Медиа

Последнее средство против тирана (но только если он правда тиран)

До выхода Джо Байдена из президентской гонки казалось, что ее предопределит покушение на Дональда Трампа, фотографии которого с окровавленным ухом и поднятой вверх рукой моментально облетели весь мир. Спустя два месяца кажется, что выстрелы в Пенсильвании 13 июля имеют все шансы потонуть в череде других событий, от которых будет зависеть конечный результат выборов в ноябре.

Но общественная поляризация как в Америке, так и в Европе никуда не делась, а вместе с ней и опасения перед новыми случаями политического насилия. В Германии нападениям подвергаются политики и активисты самого разного толка — от «зеленых» до представителей «Альтернативы для Германии». За один только 2023 год на немецких политиков было совершено 2790 нападений, причем если несколько лет назад жертвами чаще всего становились как раз представители АдГ, то теперь «зеленые». Среди сторонников «Альтернативы» относительно велик процент тех, кто считает политическое насилие допустимым (23% по сравнению с 9,5% придерживающихся такого мнения среди избирателей ХДС/ХСС в одном исследовании и 20% — в другом). Свыше трети сторонников этой партии считают, что политики своими действиями заслуживают «гнева, переходящего в насилие».

Оправдано ли в такой ситуации насильственное сопротивление со стороны демократических сил и активистов? Следует ли считать его одной из составляющих «боеспособной демократии»? Об этом — в статье швейцарского издания Republik, которую перевел дekoder.


Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.


 

Источник Republik

После того как на предвыборном митинге в Пенсильвании Дональд Трамп разминулся со смертью буквально на ширину уха, нашлись те, кто втайне сожалел о промахе юного стрелка. Некоторые даже сочли это покушение делом вполне легитимным, ведь Трамп подрывает основы демократии. [Немецкий] сатирик Эль Хотзо получил много одобрительных откликов на пост о том, что «когда фашисты умирают, это совершенно замечательно», — после чего был уволен [с радиостанции RBB].  

Так или иначе, большинство людей эту позицию интуитивно отвергает — в том числе и те, кто Трампа ненавидит. По крайней мере, лишь немногие осмеливаются выражать подобную точку зрения публично. И неспроста, ведь такой взгляд не оправдать. Не потому, однако, что политическое насилие неприемлемо в принципе, как настаивают многие из тех, кто пишет об этом покушении. На самом деле, политическое насилие может оправдываться четырьмя разными причинами. Три из них, с просвещенной точки зрения, должны быть отвергнуты. Но одна причина остается вполне легитимной. Речь идет о противодействии насилию, мотивированному первыми тремя. 

Насилие ради собственности 

Первый мотив, особенно широко обсуждаемый сейчас в контексте покушения на Трампа, связан с историческим триумфом буржуазии, благодаря которому феодализм уступил место капитализму. В XVII веке Джон Локк оправдывал насилие в случае вмешательства политической власти в вопросы частной собственности. Эта идея восходит к античной эпохе, когда убийство неправедного тирана считалось вполне законным. Со временем она трансформировалась в представление о праве на сопротивление тирании. 

Насилие во имя права собственности вполне могло считаться легитимным в феодальный период, когда насилие и без того господствовало, но не в демократических правовых государствах, утверждавшихся начиная с XIX века. В основе их устройства лежат принципы ненасильственной политической борьбы демократическими средствами.  

Ярким примером крайнего либерализма, оправдывающего насилие против демократического строя, остается военный переворот Аугусто Пиночета в Чили в 1973 году. Свергнув президента-социалиста Сальвадора Альенде, Пиночет установил жестокую военную диктатуру. На тех же идеологических основаниях жители США сегодня владеют 393 миллионами единиц огнестрельного оружия, которые нужны им для защиты своих жилищ и имущества. Неприкосновенность частной собственности — основная причина, по которой Илон Маск и другие миллиардеры поддерживают Трампа. Кроме того, Трамп обещает снизить корпоративный налог до 15 процентов, а в 2021 году еще и продемонстрировал готовность отправить разгневанную толпу к Капитолию ради достижения своих политических целей. Он же публично одобрял деятельность военизированных группировок, таких как ультраправые Proud Boys. 

Второй мотив применения насилия, который также набирает силу по всему миру, связан с подъемом национализма и империализма в конце XIX века. Это насилие, имеющее своей целью навязывание определенной иерархии на основе этнической, религиозной или иной идентичности, что, в конечном счете, ведет к фашизму. Сегодня, как и в 1930-е годы, когда в Германии и Италии либералы маршировали бок о бок с фашистами, часть либерального фланга буквально сливается с правым национализмом. Это происходит, например, во Франции, где некоторые «Республиканцы» вступили в союз с «Национальным объединением» Марин Ле Пен. Или в США: там в фигуре Трампа воплощена надежда на то, что собственность миллиардеров останется неприкосновенной, а господство белой расы — неизменным. И в Швейцарии — тоже, где люди, именующие себя либералами, заигрывают с «Альтернативой для Германии» и Трампом. 

Как и прежде, убежденных националистов хватает. Но, как правило, национализм нужен для реализации своей экономической повестки, поскольку его можно использовать для привлечения на свою сторону даже тех, кто, вообще говоря, не выигрывает от подобной политики. 

Третий мотив — это ответ на рост буржуазии со стороны левых сил, которые прибегают к насилию ради того, чтобы разрушить власть частной собственности. История знает тому множество примеров: от терактов анархистов в XIX веке до коммунизма в СССР и терроризма RAF в Германии. 

Отчасти из-за этого насилия либералы, такие как историк Джейкоб Тальмон, после Второй мировой войны популяризировали тезис о том, что советский коммунизм по сути представлял собой то же, что и фашизм, — тоталитарный режим. Сегодня этот тезис вновь обрел популярность с распространением так называемой «теории подковы». Эта теория, которая, среди прочего, дискредитирует левую идею как легитимную альтернативу, игнорирует не только тот факт, что и либерализм может перейти к насилию. Она закрывает глаза на то, что фашизм предполагает насилие уже в своем стремлении навязать людям иерархию, в том время как левые стремятся к реализации прогрессивной утопии — ограничению частной собственности для освобождения людей от социальной нужды. Кроме того, большинство левых, так же как и большинство либералов, поддерживают демократический конституционный строй.  

Насилие во имя демократии 

Четвертый мотив применения насилия подкрепляется вескими аргументами: это насилие со стороны тех же либеральных или левых сил, направленное против узурпации власти — независимо от ее идеологической окраски — с целью установить или защитить демократическое конституционное государство. Возможно, именно это представление побудило сатирика Эль Хотзо поспешно выразить восторг по поводу смерти фашистов.  

Вряд ли сегодня кто-то всерьез поставит под сомнение историческую целесообразность революций конца XVIII века во Франции, США или на Гаити, которые, несмотря на всю своею кровопролитность, привели к созданию современных демократических конституционных государств. Или сопротивление, благодаря которому многочисленные страны Глобального Юга после Второй мировой войны сбросили власть колонизаторов. И мало кто осудит швейцарца Мориса Баво за попытку убить Адольфа Гитлера в ноябре 1938 года, как не осуждают и тех, кто пытался это сделать до него и после.  

Если кто-то использует насилие для демонтажа демократии и становится причиной гибели миллионов людей, убийство этого человека, безусловно, стоит признать легитимным. Насилие во имя верховенства демократического права создает условия для ненасильственной политики. 

Именно поэтому в Основном законе ФРГ, принятом после Второй мировой войны, закреплено право на сопротивление. На случай, когда кто-то пытается разрушить демократическое правовое государство, 20 статья гласит: «Если иные средства не могут быть использованы, все немцы имеют право на сопротивление любому, кто предпринимает попытку устранить этот строй». 

Насилие из-за сомнительной исторической аналогии

Однако, вопреки заявлениям американского политика Джей Ди Вэнса, который впоследствии совершил разворот на 180 градусов [в оценке Трампа] ради того, чтобы стать его кандидатом в вице-президенты, Дональд Трамп — это не Адольф Гитлер. Трамп подрывает демократическое правовое государство с помощью лжи, запугивания и клеветы, и как минимум подстрекательством к штурму Капитолия он показал, что не прочь заигрывать с насилием. Но пусть американская демократия, сильно зависящая от крупных доноров, оставляет желать лучшего, США все еще остаются демократическим правовым государством, где можно бороться мирными средствами — в том числе за расширение демократии. Трамп пока даже не у власти. 

Если это вообще возможно, то насилие против Трампа можно было бы оправдать лишь как превентивную меру — для предотвращения еще большего. Возможно, штурм Капитолия действительно был предвестником насильственных мер, к которым Трамп может прибегнуть в случае избрания президентом США в ноябре. 

После террористических атак на Нью-Йорк 11 сентября 2001 года идея превентивного применения силы для предотвращения возможного насилия в будущем получила широкое распространение. Президент США Джордж Буш-младший в 2003 году начал войну в Ираке, мотивируя это необходимостью превентивного удара, поскольку там якобы разрабатывали оружие массового уничтожения. Все более распространенной становится практика превентивных задержаний, особенно в отношении реальных или предполагаемых исламистов, которые могут совершить теракты. 

Опасная затея, открывающая простор для злоупотреблений — как показала война против Ирака, где оружие массового поражения так и не было обнаружено. Вот и Трамп сначала должен стать тираном, силой отменяющим демократию, прежде чем можно будет говорить о легитимности политического убийства. В любом другом случае мы окажемся в еще более жестоком мире, где каждый оправдывает применение насилия со своей стороны тем, что с противоположной его могли бы применить в будущем. 

В демократическом правовом государстве насилие не только недопустимо, но и бессмысленно. Убийство тирана-одиночки может открыть путь к демократии, но что принесла стрельба в человека, которого поддерживает примерно половина избирателей? Даже если бы покушение на Трампа закончилось его смертью, люди вроде Джей Ди Вэнса были бы готовы продолжить дело экс-президента. После провальной же попытки Трамп предстал со своим кровоточащим ухом одновременно и жертвой, и героем, а его шансы победить на выборах только увеличились. 

Однако и ненасильственное сопротивление с его бесконечной критикой всех трампов этого мира подвержено той же проблеме, что и идея политического убийства. При всем том, что за ней стоит защита идеалов, в глазах сторонников всех этих трампов она лишь добавляет красок к их жертвенному и героическому образу. Главный вопрос, стоящий сегодня во всем мире: какая прогрессивная утопия сможет вернуть доверие людей, голосующих сегодня за Трампа? Ведь это единственный способ изменить мир демократическими средствами. 

читайте также

Гнозы
en

Конституционный патриотизм в Германии

В Германии нет документа, который носил бы название «Конституция». После войны в ФРГ был принят Основной закон, и изначально считалось, что он будет действовать до воссоединения страны. Его принимали с очевидной оглядкой на недавнее прошлое, явно желая избежать и повторения нацистских преступлений, и монополизации власти в руках одного человека. Именно поэтому полномочия президента в Германии серьезно ограничены, а любые изменения, касающиеся верховенства права, достоинства человека, демократии и федерализма, не допускаются. В итоге, когда в 1990 году воссоединение страны произошло, Основной закон остался в силе, а в немецком политическом лексиконе закрепился термин «конституционный патриотизм», который все больше отражает эмоциональную привязанность немцев к Основному закону: почти 90% граждан уверены, что он работает хорошо или очень хорошо. Даже если и не называется конституцией.


Не забывайте подписываться на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий в Германии и Европе


 

Подписание и торжественное провозглашение Основного закона 23 мая 1949 года ознаменовало основание Федеративной Республики Германия. Основной закон, пришедший на смену Веймарской конституции 1919 года, стал второй демократической конституцией в Германии. При разработке этого основополагающего для правопорядка страны документа конституционное собрание стремилось противопоставить его национал-социалистической диктатуре: после трагедии Холокоста особо важное место отводилось основным правам, получившим приоритет над всем остальным. Это стало главной новацией в немецкой конституционной истории.

«Достоинство человека неприкосновенно» — статья 1 Основного закона, учитывающая прежде всего опыт Холокоста, стала ключевым элементом конституции Германии. Этот принцип, согласно которому любая государственная власть обязана уважать человеческое достоинство, закреплен как основная норма во многих новых конституциях — от Испании и Португалии до ЮАР.

Не менее достойными подражания оказались и статьи об общей свободе действий, свободе вероисповедания, свободе слова и собраний, каждая из которых является основополагающей для демократии. Статья 3 Основного закона запрещает дискриминацию и устанавливает равные права для мужчин и женщин. Эта норма, вызывавшая у многих серьезные возражения, появилась прежде всего благодаря активности юриста Элизабет Зельберт, одной из четырех женщин среди 65 членов Парламентского совета.

Разделение властей

В Основном законе необходимо было учесть все слабые места Веймарской конституции: в частности, требовалось больше гарантий разделения властей, поскольку в Веймарской республике этот принцип нередко страдал из-за главенствующей роли рейхспрезидента. Поэтому Основной закон усилил роль парламента и канцлера и оставил за главой государства, федеральным президентом, в основном представительские функции.

Прямые всенародные выборы главы государства также были отменены. Кроме того, в Основном законе закреплен принцип «воинственной демократии», позволяющий с помощью различных инструментов активно защищать свободный демократический строй от его противников.

Гарантия неизменяемости

Ключевое проявление этот принцип нашел в «оговорке о вечности» из статьи 79. Согласно этой оговорке, не допускаются изменения Основного закона, затрагивающие принципы демократии, верховенства права, федерализма и достоинства человека. Кроме того, Основной закон устанавливает высокий барьер для внесения любых поправок вообще: для этого необходимо большинство в две трети голосов в Бундестаге и Бундесрате.

Несмотря на это, с 1949 года в Основной закон было внесено уже более шестидесяти поправок. Например, сейчас в связи с общественной дискуссией о расизме обсуждается вопрос о замене слова «раса» другим термином в статье 3, запрещающей дискриминацию.

Воссоединение

В 1949 году Основной закон не случайно решили не называть конституцией. Будучи промежуточным документом ФРГ, которая на тот момент охватывала территории трех западных оккупационных зон, он оставлял возможность для последующего принятия общегерманской конституции. В итоге в 1990 году обсуждались два конституционных пути воссоединения страны: либо ГДР, в соответствии со статьей 23, примет Основной закон, либо — в соответствии со статьей 146 — будет разработана новая конституция. Главным аргументом в пользу разработки новой конституции было формирование общегерманской идентичности. Кроме того, Основной закон иногда критиковали за то, что в нем недостаточно внимания уделялось социальным правам. Но в пользу его сохранения в качестве общей конституции, помимо практических соображений, говорило общепризнанное высокое качество Основного закона как правового документа, части которого уже были включены в конституции других государств, например, Греции и Испании. В конечном счете, решающую роль сыграла массовая эмиграция из ГДР, которая поставила эту страну в очень сложное экономическое положение и сделала более реальным вариант ратификации. 3 октября 1990 года Основной закон из временного документа окончательно превратился в постоянный.

Конституционный патриотизм

Впрочем, на территории ФРГ Основной закон приобрел значение полноценной конституции еще до воссоединения страны. Об этом красноречиво свидетельствует дискуссия о «конституционном патриотизме», начатая в 1979 году политологом Дольфом Штернбергером в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung по случаю 30-летнего юбилея Основного закона. По мнению Штернбергера, государство как некая общность людей жизнеспособно, только когда его граждане соблюдают и активно используют гарантированные конституцией права на свободу и участие в политической жизни страны. Лишь в этом случае, а не просто благодаря общему историческому прошлому, будет развиваться и чувство идентичности. К тому же, по словам ученого, «патриотизм в европейской традиции всегда по сути своей был связан с государственным устройством». Обратив внимание общественности на этот термин, Штернбергер отразил растущее значение Основного закона в ФРГ в 1970-х годах.

В 1986 году это понятие, которое к тому моменту уже было в ходу, стало предметом горячей дискуссии во время «спора историков», когда философ Юрген Хабермас заявил: «Единственный патриотизм, который не отдаляет нас от Запада, — это конституционный патриотизм». Так он отреагировал на высказывания консервативных историков, ставивших под сомнение беспрецедентность уничтожения евреев нацистами и начавших тем самым большой историко-политический спор. Хабермас опасался, что в Германии вновь может усилиться культурный или этнический национализм. С тех пор вокруг этого термина продолжается дискуссия о том, что может лечь в основу современного либерального патриотизма в Германии, — конституция или нация. Это неоднократно обсуждалось в последние десятилетия, и в контексте воссоединения, и в споре о роли доминирующей культуры в многонациональном обществе, и в дебатах о Конституции Европейского союза. Критики полагают, что конституционный патриотизм слишком абстрактен и даже элитарен, из-за чего, по их мнению, эмоционально ощутить его невозможно.

Пример для подражания?

Но именно эмоциональное отношение к Основному закону, казалось, меняется: в 2019 году, в период празднования 70-летия документа, выяснилось, что все больше людей его текст искренне трогает. Основной закон был тода очень популярен в Германии. Об этом свидетельствовал и опрос, проведенный в 2019 году Институтом изучения общественного мнения Infratest dimap: 88% опрошенных тогда сказали, что Основной закон зарекомендовал себя хорошо (58%) или очень хорошо (30%). Причем такого мнения придерживались практически все группы населения. Для большинства Основной закон ассоциировался прежде всего с защитой достоинства, правами человека, затем с небольшим отрывом следуют равенство и равноправие, общая свобода действий, свобода прессы и слова. Только 5% респондентов считали, что документ устарел и нуждается в пересмотре. Но уже пять лет спустя, в 2024 году, в аналогичном опросе только 77% респондентов заявили, что документ проявил себя хорошо (52%) или очень хорошо (25%).

Тем не менее Основной закон все еще пользуется поддержкой, и это связано с его особенно сильной стороной — он открыт для будущего. Как пишет специалист по конституционному праву Матиас Хонг, основные права были «сформулированы как динамичные базовые нормы», «уровень защиты <...> которых со временем может расти», например, в случае «осознания, что некие прежние действия государства изначально противоречили основным правам». Такое часто встречается в сфере защиты от дискриминации. Ключевую роль здесь играет Федеральный конституционный суд. В качестве высшей судебной инстанции Германии он охраняет Основной закон и является движущей силой конституционного развития. С начала своей деятельности он всегда принимал новаторские решения, зачастую имевшие прямые политические последствия. Это, в свою очередь, оказалось возможным благодаря такому средству правовой защиты, как конституционная жалоба: подав индивидуальную жалобу, каждый может заявить о нарушении своих основных прав со стороны государства. Сегодня Федеральный конституционный суд Германии стал важным элементом в многоуровневой системе защиты основных свобод и прав человека в Европе, наряду с Судом Европейского союза в Люксембурге и Европейским судом по правам человека в Страсбурге.

Дополнено 23 мая 2024 года

читайте также
Gnose

«Немецкая федерация» против пандемии

Во время пандемии Германия не отказывается от федеративного принципа управления: центральное правительство вырабатывает общую линию, но конкретные решения о карантинных мерах каждая земля принимает самостоятельно. И часто они становятся предметом дискуссий и политического торга. О том, как это работает, — политолог Рафаэль Боссонг.

показать еще
Motherland, © Таццяна Ткачова (All rights reserved)