На глазах у всего мира, но без какого-либо его внимания режим Александра Лукашенко перестает быть авторитарным, обретая черты тоталитаризма советского типа.
Долгий путь от автократии к тоталитаризму начинается с первых шагов, и Лукашенко их сделал. Во-первых, придав репрессиям совершенно другой размах. После 2020 года они проникли во все сферы жизни, стали обязанностью некоторых ведомств. Другая примета времени — пропагандисты, которые могут закрыть книжный магазин или выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать.
Беларусь пока не за железным занавесом. Недовольные еще могут уехать, внутри страны доступны соцсети и онлайн-платформы. Но надолго ли?
Движение в сторону тоталитаризма — органичное для Лукашенко, его режим — порождение советской системы, и в момент кризиса он возвращается к своему политическому ДНК. Пока нет причин думать, что этот откат остановится, пишет политический аналитик Артем Шрайбман. И непонятно, что, кроме поражения России в войне, может помешать властям Беларуси
Заглушенный грохотом российской войны против Украины, почти неслышно и незаметно для внешнего мира идет еще один процесс, аналогов которому не было в Европе десятилетиями. Режим Александра Лукашенко, пережив массовые протесты в 2020 году и пользуясь полной поддержкой России, перестает быть классической авторитарной системой, обретая все больше черт тоталитаризма советского типа.
Сразу оговоримся, что путь из автократии в тоталитаризм — долгий, и Лукашенко еще далек от «идеала», от государства вроде коммунистических Китая или Северной Кореи. Но несколько отчетливых шагов в этом направлении беларуская власть уже сделала. И неясно, что, кроме поражения России в войне, может остановить этот тренд.
Репрессии стали рутинной работой некоторых силовых ведомств
Самое заметное для рядовых беларусов и для мировых СМИ измерение этого процесса — размах и системность репрессий. До 2020 года репрессивная политика Лукашенко и его силовиков была скорее точечной и превентивной. Под постоянным наблюдением и прессингом властей были самые видные активисты уличного протеста, некоторые оппозиционные СМИ, потенциально опасные для власти сообщества вроде футбольных фанатов или анархистов. Уголовные дела против оппозиции были скорее исключением, чем правилом. Число политзаключенных до 2020 года даже на пике измерялось несколькими десятками. Пытки и избиения задержанных случались, но были больше эксцессом исполнителя, чем системной практикой.
После 2020 года изменилось все. Репрессии проникли во все сферы жизни и стали не просто освоенным, но рутинным и, по сути, основным занятием для некоторых силовых ведомств. Механизм стал работать сам по себе, включилась межведомственная конкуренция, когда успешность работы того или иного силовика оценивается по тому, сколько оппозиционеров он или его отдел смог найти и наказать.
Количество только признанных правозащитниками политзаключенных приближается к полутора тысячам. Реальные цифры могут быть намного больше, потому что родные задержанных и осужденных часто боятся сообщать об этом, чтобы не усложнять положение своих близких. Для политзаключенных неформально установлен отдельный порядок содержания под стражей — в переполненных камерах, без прогулок, посылок, постельного белья, с ограничениями на переписку и на возможность получать лекарства. Практика пыток и избиений задержанных, от которых требуют разблокировать телефон или записать признание на видео, как возникла в августе 2020 года, так до сих пор и не прекратилась. Власть использует систему распознавания лиц и методично задерживает всех, кого удалось идентифицировать на фото протестов 2020 года. Под запретом оказалась не только деятельность оппозиционных активистов, независимых СМИ, но даже комментарии таким СМИ (это считается содействием экстремизму) и подписки на их страницы в соцсетях или на каналы в телеграме. В последние месяцы силовики стали все чаще приходить к родственникам политзаключенных, политических эмигрантов или беларуских добровольцев, воюющих на стороне Украины. В законодательстве Беларуси воскресили и советскую норму о возможности лишать политических беженцев гражданства.
Пропагандисты могут закрыть выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать
Перечисление новых репрессивных практик можно продолжать часами, но эволюция в сторону тоталитарного режима советского типа проявляется не только в жестокости и терроре. В конце концов, после смерти Иосифа Сталина брутальность и репрессивность советского режима сильно снизились, но тоталитарным он быть не перестал. При этом сегодняшние беларуские силовики явно превосходят по этому показателю своих учителей из КГБ СССР.
Другим важным элементом перехода к тоталитарным практикам стало активное вовлечение в репрессии провластных активистов. Власть стала регулярно принимать решения о закрытии издательств, книжных магазинов, выставок и музеев, об отмене концертов и фестивалей, об арестах бизнесменов, экскурсоводов и музыкантов, о переименовании культурных учреждений после того, как на них пожалуются в своих статьях или в соцсетях представители нового прорежимного «гражданского общества».
Словно неформальные идеологические инспекторы, эти люди — в основном блогеры и телевизионные пропагандисты — занимаются мониторингом всего, что происходит в культурной среде, и указывают силовикам на признаки нелояльности. Активистов такого рода стали привлекать и для давления на западных дипломатов. Когда те пытаются прийти на суды над политзаключенными или отдать дань памяти жертвам сталинских репрессий, рядом с ними всегда появляется несколько шумных пропагандистов, которые пытаются спровоцировать их на ответную грубость или вывести из себя. Некоторым арестам, как и в годы СССР, предшествует травля в государственных СМИ.
В роли партии власти выступает бюрократия
В отличие от классических тоталитарных режимов, в Беларуси нет партии власти. Это кажется принципиальной позицией Лукашенко, который начинал свою политическую карьеру как оппонент советских коммунистов в годы перестройки и видел, какую аллергию вызывает у людей партийный аппарат, особенно в ситуации экономического упадка. Роль партии власти в сегодняшней Беларуси отдана коллективной бюрократии.
В конституции с начала этого года появился новый орган — Всебеларуское народное собрание (ВНС). Ежегодный съезд 1200 чиновников, местных «депутатов» и выдвиженцев от провластных организаций — наследников комсомола, ветеранских и профессиональных союзов. Этот орган, состоящий из проверенных людей без намека на возможность избирателей напрямую влиять на его состав, во многом напоминает Центральный комитет компартии СССР. ВНС сможет отменять любое решение других органов власти (кроме судов), включая указы будущих президентов и законы, принятые парламентом. ВНС будет формировать Центральную избирательную комиссию, назначать ключевых судей в стране и ставить финальную точку в процедуре импичмента. Одно из самых важных полномочий ВНС — право в течение пяти дней после объявления итогов президентских выборов объявлять их «нелегитимными» без каких-либо оснований, просто потому, что бюрократии не понравился победитель.
Лукашенко, очевидно, планирует возглавить ВНС как председатель его Президиума (орган, чем-то напоминающий Политбюро) и таким образом контролировать своего преемника, если он вообще когда-то решится на транзит власти. А до тех пор конституция позволяет Лукашенко, и только ему, совмещать обе должности. Уже после принятия конституции он дважды заявил, что надо было вообще отказаться от прямых выборов президента и поручить его избрание ВНС, чтобы не дестабилизировать общество постоянными электоральными кампаниями. Здесь Лукашенко ссылался не на советский, а на китайский опыт. Но и это тоже движение в сторону конституционного устройства тоталитарных коммунистических режимов.
Советская конституция закрепляла монополию КПСС на власть. Лукашенко пока не пошел так далеко, в том числе и потому, что у него своей партии нет. Но в новом законе о политических партиях, который должны принять в ближайшие месяцы, власть собирается прописать запрет на существование партий, чья идеология противоречит курсу, заданному ВНС. Иными словами, съезд чиновников и провластных активистов будет задавать идеологические рамки для легальной политики в стране. За принятием этого закона последует перерегистрация партий, которую почти наверняка не удастся пройти ни одной оппозиционной.
Страна пока открыта, а соцсети работают. Надолго ли?
Отсутствие четкой мобилизационной идеологии — это на сегодня главное отличие беларуского режима от классического тоталитаризма. Лукашенко пытался сформулировать особую беларускую идеологию с начала 2000-х, но сам многократно признавал неудачу в этом вопросе. Но отсутствие доктрины наподобие коммунизма, «чучхе», религиозного фундаментализма или фашизма не мешает беларускому режиму возрождать советские практики идеологического контроля. Только верность идеологическим догмам в этой системе заменяется на политическую лояльность.
С недавнего времени в стране введена система личных характеристик при переходе на новую работу и поступлении в университеты. В этих характеристиках прежний наниматель или школа должны указывать, был ли человек замечен в протестной активности и как он относится к «конституционному строю». Негативная отметка ставит крест на надеждах человека устроиться на работу в госсекторе и даже в крупных частных компаниях. Этот тест на лояльность может быть критичным для многих работников культуры, учителей или врачей, потому что в их сферах государство доминирует. Вслед за государственными компаниями во многих крупных частных бизнесах появились «комиссары» — сотрудники КГБ, которые занимают должность заместителя директора и следят, чтобы в компании не работали оппозиционеры и чтобы она не пользовалась услугами идеологически ненадежных подрядчиков, например в сфере рекламы. Таким образом бывшие протестующие, если они когда-то попали на радары спецслужб, вынуждены эмигрировать не только из-за прямых рисков репрессий, но и из-за фактического запрета на профессию. Отток квалифицированных врачей, по многочисленным сообщениям из Беларуси, стал серьезной проблемой для отрасли и тех людей, кто зависит от качественной медицины.
Еще одно важное отличие от классического тоталитаризма — в том, что Лукашенко пока не стремится закрыть Беларусь железным занавесом. Недовольные могут уезжать. Несмотря на блокировки всех независимых медиа, внутри страны доступны основные мировые соцсети и онлайн-платформы вроде Facebook, Youtube, Twitter и Telegram.
Невозможно быть уверенным, что эти послабления просуществуют долго. Движение в сторону тоталитаризма — не прихоть, а органичная для Лукашенко реакция на турбулентность последних лет. Его режим по своей сути — порождение советской системы, он сам открыто называет себя советским человеком. Частичный откат к знакомым советским практикам — это возвращение режима к своему политическому ДНК в момент экзистенциального кризиса. И увы, пока этот кризис будет углубляться, нет причин думать, что откат остановится. Разумеется, при условии, что у главного донора Лукашенко, Кремля, останутся ресурсы и воля его содержать.
Текст: Артем Шрайбман
Опубликовано: 16.12.2022