Чехов — фонограф, который «передает мне мой голос, мои слова». «В Чехове Россия полюбила себя». «Все — плагиат из Чехова». Первое из этих высказываний принадлежит знаменитому поэту-символисту, второе — не менее известному ехидному и парадоксальному критику, третье — никому не известному репортеру провинциальной газеты начала XX века. При всем различии воспитания, образования, политических убеждений и жизненных устремлений великое множество людей воспринимало автора «Чайки» как «своего», «одного из нас». Исследователи чеховской репутации подмечают парадоксальную вещь: он — единственный русский классик, который добился всеобщего признания вопреки мнению профессиональной критики, которая его явно недооценивала, исключительно благодаря любви интеллигентного читателя. Уже перед Первой мировой войной сформировался чеховский культ, непохожий, впрочем, на большинство массовых культов: обожание вызывали такие качества писателя, как сдержанность, отсутствие высокомерия, ровность в отношениях с людьми, внутренняя цельность и, разумеется, забота о ближнем — поездка на каторжный Сахалин, земская и врачебная деятельность в Мелихово, помощь туберкулезным больным в Ялте.
Однако к этой «иконе» Чехов не сводится: он менялся в течение жизни, как менялись и его произведения.
DEUTSCHE VERSION
Большинство русских писателей до Чехова были дворянами, которые приобретали высокую культуру — знание литературы и театра, владение иностранными языками — в детстве без больших усилий. В отличие от них, предки Чехова были крепостными крестьянами, а отец — лавочником.
С детства Антону приходилось с утра до вечера дежурить в отцовском магазине с вывеской «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары», а потом еще участвовать в спевках церковного хора: отец был настоящим фанатом церковного пения, и все его дети должны были разделять это увлечение. Впоследствии Чехов вспоминал: «…когда, бывало, я и мои два брата среди церкви пели трио „Да исправится“ или же „Архангельский глас“, на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками». Однако при всем своем деспотизме Павел Егорович желал добра своим детям и, в отличие от большинства таганрогских купцов, сумел дать им образование.
Антоша Чехонте
С началом творчества Чехова связан такой парадокс: до 1886 года он написал около двух третей своего будущего собрания сочинений. Но при этом в русской литературе того времени не существовало писателя по имени «Антон Чехов». Имелись «Человек без селезенки», «Брат моего брата», «Рувер», «Гайка № 6», «Гайка № 9», «Крапива», «Макар Балдастов», «Врач без пациентов» и т. д. и т. п. — всего около 50 псевдонимов, самым известным из которых был «Антоша Чехонте».
Сейчас более-менее широкой известностью пользуется десяток рассказов этого автора, но всего он написал их более пятисот. При этом Чехов еще успевал учиться на самом сложном и трудоемком из факультетов университета — медицинском. А еще он писал судебные репортажи и очерки по заказам редакций, рецензировал театральные спектакли и вел юмористическую хронику «Осколки московской жизни». В то время ни один человек не знал, что у этого несерьезного журналиста лежит в ящике стола огромная пятиактная пьеса, которая, по замыслу автора, должна была перевернуть современный театр. В XX веке эта драма под разными названиями («Безотцовщина», «Платонов», «Пьеса без названия») будет идти на сценах всего мира, а исследователи с изумлением будут открывать в ней действительно новаторские черты, предвещающие «Чайку» и «Вишневый сад».
«Степь»: Второй дебют
В середине 1880-х годов Чехов постепенно отходит от бульварной прессы и начинает сотрудничать с серьезными газетами и журналами. Чеховские рассказы начинают регулярно появляться в крупнейшей русской газете — «Новое время». В марте 1888 году Чехов печатает повесть «Степь». Несмотря на то, что им было написано уже шесть томов рассказов, он называл ее своим «дебютом». Эта повесть давно стала классикой и сейчас воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Но современников она удивила простотой рассказанной истории и, как тогда казалось, отсутствием всякого сюжета.
История поездки девятилетнего мальчика Егорушки из одного провинциального города в другой в литературе предшествующего времени просто не смогла бы стать основой для большого произведения. Кроме того, как казалось современникам, в повести непропорционально большое место занимали описания природы. Писатель Дмитрий Григорович, приветствовавший талант Чехова, писал ему: «Прочел вашу «Степь» и скажу только одно: рама велика для картины, величина холста непропорциональна сюжету».
Но для Чехова описания степи были не рамой, а главным содержанием повести. До сих пор «Степь» считается самым светлым произведением писателя, которое с очевидностью говорит о том, что идеал для Чехова заключался именно в природе, живущей по своим законам красоты, гармонии и, главное, свободы. Именно в свободе от условностей сюжета, привычных характеристик персонажей, принятых форм ведения диалога и заключается новаторство Чехова-прозаика, которое впоследствии перешло в его пьесы.
Остров Сахалин
Конец 1880-х — начало 1890-х годов — время расцвета таланта Чехова: его воспринимали уже не как молодой талант, а как сложившегося мастера. Один за другим выходили сборники рассказов, и за один из них — «В сумерках» — Чехов получил престижную Пушкинскую премию. С успехом прошла пьеса Чехова «Иванов» — сперва на сцене частного московского театра, а потом в Императорском Александринском театре в Петербурге.
В разгар этих беллетристических и театральных успехов Чехов уехал на остров Сахалин, превращенный правительством в место каторги и ссылки. Даже родным и близким это решение показалось внезапным. Но Чехов уже давно считал, что в его жизни образовался некий застой и что надо «подсыпать под себя пороху». Кроме того, Чехов чувствовал, что ему как писателю не хватает новых тем и знания русской жизни. Поездку на Сахалин он рассматривал как непрерывный полугодовой труд — физический и умственный. Так и получилось.
Чехов проделал путь через всю Сибирь, в том числе 4000 верст на лошадях во время весенней распутицы. А на Сахалине он за три месяца провел перепись всего населения острова. Итогом поездки стала самая большая книга Чехова — «Остров Сахалин» (1895). Это не художественное произведение, а книга-документ, тот жанр, который в XX веке получил название «свидетельство». Изложение того, что Чехов увидел на Сахалине, создавало эмоциональное впечатление, не достижимое никаким искусством, никакой беллетристикой. Поэтому у этой книги был только один принцип построения — исчерпать весь сахалинский опыт до конца, изобразить все, что он там увидел, от начальства каторги до самых страшных тюрем.
Жизнь среди народа
Вскоре после возвращения с Сахалина Чехов купил небольшое поместье в Мелихово, расположенное в 70 верстах от Москвы. Там в одноэтажном деревянном доме семья Чеховых прожила шесть лет. Почти с самого начала деревенской жизни Чехов вернулся к врачебной практике. Это было связано с эпидемией холеры, которая надвигалась на центральные губернии. В качестве санитарного участкового врача Чехов обслуживал участок в 26 деревень общей площадью около 250 квадратных километров. Кроме того, он занимался помощью крестьянам во время голода.
Медицина сделала круг его общения практически безграничным: за два года в мелиховском участке было принято более 1500 больных. Кроме того, Чехов участвовал во всех земских делах — постройках школ, больниц, библиотек, дорог, мостов, почтовых отделений и т. д.
Жизнь среди народа лишила Чехова широко распространенных в то время народнических иллюзий об особом пути России или особом характере народной души и народной веры. Повесть «Мужики» (1897) построена на изображении полного обнищания и деградации, беспросветности деревенской жизни. Впоследствии Чехов продолжал писать на крестьянскую тему, показав пропасть между интеллигенцией и народом («Новая дача», 1899) и расслоение деревни («В овраге», 1900). Осознавая весь ужас крестьянской жизни, Чехов, тем не менее, никогда не был сторонником революции. Его надежды были связаны с техническим прогрессом, постепенными политическими реформами и просветительством.
Ялта
В 1898 году тяжело больной Чехов был вынужден переехать в Ялту. Этот город он не любил, рвался в Москву, за границу, к насыщенной, культурной жизни. Но болезнь заставляла оставаться вдали и от друзей, и от любимой женщины — актрисы Ольги Книппер, и от Московского Художественного театра, который сумел возродить провалившуюся в Петербурге пьесу «Чайка» и раскрыть те потенциальные возможности чеховской драматургии, которые покорили впоследствии весь мир.
В ялтинские годы Чехов работал мало: из-за болезни ему удавалось писать в день не больше нескольких строчек. Мешали и посетители, которые непрерывным потоком шли к знаменитому писателю, чтобы получить совет, поделиться впечатлениями от его книг или просто потешить свое самолюбие. Тем не менее почти все, что было написано в Ялте, относится к шедеврам русской и мировой литературы. Это такие рассказы, как «Ионыч», «Душечка», «Архиерей», «Невеста», и пьесы — «Три сестры» и «Вишневый сад». Непосредственно с Ялтой был связан только один рассказ — знаменитая «Дама с собачкой». Финал этой простой истории звучит сдержанно-оптимистично: героям кажется, что в их жизни «все самое сложное и трудное только еще начинается». Жизнь самого Чехова вскоре оборвалась в возрасте 44 лет на немецком курорте Баденвейлер, но слава его действительно еще только начиналась.
Уже в 1920-е годы пьесы Чехова стали ставить театры по всему миру; каждая постановка оказывалась попыткой создания шедевра со стороны как режиссера, так и актеров. Трудно назвать хотя бы одного великого режиссера, который никогда не обращался к чеховской драматургии. Театр открыл необыкновенную гибкость чеховских пьес, которые могут быть прочитаны и поставлены прямо противоположным образом, «приспособлены» под ту или иную личную ситуацию или историческую эпоху. Постепенно завоевывал признание и Чехов-прозаик, его поздние рассказы стали включать в хрестоматии как шедевры малой прозы. Сейчас Чехов — признанный классик, писатель, у которого люди самых разных культур находят что-то свое.