и один из респондентов сказал, что в стране не одна, а 37 систем здравоохранения, каждая работает автономно в своем регионе, и никто не привык кооперироваться. 

Если Швеции удастся достойно справиться с эпидемией, не ставя экономические интересы выше потребностей людей, это станет возможным именно потому, что локальные и региональные медицинские учреждения давно получают хорошее финансирование. В Швеции эта система централизована. Есть законы общенационального действия, которые регулируют порядок оказания и оплаты медицинской помощи на муниципальном и региональном уровне. В управлении медициной на местах существуют большие различия, решения принимаются в большой степени самостоятельно —и отчасти это связано с тем, что общество активно влияет на местное самоуправление. Есть система обратной связи, ответственности. И, конечно, сами регионы сильно различаются. На севере очень низкая плотность населения, и там потребности совершенно не такие, как на густонаселенном юге.

В Швеции очень продуманная планировка жилых районов и очень плотная сеть амбулаторий. В чем-то это похоже на российскую систему поликлиник — в каждом районе есть так называемая «клиника первичной медицинской помощи». Благодаря этому люди попадают к врачу на ранней стадии заболевания. А еще, конечно, Швеция стремится реализовать идеал общедоступной медицинской помощи — каждый твердо знает, что у него есть на нее право. Так что здесь сняты проблемы, связанные со страховой или платной медициной.

3) У каких групп населения в Европе возникают самые большие проблемы с получением медицинской помощи?

Это группы, наименее защищенные при любых обстоятельствах: люди с инвалидностью, а особенно мигранты с инвалидностью, и другие стигматизированные люди. В Швеции среди умерших от коронавируса непропорционально много сомалийцев: это относительно недавние мигранты, и по сравнению с другими группами среди них больше людей из сельской местности, а также малообразованных. В Великобритании коронавирус особенно сильно ударил по людям родом из Юго-Восточной Азии, которые, возможно, не владели английским. Но вообще, нельзя сказать, в какой мере результаты столкновения социальной группы с вирусом случайны, а в какой — социально или поведенчески обусловлены. Этого мы не узнаем, пока не проследим контакты заболевших. 

Да, COVID-19 игнорирует национальные границы и классовые различия. Но от него больше всего страдают маргинализованные и беднейшие группы населения: ипотечные каникулы не помогут с оплатой съемной квартиры. Бездомным негде самоизолироваться — ни для того, чтобы защитить других, ни для, тем более, самозащиты. Вирус подпитывает антикитайские настроения и может стать почвой для классовых предрассудков. Директор Агентства общественного здравоохранения Швеции сказал на пресс-конференции, что людей, вернувшихся в Швецию из отпуска на горнолыжных курортах Италии, не заставляли проходить тестирование на коронавирус, потому что такой отпуск стоит дорого и лыжники — люди с хорошим образованием. По его логике, туристы с университетским дипломом и средствами на отпуск в Италии, почувствовав симптомы, непременно сразу же обратятся за помощью. То есть, считайте, повезло, что необразованные шведы не могут себе позволить кататься на лыжах в Италии!

4) Многие опасаются, что карантинные меры могут нанести едва ли не больше вреда благополучию и здоровью людей, чем сам вирус. Какими могут быть негативные эффекты карантина и по кому они могут ударить?

В первую очередь ухудшится ситуация с домашним насилием. Это настоящее бедствие. Сколько ни собирай видеоконференций, ни одна из них не смягчит удар кулаком, полученный в собственных четырех стенах. Здесь очень трудно придумать хоть какое-то противодействие, способ помочь. Так что, наверное, специалисты по демографии и статистике учитывают это, когда рассчитывают плюсы и минусы строгого карантина. Кроме того, изучение человеческого поведения подсказывает, что эффективность карантина довольно скоро начнет снижаться: готовность сидеть взаперти начинает сходить на нет после первых двух недель.

Помимо этого, строгий карантин может повредить работе гражданского общества и низовым механизмам взаимопомощи. Во многих странах Европы и в Великобритании НКО, церковь и гражданские инициативы ведут большую работу. Многие будут вынуждены остановить свою деятельность, поскольку часто их активные члены — пожилые люди, не всегда готовые освоить работу онлайн. В скандинавских странах есть развитая система союзов и ассоциаций, существующих на субсидии из денег налогоплательщиков. Они появились в 1960—1970-е годы, и главный формат их работы — еженедельные собрания. Не знаю, как они переживут карантин; боюсь, будет настоящий мор среди тех, кто не сможет перейти на видеоконференции. 

Сейчас, вероятно, возникло много лакун. Но и новые, интересные практики возникают и развиваются у нас на глазах. Возьмите людей, которые раздают еду бездомным, спуская ее на веревках с балконов. Но скольких мы заметим? Сколько людей, нуждающихся в помощи, окажутся на виду? Думаю, многие незаметно погибнут. И мы даже в ретроспективе не сможем оценить, сколько погибнет непосредственно от болезни, а сколько — от того, что их бросили на произвол судьбы. Можно только догадываться о количестве одиноких стариков, которых, скорее, убьют одиночество, депрессия и голод.

5) На фоне пандемии появилось очень много людей, которые постоянно учат, как нужно защищать «группу риска» и как вести себя самим. Откуда это морализаторство?

Опыт болезни всегда осмысляется в нарративе, и у этого нарратива обязательно есть моральная составляющая. В ситуации болезни есть поведение одобряемое и неодобряемое, есть те, кто «сами виноваты» в своих несчастьях, и невинные жертвы. В случае с коронавирусом основная группа риска — старики, которые точно ни в чем не виноваты, они просто прожили долгую жизнь. Именно поэтому соблюдение карантинных мер так часто становится неразрывно связано с морализаторством. Тот же, кто все-таки заболел — и тем самым подвергает опасности не только себя, но и других, — часто чувствует необходимость заявить о своей невиновности. Каждый заразившийся коронавирусом обязательно будет стараться показать, что он соблюдал все предосторожности и если и заразился, то не по своей вине. Мы все мыли руки, мы все перестали ходить на танцы, мы все бросили курить — и так далее, и тому подобное.