Резкая эскалация вооруженного конфликта на Ближнем Востоке, которая последовала за террористической атакой ХАМАС на Израиль 7 октября 2023 года, повлияла и на немецкую политику. В ответ на резню, устроенную боевиками, захват ими сотен заложников и ракетные атаки израильские власти начали военную операцию в Секторе Газа. Война уже сейчас привела к гибели тысяч его жителей, в том числе мирных. В Германии с 7 октября идут массовые демонстрации и звучат острые заявления в поддержку каждой из сторон конфликта — и впервые в современной немецкой истории так громко выступают критики Израиля, самое умеренное обвинение которых состоит в непропорциональном применении силы. В ответ на это зазвучали предостережения о растущем антисемитизме — в стране, которая совершенно закономерно выстроила свою культуру памяти вокруг темы национал-социализма. Дискуссии о войне в Газе нередко переходят в прямые взаимные обвинения в адрес политиков и публичных интеллектуалов.
Громким эхом именно этих дискуссий стала, например, история с вручением премии имени Ханны Арендт журналисту Маше Гессен. После публикации эссе Гессен, в котором Сектор Газа сравнивается с еврейскими гетто в Европе, Фонд имени Генриха Белля и город Бремен, финансирующие премию, отказались вручать 10 тысяч евро Гессен. Позже решение было скорректировано, но вручение прошло в закрытом режиме под охраной полиции.
Немецкая исследовательница Алейда Ассманн, изучающая культуру памяти в Германии и в других странах, в своей статье для Geschichte der Gegenwart предостерегает от упрощенной трактовки понятия «антисемитизм», которая позволяет использовать его как ярлык против политических противников и неугодных групп, одновременно снимая с себя ответственность.
Юваль Ной Харари в интервью изданию Zeit Online высказал пожелание, на которое я хотела бы ответить своей статьей. Под конец его спросили о надеждах. Он ответил: «Невозможно сейчас говорить об этом, потому что израильтяне и палестинцы погружены в свою боль и не в силах принять боль и чувства других. Но именно этого я жду от остального мира, в частности от людей в Германии. Не поддавайтесь интеллектуальной и эмоциональной лени, всякий раз замечая только одну сторону этой ужасающей реальности! Сохраните пространство для будущей мирной жизни, так как сейчас нам не под силу открыть его».
Насколько сейчас, после событий 7 октября, растеряно немецкое общество в отношении понятия «антисемитизм», продемонстрировало интервью Хуберта Айвангера баварской радиостанции BR 27 октября. Журналистка — возможно, несколько наивно — спросила его, что он думает об антисемитизме в нашей стране. Ответ был недвусмысленным. По его словам, с ним-то эта проблема, конечно же, никоим образом не соотносится, зато связана с теми людьми, которые иммигрировали в нашу страну. Он запустил в ход новую формулу «импортированного антисемитизма» и направил все свое возмущение на бесконтрольную иммиграцию и ту опасность, которая якобы исходит от мигрантов в Германии. В его ответе прозвучал резкий выпад против миграционной политики нынешней «светофорной» коалиции, на которую он возложил всю ответственность за эту проблему.
Для такого типа аргументации социолог Райнер Марио Лепсиус ввел термин «экстернализация». С ее помощью можно избавиться от тяжкого бремени, просто переложив его на чужие плечи. Этот рецепт отлично сработал и в этом случае, поскольку, судя по всему, Айвангер получил голоса избирателей не вопреки, а скорее благодаря той самой листовке, которую в молодости ему довелось распространять. Избирателям, очевидно, пришлось по вкусу, что Айвангер не стал каяться и дистанцироваться от своих давних отвратительных антисемитских высказываний, а наоборот, немедленно перешел в атаку, заговорив о ведущейся против него «грязной клеветнической кампании». В глазах избирателей Айвангер гордо сопротивляется унизительным идеологическим проверкам и требованиям показного послушания. Его решительность явно импонирует многим избирателям, которые не поддерживают немецкую культуру памяти и видят в ней моральную принудиловку. Выходит, антисемитизм помогает побеждать на выборах в Германии! Было бы наивно полагать, что немецкая культура памяти по сути своей устойчива и всепроникающа даже в условиях трансформации общества.
Какие объяснения такой позиции можно найти? Это совсем не сложно. Многие в этой стране продолжают жить во времена Аденауэра, Штрауса и Коля с их политикой «итоговой черты». Главное правило той эпохи — национал-социализм принадлежит истории, для нас это все в прошлом, ни слова больше, незачем вновь и вновь извлекать эту историю на свет божий, пора уже наконец все забыть!
Все, кто думает подобным образом, а таких явно немало, не совершили вместе со всей страной тот поворот, который случился в Германии в 1990-е. Я называю это поворотом от итоговой черты к линии разделения. Ведь если забвение не требует никаких перемен, то благодаря разделительной линии можно начать делать нечто противоположное: заняться активным вспоминанием времен национал-социализма, поиском нового взгляда на вещи, проработкой прошлого и отстраиванием от него.
9 ноября 2023 года, выступая в берлинской синагоге Бет-Цион, Олаф Шольц сказал:
«Антисемитизм в любой форме отравляет общество. И мы не должны разбирать, стоят ли за ним политические или религиозные мотивы, идет ли он с левого фланга или с правого, притворяется ли он искусством или научным дискурсом, взращивался он столетиями здесь или пришел к нам извне».
Но пример Айвангера показывает, как один антисемитизм может затмить другой. Именно поэтому нам необходимо как можно скорее отделить одно от другого и третьего, разобравшись в разных видах антисемитизма и в истории каждого из них. Я предлагаю различать три антисемитских дискурса: наш собственный доморощенный праворадикальный антисемитизм, исламский антисемитизм и левый антисемитизм.
Доморощенный праворадикальный антисемитизм
… укоренен в западном христианстве и имеет двухтысячелетнюю историю. Основная константа — это первоначально христиански мотивированная юдофобия, которая продолжила жить в секуляризованной форме в виде националистической идеологии «крови и почвы» и расистских теорий заговора. Представление, согласно которому евреи в целом должны рассматриваться как корень всех зол и что от них исходит особая угроза этногенетической «субстанции» других народов, обрело новую жизнь в ненавистнических постах, гуляющих в правоэкстремистских кругах; оно воспроизводится в дискурсе так называемых рейхсбюргеров и звучит на рок-концертах. В Германии не только появляется все больше антисемитских символов и граффити — прямое насилие против евреев тоже заметно выросло.
Несмотря на то, что ненависть к евреям охватывала и другие европейские народы, среди представителей которых находились помощники, иногда соучастники массовых преследований и убийств евреев, нет сомнений и в том, что происхождение Холокоста — немецкое. По окончании войны это чудовищное преступление против человечности со всем грузом исторической ответственности за него только постепенно стало осознаваться во всей своей полноте. Лишь начиная с 1990-х годов в Германии появилась новая форма культуры памяти. Содержательно она реализуется в трех измерениях:
- Добровольное обязательство распространять знание об исторической вине и ответственности за это «крушение цивилизации» (термин, предложенный историком Даном Динером).
- Сопереживание евреям, пострадавшим в любой точке мира.
- Признание, что национальные интересы Германии состоят в том, чтобы выступать на всех уровнях, включая политический, за безопасность евреев в Израиле.
Антисемитизм крайне правых обычно проявляется в форме отрицания или преуменьшения масштабов Холокоста. Примером может служить судебный процесс между Дэвидом Ирвингом и Деборой Липштадт, проходивший в Лондоне в 2000 году. Не в последнюю очередь ради того, чтобы противодействовать таким отрицателям Холокоста, в январе 2000 года в Стокгольме был основан Международный альянс в память о Холокосте (IHRA), в котором Германии отведена особая роль. Архитектор альянса — израильский историк, один из основателей «Яд Вашема» Иехуда Бауэр. Цель альянса и принятое его участниками обязательство — нести память о Холокосте под слоганом «Никогда больше» в новый век и новое тысячелетие, чтобы эта память сохранялась для следующих поколений в памятниках, музеях и образовательных учреждениях. Германия с ее огромной и неизбывной виной находится в центре этой организации, что, естественно, накладывает и политические обязательства активно поддерживать существование и безопасность Израиля.
Такие прочно устоявшиеся институциональные структуры позволяют говорить о том, что сегодня целый ряд государств, и в особенности Германия, живут в мире «пост-Холокоста». «Пост-» в данном случае означает не просто «после», но и «в тени, то есть под влиянием событий». Для немцев Холокост стал определяющим историческим событием, которое в одной только истории не остается, продолжая определять немецкую идентичность. Этим ключевым событием определяется не только прошлое страны, но и самосознание ее жителей и жительниц, и их будущее. Ключевое событие — это больше, чем нарратив. Нарратив — это интерпретация, которую всегда можно оспорить и заменить. Историческое событие, однако же, легло в основу национальной идентичности. Как евреи и еврейки в результате катастрофы Шоа вынуждены были по-новому осознать себя в этом качестве, так же немцы и немки вынуждены были пересоздавать себя в результате Холокоста. Признание этого неотъемлемого свойства национальной идентичности так же обязательно для немецких политиков, как и для мигрантов, ищущих и нашедших новую родину в этой стране.
Исламский антисемитизм
Ненависть к евреям никогда не играла особой роли в истории ислама. Еврейское меньшинство так же, как и мусульманское, было изгнано из Испании, и они довольно долго мирно сосуществовали в своих диаспорах. Ситуация изменилась после создания государства Израиль на Ближнем Востоке. И теперь новая форма юдофобии обнаруживает себя на демонстрациях мусульман. Исторически у нее нет ничего общего с антисемитизмом европейских христиан. Поэтому мы должны яснее проводить различия между ненавистью к евреям с одной стороны и политической реакцией на основание государства Израиль со стороны его соседей. Мусульмане за свою долгую историю не знали подобной ненависти к евреям и не несут ответственности за Холокост. Совсем напротив: единственная страна в Европе, где во время Второй мировой войны не был убит или выдан убийцам ни один еврей, — это Албания. Прочесть об этом можно на сайте «Яд Вашем». В чем было отличие? Албания была страной с мусульманским правительством. Мы, немцы, не имеем права проецировать наш собственный антисемитизм на палестинцев. Наоборот, на нас лежит ответственность признать особенности их истории и ситуации вне зависимости от наших обстоятельств. Free Palestine from German guilt («Освободите Палестину от немецкого чувства вины») — этот слоган нужно понимать очень буквально: вместо того, чтобы перемешивать и сравнивать совсем разные истории, как это делает Клаудиус Зайдль в статье, опубликованной в газете FAZ 25 октября 2023 года, — нужно, наоборот, особенно четко их различать.
Один еврейский коллега объяснял, что нам, немцам, стоило бы проводить более четкое различение двух миров: «пост-Холокоста» и «пост-Накбы», в котором центры тяжести совсем другие. В 1945 году освобождение концентрационных лагерей положило конец Холокосту, а спустя три года, в 1948 году, в ходе войны за независимость Израиля от британского мандата было основано государство Израиль. Это событие стало прямым следствием Холокоста, потому что совершенно очевидно стало, что евреям жизненно необходимо безопасное пристанище в виде собственного государства. Возникновение государства Израиль в 1948 году среди прочих последствий имело одно, которое до сих пор остается источником проблем, а именно — бегство и изгнание 700 тысяч палестинцев, которые к тому времени столетиями жили в регионе. Они вынуждены были в спешном порядке покинуть свои дома и с тех пор хранят ключи от этих домов как символы исторического события, ставшего для них буквально ключевым, переходящим из поколения в поколение.
Шоа — еврейское слово, которое означает «катастрофа». Накба — это арабское слово, которое означает «катастрофа». Одно описывает травму истребления евреев и уничтожения еврейской жизни, где 1945-й стал годом, когда история страданий еврейского народа подошла к концу. Другое тоже описывает травму от потери самих основ, на которых держалась палестинская жизнь в регионе, где 1948-й служит началом палестинской истории страданий. Оба понятия и оба события тесно связаны исторически, но, указывая на противоположные по смыслу ключевые моменты, они подвержены сильной тенденции исключать друг друга.
Исламский антисемитизм направлен не против евреев как таковых, а против государства Израиль как причины страданий, которые обрушились на три поколения подряд. И здесь звучит целый спектр голосов, от умеренных, готовых договариваться о новых правилах для мирного сосуществования в одном или в двух государствах на основе status quo, — до радикальных, отрицающих само право Израиля на существование. И так же как правые экстремисты (включая Айвангера) отрицают Холокост или клевещут по его поводу, так же эти радикальные мусульмане «отрицают» государство Израиль и борются с ним, призывая к его уничтожению.
Этот антисемитизм, направленный против Израиля, устремлен к геноциду. Он заряжен религиозным фундаментализмом, который исходит из Ирана и оказывает сильнейшее давление на глобальные политические отношения. Ситуация еще более обострилась с тех пор, как государство Израиль выбрало этно-националистический и религиозно-фундаменталистский курс. Важная задача будет состоять в том, чтобы вывести политику из этой спирали фундаменталистского религиозного насилия и сделать так, чтобы с обеих сторон слово взяли более умеренные голоса и партнеры по переговорам нашли друг друга. Пока всех палестинцев огульно обвиняют в антисемитизме, лепят из них единый образ врага, как это все чаще происходит в СМИ, и делают этот образ неотличимым от нашего собственного антисемитизма — ни малейшей возможности для деэскалации не будет.
Левый антисемитизм
... отличается от исламского антисемитизма своей нерелигиозной и политической направленностью. Создание национального государства Израиль на Ближнем Востоке, с точки зрения левых, противоречит политической идеологии космополитизма, которая в принципе отвергает любую национальную связь как реакционную, как трайбализм, заслуживающий всяческого противодействия. Например, для ГДР Израиль был не безопасным прибежищем для евреев, которые спаслись от Холокоста, а оккупационным государством, которое угнетало палестинцев. Радикальная террористическая организация RAF в 1970-х годах тесно сотрудничала с ГДР и с радикальными группами на Ближнем Востоке. В тренировочных лагерях ООП (Организации освобождения Палестины под руководством Ясира Арафата) бойцы RAF проходили обучение. От этого воинствующего антисемитизма дистанцируется гуманистически мотивированная левая критика государства Израиль, осуждающая ненависть и насилие и выступающая за солидарность поверх границ между всеми участниками войны. Она ориентирована на мир и крайне необходима для преодоления сложившегося политического тупика. Упрекать эту группу в антисемитизме означает заведомо похоронить любую конструктивную дискуссию о будущем.
В мире «пост-Холокоста», как и в мире «пост-Накбы», по обе стороны звучат умеренные и радикальные голоса. Одни выступают за возможность мирного сосуществования и за поиски общего совместного будущего, другие отрицают любые формы общей жизни и настроены на борьбу до конца. Для экстремистов в обоих лагерях есть только Армагеддон, окончательное «да» или «нет». На обоих краях противоположная точка зрения тотально игнорируется, никакая дифференциация не допускается.
И до тех пор пока надо всеми висит размытое обвинение в антисемитизме, не остается возможности сделать историю палестинцев частью общей картины и навести мосты между миром «пост-Холокоста» и миром «пост-Накбы». Критика политики Нетаниягу не может и не должна включать отрицание права государства Израиль на существование: здесь проходит красная линия, которую нельзя переступать. Лояльность государству Израиль не может и не должна заходить так далеко, что немцы из-за лежащей на них исторической вины обязаны закрывать глаза на цену, в которую обходится насильственная экспансионистская политика, как ее ни назови. Ведь речь идет не о словах и не о терминологии, а о продолжающейся нормализации ежедневного насилия, которая на наших глазах привела к войне.
Переплетение миров
Большинство немцев уже выучило слова «Холокост» и «Шоа», но слово «Накба» большинству не говорит ни о чем. Оно не присутствует в нашем словаре и почти не появляется в СМИ. Не звучит оно и в школах. Между тем среди учеников могут быть дети как из Израиля, так и из Палестины с разным ключевым опытом. Если в школе идет речь об освобождении концентрационных лагерей в 1945 году, то, как пишет немецко-палестинский стендапер Абдул Хадер Ханин, «в классе сидят три или четыре ученика-палестинца и думают: “Ты что, издеваешься надо мной? Давай, рассказывай дальше”». А если эту историю дальше не рассказывают, то у мусульман возникает чувство «бессилия и поражения».
Там, где речь идет о пережитой несправедливости и о продолжающейся истории страданий, это само по себе не растворяется в воздухе. Узнать историю такой, как ее видят обе стороны, и из их перспективы посмотреть на свою собственную — вот что помогло бы разрядить ситуацию. Немецкая культура памяти, наши знания, наша ответственность должны расширяться и вместе с памятью о Холокосте включать в себя опыт тех, кто продолжает опосредованно страдать от последствий Холокоста. Процитируем Ханина еще раз:
«Но если ты продолжишь — это все меняет, знаю это по себе. Когда впервые кто-то сказал: “Абдул, я признаю твою боль, я признаю боль твоей семьи, признаю твое изгнание”, — мне это дало возможность смягчиться настолько, чтобы принять немецкий взгляд на вещи».
Более четкая дифференциация понятия «антисемитизм» важна, потому что она может противодействовать распространенной политизации этого понятия. Чем более нагружен и запутан термин, тем токсичнее он становится. Негативная аура этого размытого понятия распространяет вокруг него эмоции и угрозу. А цели всегда одни и те же — сохранить власть путем эскалации насилия. Однако именно сейчас должно стать окончательно ясно, что в долгосрочном плане это совершенно неправильный путь.
