Популярный сериал 2020 года «Неортодоксальная» показал сегодняшний Берлин как территорию свободы и всепринятия — в противовес закрытым иудейским общинам, существующим в Америке и Израиле. Но как художественный образ соотносится с реальностью? Стала ли Германия через 75 лет после падения нацизма страной, которая не только стыдится перед евреями за свои преступления, но и приветствует их? И местом, где они могут жить любой жизнью, которой захотят, — традиционной религиозной или современной секуляризованной?
Статистика показывает, что все не так просто: в последние пять лет число правонарушений на антисемитской почве стабильно растет и в прошлом году превысило две тысячи. «декодер» поговорил об антисемитизме в современной Германии с Катрин Реймер-Гординской — руководительницей большого исследования Berlin Monitor, посвященного различным формам дискриминации в современном Берлине. В рамках первой части исследования ученые поговорили с евреями, живущими в столице Германии, о том, насколько свободно и безопасно они себя чувствуют там.
2. Антисемитизм распространен только среди правых радикалов или в других кругах тоже?
4. Как люди воспринимают национальную нетерпимость? Какие формы может принимать дискриминация?
6. Как люди реагируют на проявления антисемитизма на индивидуальном и коллективном уровне?
1. Многим кажется, что в Германии растут антисемитские настроения. Это правда, или на самом деле антисемитизм никогда никуда не девался, просто о нем не любили говорить?
Очень важно понимать, что современная ситуация — это продолжение долгой истории распространения антисемитизма и послевоенной борьбы с ним как на востоке, так и на западе страны. Антисемитизм в ГДР существовал в условиях, когда над проектом новой государственности работали в том числе еврейские репатрианты, в итоге оказавшиеся «и в застенках Штази, и на высших министерских постах», как выразился один из наших респондентов. Новая книга Юны Гроссман еще раз подтверждает, что бытовой антисемитизм в ГДР сохранялся, евреи вначале страдали от антисемитских кампаний позднесталинского времени, а затем — от антисионистских нападок, причем открытое сопротивление было невозможно. Никуда не делся антисемитизм и на территории ФРГ, причем его опасность постоянно преуменьшалась, что видно по недавно опубликованной Роненом Штайнке хронике антисемитских преступлений и знаковых террористических актов, совершенных в период с 1945 года как правыми, так и левыми радикалами.
В рамках нашего исследования мы опрашивали активистов, с 1989 года борющихся с юдофобскими проявлениями в Берлине и других городах. Они рассказали, что привлечь внимание демократического гражданского общества к современному антисемитизму удалось лишь в начале 2000-х годов. Широкому осознанию проблемы способствовали научные работы последних лет, в рамках которых сотрудники Европейского агентства по правам и Независимого совета экспертов по антисемитизму [которое было создано в 2009 году для регулярных отчетов Бундестагу] изучали повседневный опыт евреев.
Судя по ответам респондентов, проблема антисемитизма становится все острее в том числе и в Германии, но по государственной статистике это незаметно. Отчасти из-за того, что многие бытовые проявления ксенофобии документируются только мониторинговыми центрами в Берлине, потому что это не уголовные преступления. Но и уголовно наказуемые деяния не всегда фиксируются полицией.
2. Антисемитизм распространен только среди правых радикалов или в других кругах тоже?
Как и раньше, многие люди считают, что антисемитизм — это своего рода «добавка» к правому экстремизму и расизму. Важно понимать, что на самом деле вербальные и физические антисемитские выпады могут делать люди самых разных политических и социальных взглядов. Наши респонденты рассказывали, что сталкивались с юдофобскими высказываниями и действиями со стороны праворадикалов и исламистов, либералов и левых, христиан и мусульман. По словам одного из участников исследования, не существует каких-то признаков, позволяющих с ходу распознать антисемита в обычном человеке.
Люди, ощущающие свою принадлежность к прогрессивным кругам, особенно болезненно воспринимали нетерпимость, если она исходила от их единомышленников. Многие упоминали, что проявления антисемитизма связаны с конфликтом на Ближнем Востоке и активизируются «волнами», когда местным евреям начинают приписывать ответственность за происходящие там события. Антиизраильская мотивация юдофобии была и остается значимой.
Праворадикальный антисемитизм меньше удивляет респондентов, поскольку от них и так ждут «враждебности». Антисемитские идеи — действительно, неотъемлемая часть крайне правой идеологии, а репрезентативные опросы показывают, что соответствующие настроения скорее характерны для людей, относящих себя к традиционным или новым правым.
3. В 1980-х годах Сьюзан Нейман написала книгу под названием «Slow Fire», где рассказала об отсутствии еврейской жизни в Западном Берлине тех лет. Как обстоят дела с еврейскими общинами в Германии сегодня?
Нынешняя ситуация кардинально отличается от положения дел на момент объединения Германии, когда восточноберлинская еврейская община насчитывала всего 200 человек, а западноберлинская — около 6400. Программа по приему евреев из СССР и СНГ, инициированная восточногерманским Еврейским культурным союзом, оживила и придала многообразия еврейской жизни не только в Берлине, но и по всей стране. Эта программа способствовала тому, что немецкое общество начало ощущать себя мультикультурным.
Дополнительное влияние на эти процессы оказали произошедший в 1990-е годы слом этнонациональной парадигмы и изменения законодательства о гражданстве в начале 2000-х годов. Общество стало понимать, что немцем можно стать не только по рождению. Все это сделало Берлин привлекательным местом для мигрантов разных национальностей из всевозможных уголков мира, в том числе для евреев из США и Израиля. Наши респонденты говорят, что Берлин превратился из провинциального города в настоящую урбанистическую метрополию с богатой разнообразной жизнью.
Еврейская жизнь проходит не только внутри общин, и взаимодействие возможно и в рамках них, и за их пределами. Это открывает возможность для дискуссий и высказывания различных, подчас спорных, мнений. Показательны в этом отношении примеры еврейского журнала «Jalta» или «Радикальных дней еврейской культуры», проходящих параллельно с традиционными.
Однако в остальной Германии все совсем не так. На востоке страны общины все еще очень невелики, а во многих небольших городах вроде Штендаля, где я живу, есть лишь несколько евреев, не организованных в общину. В Галле, где в октябре 2019 года в праздник Йом-Кипур произошло нападение праворадикалов на посетителей синагоги, община также сравнительно малочисленна.
4. Как люди воспринимают национальную нетерпимость? Какие формы может принимать дискриминация?
Наши респонденты рассказывают, что существует некоторый общий, коллективный опыт дискриминации, которая не обязательно коснулась каждого. В нем выделяется несколько уровней нетерпимости, которые могут переплетаться и наслаиваться друг на друга. Первый уровень мы называем «подчеркнуто особым отношением». В этом случае евреи рассматриваются как некие особые, словно «неестественные» представители общества. Пример тому — словосочетание «еврейские сограждане», которое часто используется в публичных заявлениях. Как сказал один из респондентов, приставка «со» сама по себе отличает их от просто «граждан». Другой пример — филосемитизм, то есть подчеркнутое уважение именно к национальной идентичности, не дающее людям быть просто людьми. Бывает так, что человеку приходится думать о том, когда и как рассказывать друзьям и коллегам о своей еврейской национальности, потому что он заранее готовится к какой-то преувеличенно положительной или отрицательной реакции. Второй уровень антисемитских проявлений — это открытая агрессия: вербальная («шутки» или прямые оскорбления) и невербальная (угрозы и физическое насилие). При этом агрессоры пользуются как традиционными, так и современными юдофобскими и антисемитскими нарративами, а встретиться с ними можно где угодно: на работе, дома, на улице или в нееврейских школах. Наконец, еврейские сообщества вынуждены принимать в расчет возможность террористических атак наподобие той, что произошла в Галле в октябре 2019 года. Помимо этого не стоит забывать, что евреев ассоциируют с Израилем, поэтому позиция большинства по израильскому вопросу может привести к подчеркнуто особому отношению или к неприязни, агрессии, а иногда и к насилию.
Еще одна крайне сложная тема — это боязнь подъема антисемитских настроений, связанная с приемом беженцев из стран Ближнего Востока и Северной Африки. С одной стороны, следует отметить, что антисемитизм распространен среди немецких мусульман и беженцев так же, как и в других группах населения. С другой, общественная дискуссия может принять неверный оборот, если целую группу людей без разбора записать в «мусульмане», а на тех из них, кто является полноправными гражданами Германии, снова навесить ярлык «другие». Наши респонденты понимают, что необходимо проводить четкие различия, чтобы не помогать в распространении антиисламского дискурса. Это видно по тому, что они стремятся отдельно говорить о проблеме антисемитизма в мусульманских сообществах и отдельно — в исламистских организациях, так, чтобы избежать огульной стигматизации. На семинарах также поднимался вопрос о том, почему некоторые из тех, кто столкнулся с антисемитизмом мусульманской молодежи (точнее, молодежи, которая предположительно исповедует ислам), например пожилые русскоговорящие евреи, переживают его особенно тяжело. Респонденты объясняют это тем, что этот вариант ксенофобии настолько радикален и агрессивен, что воспринимается как нечто значительно более угрожающее, чем, например, антисемитская поэзия Гюнтера Грасса об Израиле. Но и они повторяют, что не стоит транслировать этот опыт на всю социальную группу целиком.
5. C 1990 по 2010 годы в Германию из бывшего СССР переселились почти 220 тысяч евреев с семьями — так называемые «контингентные беженцы». Как они оценивают существующий сегодня в Германии антисемитизм с тем, с которыми сталкивались в советские годы?
Наши респонденты особенно чувствительны к так называемой институциональной дискриминации — именно в этой форме антисемитизм существовал в Советском Союзе (например, были негласные национальные квоты). С подчеркнуто особым отношением и вербальной агрессией они научились справляться, а вот вопрос о притеснениях со стороны государства стоит для них особенно остро. Именно поэтому общение внутри сообществ так важно: оно позволяет идентифицировать структурный антисемитизм, то есть случаи, когда сотрудник государственного ведомства пусть и не допускает никаких вербальных юдофобских высказываний, но совершает действия, по сути антисемитские или, как минимум, отрицательно влияющие конкретно на евреев.
И здесь важно напомнить о причинах бедности среди пожилых еврейских переселенцев, попавших в жернова немецкой антиинтеграционной мельницы. В частности, первое поколение переселенцев было вынуждено работать на низкоквалифицированных позициях из-за отказа властей признавать их дипломы. Статус контингентного беженца также ограничивал возможности их политического участия. Кроме того, в отличие от так называемых «поздних переселенцев», переехавших в Германию в то же самое время, трудовой стаж контингентных беженцев в СССР не учитывался при расчете пенсии, что в итоге усугубило их бедность. В этой связи мне хотелось бы сказать о том, что инициатива «Цедек» давно лежит в Бундестаге без всякого движения.
6. Как люди реагируют на проявления антисемитизма на индивидуальном и коллективном уровне?
Один из респондентов сказал, что, по общему ощущению, члены еврейского сообщества реагируют на антисемитизм, скорее, от обороны. Между тем умение вовремя прервать коммуникацию или промолчать, не провоцируя конфликт, хоть и кажется защитной реакцией, может говорить об осознанности в решениях и поступках. Ведь перед этим человек анализирует ситуацию, то есть оценивает, каковы намерения другой стороны, имеет ли вообще смысл вступать в спор или это будет напрасной тратой сил и готов ли он сам вести такие дискуссии. В тех случаях, когда окружающие не солидаризируются или не вмешиваются в ситуацию, жертве агрессии остается лишь надеяться на эмоциональную поддержку семьи или общины.
Помимо них существуют разнообразные объединения и площадки, где можно в неформальной обстановке рассказать о пережитом, тем самым преобразуя персональный опыт в коллективный. Этот этап мы рассматриваем как подготовку к выходу из еврейских сообществ в публичную сферу, то есть к началу политической борьбы с антисемитизмом. Молодежные сетевые объединения такого рода очень многообразны, внутри них можно обсудить самые разные формы дискриминации: от расизма и антисемитизма до транс- и гомофобии. Так рождается неформальная солидарность.
Наконец, благодаря молодому поколению евреев в последние 5–10 лет созданы Федеральная ассоциация отделов регистрации и обзора информации по антисемитизму, а также Центр компетенций при Центральном благотворительном еврейском союзе. Эти ассоциации ведут просветительскую работу и налаживают контакты не только внутри сообщества, но и вне его, а также занимаются исследованиями и распространением информации.
7. Как немцы, не являющиеся евреями, относятся к дидактичности борьбы с антисемитизмом? Мы же иногда слышим от некоторых людей, что они «устали от всей этой драматизации Холокоста».
Наши респонденты указывают на очевидный факт: освещение темы Холокоста и освещение темы современного антисемитизма — совершенно разные аспекты, хотя и там, и там нужны изменения.
Когнитивно-ориентированная школьная дидактика пытается передать знания о национал-социализме и Холокосте без привязки к личности ученика и истории его семьи. Как говорят мне мои студенты, из-за такого подхода иногда возникает чувство, что сказано достаточно, и пропадает желание заниматься этой темой дальше. Если же уйти с этой протоптанной дорожки как в содержательном, так и в дидактическом смысле, то есть попробовать работать с эмоциями, сформировать персональное восприятие истории Холокоста или критично (в том числе — самокритично) разбирать тему современного антисемитизма во всей ее полноте, то это вызовет куда больший интерес. При этом, как выразилась одна из участниц исследования, важно «не представлять евреев жертвами еще одной агрессии», что происходит при концентрации исключительно на Холокосте и антисемитизме, а рассказывать о еврейской культуре самой по себе, ее прошлом и настоящем. Наконец, нельзя забывать, что просветительская работа ведется в гетерогенном многонациональном обществе, где существуют самые разные мемориальные даты и исторические нарративы о Холокосте. Например, 9 ноября — это День памяти жертв погромов, а 9 мая — День Победы в Великой Отечественной войне.
Текст: Катрин Реймер-Гординская
18.12.2020
Две трети из почти трех миллионов советских остарбайтеров были женщинами. Генеральный уполномоченный по привлечению рабочей силы Фриц Заукель, с марта 1942 года отвечавший прежде всего за сбор и депортацию всех подневольных работников для рейха, однажды сказал: «Я буду использовать этих русских женщин сотнями и тысячами, они будут работать на нас, они выдерживают десятичасовой рабочий день и делают любую мужскую работу»